Второе дыхание - Крон Александр Александрович (книги .txt) 📗

Крон Александр

Второе дыхание

Александр Александрович Крон

Второе дыхание

Комедия

в четырех действиях

Книга известного советского писателя Александра Крона состоит из двух частей. В первой части представлены пьесы: "Винтовка № 492116", "Трус", "Глубокая разведка", "Офицер флота", "Кандидат партии", "Второе дыхание". Во вторую часть вошли статьи Крона, посвященные театру.

От автора

Эти пьесы написаны давно. Первая - полвека назад, последняя датирована 1956 годом.

С тех пор я больше не писал пьес и уже многие годы пишу только прозу.

Для литератора, вдохнувшего запах театральных кулис еще в школьные годы, переход от драматургии к прозе связан с существенной перестройкой.

Глаз писателя в некоторых отношениях подобен фотообъективу. Для различной натуры существуют разные типы объективов, более того, - одна и та же натура, снятая различными объективами, дает несхожие изображения. Когда прозаик берется за драматургию или, что реже, драматург за прозу, происходит как бы смена объектива.

Когда меня спрашивают, как могло случиться, что драматург, четверть века активно и небезуспешно участвовавший в театральной жизни, так надолго, если не навсегда, от нее отошел, у меня на этот вопрос нет однозначного ответа. Меньше всего мне хочется ссылаться на трудности и огорчения, каких было немало. Еще меньше - возлагать вину на кого-либо или на что-либо от меня независящее.

Одна из причин - хотя и не главная: драматическая форма стала для меня тесна. В послевоенные десятилетия обозначился любопытный процесс: кинофильмы стали длиннее, а спектакли короче. Стало уже нормой, что спектакли идут с одним антрактом или даже совсем без антракта. Появилось множество пьес, рассчитанных на минимальное число участников. Драматурги, писавшие раньше симфонии, стали писать дуэты и трио.

Большинство моих пьес - в четырех актах. В них много эпизодических ролей. Пьесы, несомненно, грешат многословием, тем не менее сокращать их трудно. От некоторой громоздкости мне, вероятно, уже не избавиться. Не случайно, став прозаиком, я обратился к романной форме, а не к новелле.

Но есть еще одна причина, пожалуй, даже более существенная. Отдавши драматургии четверть века, я обнаружил, что у меня нет близкого мне театрального коллектива, нет театра-единомышленника, где режиссура была бы заинтересована не в случайных контактах, а во мне как в равноправном участнике общего дела. Я достиг к тому времени возраста, когда уже становится утомительным ощущать себя вечным дебютантом и лишний раз убеждаться, что твоя пьеса лишь повод для спектакля.

У моего покойного друга, драматурга и театрального критика Леонида Антоновича Малюгина, есть книга с программным названием - "Театр начинается с литературы". Я полностью разделяю его убеждение. Вопреки мнению многих театральных деятелей, я не считаю пьесу полуфабрикатом. В отличие от пищевых полуфабрикатов, несъедобных без дополнительной обработки, пьеса самостоятельное произведение, предназначенное для театра, но существующее и вне театральных подмостков. Не называем же мы полуфабрикатами сонаты и симфонии, хотя чтение нот - умение сравнительно редкое, требующее специального образования. Читать пьесы значительно легче, и за последние десятилетия заметно возросло число людей, не только любящих, но и умеющих читать драматургию, выработавших на основе своего культурного опыта своеобразную стереоскопичность видения, позволяющую им разыгрывать спектакли наедине с автором. Об этом говорят возросшие тиражи пьес и киносценариев. Многие прозаики охотно включают в свои сборники наряду с повестями и рассказами киноповести и радиопьесы; все чаще печатаются пьесы в журналах, вышли из печати и разошлись несколько многотомных антологий. Рассчитаны все эти издания в основном на читающую публику, театры по традиции предпочитают машинописные экземпляры или стеклографические оттиски.

Почти одновременно с этой книгой в издательстве "Художественная литература" выходит в свет двухтомное собрание моих сочинений. Только проза - романы и очерки. Но мой отчет перед читателями за полвека работы в литературе был бы неполон без избранных пьес и статей о театре. Они составляют как бы дополнительный, третий том. Я включил в него только те пьесы, которые, с моей точки зрения, имеют право на жизнь. Не исключена возможность, что театры еще вернутся к ним, но в основном книга адресована читателям, а вошедшие в нее немногие статьи делают излишним особое предисловие к пьесам и помогут читателям ближе познакомиться с автором.

Действующие лица

БАКЛАНОВ СЕРГЕЙ РОМАНОВИЧ, гвардии капитан третьего ранга, командир отдельного дивизиона тральщиков.

ВОЛЧОК МАКСИМ ФЕДОРОВИЧ, гвардии капитан-лейтенант, заместитель командира дивизиона по политической части.

СТОЛЯРОВ ГЕОРГИЙ ИВАНОВИЧ, гвардии старший лейтенант, дивизионный минер.

ВЕРЕВКИН командиры

КОЛОДУБ } гвардейских

МИРЗАЯН / тральщиков.

МАЛИКОВ, гвардии старшина первой статьи./

ЕРШОВА, гвардии краснофлотец.

БЫСТРОВ ВОЛОДЯ, юнга.

ЛЕБЕДЕВА ВАРВАРА МИХАЙЛОВНА, капитан медицинской службы, хирург.

РАДУЖНЫЙ ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ, капитан первого ранга, начальник политотдела военно-морской базы.

ЛЕВИН АЛЕКСАНДР ОСИПОВИЧ, подполковник, работник разведотдела.

ТАИСИЯ ИВАНОВНА, санитарка.

МАЙОР ОДНОРУКОВ, лицо действующее, но на сцене не появляющееся.

НЕМЕЦКИЙ ЛЕТЧИК.

Действие первое

происходящее весной 1945 года, когда части Красной

Армии и корабли Балтийского флота, освободив

Советскую Прибалтику, устремились на запад.

Керосиновая лампа освещает небольшую комнату под

крышей двухэтажного деревянного домика,

расположенного, как это выяснится впоследствии, на

самом берегу одного из островков в Балтийском море.

Близость моря ощутима - оно шумит где-то у самых стен

дома.

Еще недавно домик принадлежал какому-то мелкому

немецкому чиновнику (вероятно, смотрителю маяка или

служащему пакгауза), а комната служила спальней

супружеской чете. Об этом свидетельствуют следы

разрушенного уюта - две низкие орехового дерева

кровати с перинами, шкаф, туалетный столик с

зеркалом, вышитые гобеленчики с нравоучительными

изречениями и несколько дешевых хромолитографий,

изображающих улыбающихся красоток в купальных

костюмах. Новые хозяева внесли в этот мещанский уют

свои поправки. Кровати раздвинули и поставили вдоль

стен, шкаф положили плашмя и таким образом соорудили

третье ложе, на туалетный столик поставили тяжелые

ящики с телефонными аппаратами, нравоучительные

гобеленчики нашли себе достойное применение - о них

входящие вытирают ноги. Посреди комнаты установлена

чугунная печурка. На стенах развешаны кителя,

кортики, автоматы, гитара. У телефонов расположился

оперативный дежурный по дивизиону старший лейтенант

Столяров. Он углубился в книгу. О том, что эта

книга - самоучитель немецкого языка, можно догадаться

по вырывающимся у него отрывочным фразам: "Ди мине 

мина. Ди позицион - позиция. Заген зи мир, битте 

скажите вы мне, пожалуйста". Загудел зуммер.

С т о л я р о в (взял трубку). "Русалка" слушает. Так точно - я. Слушаю вас, товарищ два-ноль-два. Я вас - хорошо, а вы? (Дует в мембрану.) Как вы сказали? Хозяина нашего? Нету. Так точно, в море. (Приоткрыл штору.)

За стеклом - дождь, темнота.

Минуточку обождите... (Покрутил ручку другого аппарата, взял трубку.) Дайте пирс. Решетов? Оперативный говорит. Кто сейчас к пирсу подошел? Какой катер? Ага, что за доктором ходил? Прибыл доктор? Надо сразу докладывать, что прибыл. Ну, добро! Проверь у него документы и веди прямо в лазарет. Погоди, я запишу. Как? Капитан медицинской службы Лебедев? Ясно. Слушай, Решетов, комдива нет еще? Не видать пока? (Положил трубку, взял другую.) Слушаете? Теперь уже скоро должен подойти. Время темное, да и засвежело. Чтоб сразу же звонил? Есть. Как? Все в порядке. Спасибо, хватает. Личный состав очень доволен. Вот в части удовлетворения запросов высшего, так сказать, интеллектуального порядка - положение аварийное. Грубо говоря - ни кино, ни газет, ни табаку. Будьте так добры... Что? Жена в Таллине. Скоро полгода. Как? (Смеется.) Это мне беспокоиться следует, а у нас тут не согрешишь. Монастырь? Хуже. (Смеется.) Спасибо. Есть. (Положил трубку, вынул из кармана жестянку с остатками табака и начал скручивать папиросу.)