Лучшее от McSweeney's, том 1 - Смит Зэди (первая книга .TXT) 📗

— Это не настоящее оружие, — сказал он.

— Что же это? Имитация.

Он повернул пистолет, так что поток мелких серебряных пуль обрушился ему в ладонь.

— Это дамский пистолет, — сказал он, — хрен кого застрелишь.

Когда Дафна впервые приехала и поселилась в Чинати, один из ковбоев подвез ее в город на своем грузовике. Это был грубый человек, крепко за пятьдесят, он объезжал лошадей и выращивал скот. Когда разговор зашел о том, почему двадцать лет тому назад он поселился в Марфе, он объяснил, что причина в том, что город имеет «genius loci». Никто из нас прежде не слышал этого выражения, и когда мы оглянулись вокруг, то убедились, что оно странным образом созвучно причудам города. На латыни это значит «гений места». «Гений», говорит Оксфордский словарь английского языка, в применении к месту значит «господствующее божество или дух».

Это правда, что-то присутствует в ландшафте — странные обычаи, равновесие между населенностью и безлюдностью дают все основания верить, что в Марфе нет случайностей, и событиями управляет какая-то незримая сила.

«Метка Великой Реки» прибывает в Нью-Йорк через пару недель после того, как ее напечатают в Пекосе (ближайший город, в котором имеется печатный станок). В центре внимания — преступления и граница, с добавлением искусства, вооруженных сил (учения немецких и американских военно-воздушных сил, происходившие в воздушном пространстве округа), спорт, земледелие, прирост поголовья скота. «Метка» освещает все эти темы с интересом и серьезностью, и, читая ее несколько лет, я стал думать, что из тщательно составленной маленькой местной газетки можно гораздо лучше узнать о состоянии дел в мире, чем из любого другого источника.

Вот некоторые из странных, наиболее показательных недавних историй.

В 1996 году люди, страдающие множественной химической чувствительностью — болезнью, происходящей от контакта с синтетическими материалами, — начали селиться на холмах около Марфы и строить коммуну, где использовались только природные материалы. Продолжалось это, пока члены общества ежегодного библейского уединения (одного из старейших подобных обществ) не появились с той стороны, откуда дует ветер, и не принялись за привычное свое распыление «Малатиона» — пестицида наподобие ДДТ, что привело к тяжелой болезни членов коммуны и втянуло их в маленькую войну с религиозной группой, где обе стороны мерялись силой идеологии и некоммуникабельности. Состраданием к страждущим пришлось пренебречь, ибо трудно молиться, если досаждают комары.

Весенней ночью 1997 года, во время одной из операций по борьбе с наркотиками (из той серии, что местные называют милитаризацией границы между США и Мексикой), отряд десантников потратил двадцать минут на преследование Иезекииля Эрнандеса-младшего, юного пастуха, у которого была при себе древняя винтовка времен Первой мировой войны — для охраны коз от койотов. Эрнандес почему-то поднял винтовку, по всем свидетельствам — в направлении, противоположном тому, где находились десантники, и один из них выстрелил в целях «самозащиты». Мальчик умер от потери крови за двадцать минут, и только тогда солдаты позвали на помощь. Когда прибыл помощник шерифа, десантники сказали, что Эрнандес погиб, упав в пропасть. К сожалению, солдаты находятся в округе постоянно — с тех пор, как администрация Рейгана обошла закон, запрещающий участие военных в локальных правоохранительных мероприятиях, и этот факт, хотя и разъярил население, не слишком сильно повлиял на ситуацию. Прошлой осенью Министерство обороны, которое до сих пор отрицает какие бы то ни было злоупотребления, выплатило семье Эрнандеса больше миллиона долларов и умыло руки.

Четыре с лишним года назад техасский Комитет по захоронению низкорадиоактивных отходов попытался протолкнуть законопроект ядерной свалки менее чем в двухстах милях к западу от Марфы, в местности, которая находится поодаль от геологической складки и водораздела Рио-Гранде и население которой бедно и не особенно образованно, а руководство уличено во взяточничестве. Сделка была почти заключена, когда малосговорчивая группа усердных активистов (один из которых Гэри Оливер, прекрасный и плюющий на законы карикатурист) побудила к действиям всю территорию шести округов Западного Техаса, а также большую делегацию мексиканского правительства, и проект был отклонен. Это казалось чудом.

Несколько месяцев тому назад один из местных жителей выжил при взрыве газа, при котором сорвало крышу и повалило стены его дома — все развивалось на моих глазах: от странного происшествия к скорой помощи, к чудесному исцелению, к возможному судебному разбирательству (пострадавший, мол, пытался отравиться газом и сам был повинен в повреждении своей собственности) и, позже, к объявлению в колонке недвижимости.

Примерно раз в неделю обнаруживается четырехсотфунтовый тюк марихуаны, брошенный на дороге, объявление, поданное службами округа, информирующее кого-то, что «сим ему предлагается» явиться в суд, или бродяга-правонарушитель, находящийся в бегах. (Бродяги — еще одно соприкосновение с Достоевским. В «Братьях Карамазовых» упоминается «страшный арестант, к тому времени бежавший из губернского острога и в нашем городе тайком проживавший».) Банк в Ван-Хорне, около сотни миль к западу, в 1996 году пережил период, когда каждые несколько недель в нем случались ограбления. Бывший шериф Марфы Рик Томпсон отбывает пожизненное заключение за ввоз из Мексики более чем тонны кокаина — его называют «кокаиновый шериф». Унабомбер, [40]чей брат владеет в здешних местах значительной собственностью, вел длинную и страстную переписку с мексиканским campesino, [41]живущим неподалеку, по ту сторону границы.

«Метка», кроме того, содержит искренний, глубокий, разнообразный, порой напыщенный раздел откликов, где письма от поклонников «Безумного Медведя», как называют Джорджа «Пеппера» Брауна (который, хотя и живет неподалеку от Марфы, является, по некоторым причинам, почетным мэром Уэлфлита, штат Массачусетс, и все его письма к Роберту Хальперну, редактору «Метки», начинаются со слов «Roberto, amigo»), и от многочисленных членов обширной мексикано-американской общины — имена вроде Лухан или Кабесуэла очень характерны — публикуются бок о бок с чем-то наподобие колонки сельских философских поучительных размышлений, которая называется «Сбор Шерсти» и ведет которую Мэри Кэтрин Меткалф Эрни. «Сбор Шерсти» пишется в доме престарелых и порой содержит кое-какие неожиданные повороты. Витиеватый выпуск, повествующий о приятном визите в Делавер и Филадельфию с целью посещения бывших марфян, заканчивался так: «По возвращении в Даллас, между самолетами, сердитая женщина исколола мне руку…»

На последней полосе имеется отдел объявлений и публичных извещений. Там есть колонка о домиках на колесах, колонка гаражных распродаж, колонка «Разное» («примерно 20 коз, всех размеров») и полстраницы, посвященные недвижимости. Мы с Дафной частенько осведомляемся о ценах (обычно около 60 тысяч долларов за несколько акров земли и пару спален). Мы воображаем, как перебираемся в Марфу и становимся кем-то вроде работников на ферме, из тех, о которых пишет «Метка» или утренняя газета Сан-Анджело, города со стотысячным населением, расположенного в двухстах милях к северо-востоку, где тоже публикуется Дафна, и живем «на манер Джадда», что, как мы убедили себя, означает чистую и аскетичную гармонию с окружением.

Кстати, Джадд, несмотря на свои агрессорские замашки, почитается здесь чуть ли не святым. Его главный марфинский шедевр — инсталляция из сотни рифленых алюминиевых ящиков. Все они одинакового объема (размером примерно с ресторанную печь), но совершенно разные внутри и наполнены скошенными металлическими плоскостями и углами. Ящики занимают два бывших артиллерийских склада, которые Джадд открыл торцами к техасским равнинам при помощи огромных окон и снабдил жестяными крышами. Днем склады наполняются солнцем, и ящики деформируются, и изменяются, и отражают ландшафт. По ночам они растворяются в лунном свете. На расстоянии, между складами и дальними силуэтами гор Чинати, Джадд поместил пятнадцать прямоугольных ящиков, каждый около десяти футов высотой, которые еще больше привязывают участок к окружающему ландшафту. Вот любимая (карамазовская) история художника на этот счет: священник-иезуит повернулся к нему и сказал: «Мы с тобой заняты одним делом».