На задворках Великой империи. Том 3. Книга вторая. Белая ворона - Пикуль Валентин (читать онлайн полную книгу TXT) 📗

Валентин Пикуль

На задворках великой империи

Том 3. Книга вторая. Белая ворона

(Продолжение. Начало в томе 2)

© Пикуль В. С., наследники, 2011

© Пикуль А. И., составление и комментарии, 2011

© ООО «Издательство «Вече», 2011

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2017

Глава шестая

1

Первого октября был ратифицирован договор о мире, заключенный в Портсмуте, и Ениколопов первым поздравил губернатора.

– Были вот у нас, – сказал, – Орлов-Чесменский, Потемкин-Таврический, Муравьев-Амурский, а Витте чем не «Полусахалинский»?

Мышецкий не улыбнулся: южную половину Сахалина пришлось японцам отдать, и то хорошо! Россия с гримасой пренебрежения к врагу выходила из этой дурацкой истории, затеянной покойным Плеве, Безобразовым, Абазой и лично государем императором…

– Что делать, Вадим Аркадьевич, – вздохнул князь, – пришлось уступить. А его величеству надо же было откупиться от Витте графским титулом! И не это меня тревожит… Где же, наконец, переход к конституционному правлению на Руси? Хотели раздавить революцию в университете, а раздавили ректора университета! Сама же революция, ничтоже сумнящеся, вдруг выпрыгнула на площадь…

– Правых сейчас нет, – ответил Ениколопов, – остались только левые… Разве вы не согласны, Сергей Яковлевич?

– Еще вчера я, может, не согласился бы с вами. Но сегодня узнал, что князь Мещерский (тьфу, тьфу) из своего Гродненского тупика пробурчал что-то о необходимости конституции…

Так они беседовали – час или даже больше. С этого дня (а может, и раньше) началось единство Мышецкого с Ениколоповым. Голубыми чистыми глазами глядел эсер на губернатора, и между ними лежала судьба Пети Попова, убитого взрывом желтого мелинита, который сам же Ениколопов и приготовил для Додо…

На прощание Ениколопов, непонятно к чему, сказал:

– Революция, князь, как дорогой алмаз, имеет множество граней, и каждая из них отсвечивает своим цветом. Так и со мною, князь! Можете записать это на крышке стола, чтобы потом вспомнить…

Вадим Аркадьевич вернулся к себе домой. И кто-то сразу постучался снаружи. Ениколопов, распахнув дверь, невольно отступил – в комнату решительно шагнул Дремлюга.

– Не ждали? – спросил, кидая фуражку на гвоздик. – Что ж, не обессудьте на нечаянном визите, Вадим Аркадьевич. Хватит нам уже в прятки играть – пора и покумиться!

Ениколопов потер кулак о ладонь другой руки:

– Прикажете, куманек дорогой, самоварчик поставить?

– Самовара не надобно. Садитесь…

Ениколопов сел. Жандарм – напротив. Помолчали, озираясь.

Дремлюга – тррр – мундир расстегнув, бумажками зашуршал.

– Ну и дела! – сказал весело. – А еще дворянин! У вас все такие дворяне в Тамбове? Чем занимаетесь?.. Иконников хвастанул вам, как другу, что свидание с губернаторшей будет иметь, и вы – предали! Узнали, что Борисяк в Запереченске, – вот он, доносец! Место, где скрывается Борисяк, – пожалуйста, вот ваше нижайшее доношение! Как же дальше-то будет, Вадим Аркадьевич? Или прямо вас в корпус его величества жандармов зачислить?

– Дайте сюда, – протянул Ениколопов руку за бумажками.

– Нет, вы так смотрите! Даже бумагу рвали из рецептурных книжек. Видать, здо́рово торопились. Зажгло вам… Ну? Что? Как? Попался? Теперь-то, брат, ты – мой, – сочно сказал Дремлюга.

– Верно, – согласился Ениколопов спокойно. – Ты тоже мой, сказал близнец близнецу, мы оба срослись попками! Только одну минутку, господин капитан, и все сомнения сейчас разрешатся…

– Куда-а? – заорал Дремлюга.

– Я же сказал вам: только одну минутку…

Дремлюга остался сидеть на стуле. Душа его ликовала.

– Ну что там возитесь? – крикнул и пересел в кресло хозяина.

– Сейчас… – донесся голос Ениколопова.

Шаги за спиной – и на лицо жандарма легла мокрая тряпка, пропитанная хлороформом. Дремлюга был мужик сильный (много он каши ел!), рванулся из кресла. Но тамбовский дворянин, возросший на сливках, не дал ему сбросить маску – стиснул железно:

– Дышите, капитан… дышите, куманек!

Дремлюга, брыкаясь ногами, почти утонул в продавленном кресле. Один вдох, еще, еще… Не вырваться! Плечи его обмякли, погоны провисли. И душа жандарма погрузилась в благоуханный, но тяжкий сон. Сон, близкий к состоянию смерти…

– Вот так, – сказал Ениколопов, брезгливо отбросив тряпку.

Посмотрел на часы, отметив время: хватит, чтобы продумать обстановку, сложившуюся далеко не в его пользу…

Мышецкий после разговора с Ениколоповым закончил глубокомысленные размышления о гранях алмаза и тоже глянул на часы.

– Полвторого… Огурцов, – сказал князь, – я отбываю!

– Ежели будут спрашивать вас, что говорить, князь?

– Проедусь… А вы придумайте что-нибудь сами. Дельное!

Мелкий осенний дождь стучался в верх коляски. Дышалось после кабинетного сидежа легко и чисто. Вспомнилось детство: запахи мокнущих осенних садов, печальные ароматы увядания. «Вот и октябрь, – думал князь, уютно покачиваясь, – вот и первая моя уренская осень… Что-то принесет нам зима?»

– Куды заворачивать? – спросил кучер на перекрестке.

– А куда-нибудь, мне все равно… Покатай меня!

Доехали до «кольца» конки. Запаренные лошади мотали головами, струи дождя обтекали мокрые попоны. Впереди рассыпались невеселые домики Петуховки, где селилось мещанство и рабочие. Обжитым теплом веяло от кружевных занавесок, зацветали за изгородями махровые георгины, тяжелые и прекрасные, под струями осени…

Одинокая женщина спрыгнула с вагона конки под дождь, в руке – саквояжик, и он узнал госпожу Корево, которая развернула на ветру бумажку, вчитываясь в адрес и озираясь по сторонам…

– Галина Федоровна, – позвал. – Скажите, куда вам?

– К роженице, князь…

Мышецкий перенял из рук женщины саквояж, прочел адрес на мокром лоскутке бумаги. «Гони», – велел кучеру и пустил бумажку на ветер; торопливо зацокали кони, под навесом возка потеплело…

– Я вам так благодарна, – сказала Корево. – Но не оторвала ли я вас от служебной поездки?

– Сударыня, я совсем не имею маршрута, просто мне надоело сидеть в присутствии. Доблестный мой жандарм обещал зайти, но его нет как нет, и я – свободен! – Он довез акушерку до дома роженицы, сказал, что непременно дождется. – Не спорьте, сударыня… Дождь и ветер! Вы ничем не будете мне обязаны, лишь доставите удовольствие…

Через раскрытое окно он услышал первый писк нового российского подданного. Это было тревожно, и если вдуматься, то даже непонятно, как всякое таинство. Скоро появилась из калитки Корево, бросила в коляску саквояж.

– Я прибыла в самый последний момент, – засмеялась она смущенно. – Здесь, на Петуховке, очень здоровые женщины. Рожают просто в наслаждение. А вот вчера я измучилась…

– Вы устали, – ответил Мышецкий. – Разве вам не надоела эта жизнь – по номерам, по кухмистерским?..

Корево пожала плечом, сказала о другом:

– Борисяк велел кланяться вам, князь. Он отзывался о вас как о честном и добром человеке.

– Благодарю, – растрогался Мышецкий. – Передайте и вы мой поклон ему, когда навестите снова. Я тоже уважаю Савву Кирилловича и хотел бы видеть его на свободе. Вам покажется это смешным, но я ощущаю постоянную нехватку в двух людях: в Борисяке и… и в полковнике Сущеве-Ракусе. Знаете, был тут такой?..

Кучер остановил лошадей на очередном перекрестке:

– Куды теперича, ваше сиятельство?

– Надеюсь, – спросил Мышецкий у Корево, – вы мало придаете значения условностям?

– Не придаю вообще, – ответила женщина.

– Тогда, прошу вас, не откажите пообедать вместе со мною в «Аквариуме». Поверьте: пересуды вас никогда не коснутся, ибо вы, Галина Федоровна, совсем не похожи на всех прочих женщин.

– Отчего же?.. Разве не похожа? Только, ради бога, не надо в «Аквариум», тогда-то меня и коснутся пересуды…