Кинофантастика - Леук Ролан (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt, .fb2) 📗
Научно-фантастический кинематограф не изменяет правилу. В первом варианте «Годзиллы» (Исиро Хонда, 1954) профессор Танабе, палеонтолог, получивший правительственное задание найти чудище и разобраться, что оно собой представляет, торжественно заявляет: «В меловом периоде появилось существо, среднее между морской рептилией и сухопутными животными. Я уверен, что это такое промежуточное существо». Это понятие «промежуточности» отражает представление о линейности и постепенности эволюции, по-прежнему укорененное в коллективном сознании. Кто не видел на экране или еще где-нибудь знаменитый ролик, показывающий двигающихся друг за другом приматов, постепенно выпрямляющихся и превращающихся в человека?
Только в 1970-х годах с появлением филогении (изучения отношений родства) был, наконец, реабилитирован дарвиновский эволюционный подход. Филогения, метод, предложенный немецким энтомологом Эмилем Вилли Хеннигом (1913–1973), сулит освобождение от укоренившихся заблуждений: она не строит иерархий, а предлагает воспроизводимый способ анализа родства видов, объединяемых не по стратиграфическому возрасту, а по наличию общих свойств (взять хотя бы раннее облысение у Homo sapiens, столь заметное у авторов сего труда и тем более у его редактора…). Но, хотя Хенниг уже в 1950-х излагает принципы своего метода в книге Grundzuge einer Theorie der phylogenetischen Systematik («Принципы теории филогенетической систематики»), на французский ее переведут только через 10 лет, что свидетельствует о власти предубеждений и о неприятии новых идей…
Эволюция не ведет к человеку
Согласно другому распространенному представлению, появление человека означает завершение эволюции, как считал еще Ламарк, для которого эволюция тоже была ветвистым деревом, увенчанным человеком. Но уже у Дарвина речь идет скорее о густом кусте, где каждый вид висит на краю своей веточки, причем на одних веточках появляются новые почки (видообразование), а другие усыхают (вымирание). Таким образом, Дарвин положил конец заблуждению о «конечности» эволюции: он разглядел изменчивость живых существ в каждом поколении, сохраняемую или не сохраняемую естественным отбором в зависимости от ее соответствия требованиям среды. Превращение эволюции в стохастический и непредсказуемый процесс, не имеющий ни смысла, ни завершения, позволяет сосредоточиться на ее механизмах (process), а не на структуре (pattern).
В комедии «Эволюция» (Айвен Райтман, 2001) из падающего в Аризоне метеорита вылезают одноклеточные внеземные организмы, быстро превращающиеся в грибы, потом в червей, насекомых, амфибий, рептилий и, наконец, в агрессивных приматов! Эти последовательные трансформации напоминают классификацию Аристотеля. Если мысль об «осеменяющем» Землю метеорите и напоминает теорию панспермии, описанную в предыдущей главе, то в этом отнюдь не документальном фильме отношение к эволюции имеет только само его название, ибо эволюционный процесс — это не прогресс и не накопление сложности с течением времени. Так, в эволюционной истории позвоночных череп костистой рыбы оказывается гораздо сложнее — он содержит больше костей, — чем череп млекопитающего.
Американский палеонтолог и историк науки Стивен Джей Гулд (1941–2002) утверждал, что если бы возможно было снова сыграть фильм об эволюции на Земле, то сценарий и актеры были бы совершенно другими: «Мы — чудесные случайности непредсказуемого процесса, не выказывающего никакой тенденции к повышению сложности, а не предсказуемый результат эволюционных принципов, обреченных создать существо, способное постигнуть механизмы собственного сотворения» (Full House («Полный дом»), 1996).
Понятие прогресса в эволюции совершенно антропоцентрично. Оно часто ведет к редуцированному представлению об эволюции, каким является «очеловечивание», рассматривающее не ветвящуюся историю всего множества приматов, а лишь одно эволюционное явление среди множества других — появление рода Homo. Одним из защитников этого подхода, называемого телеологическим, был палеонтолог-иезуит Пьер Тейяр де Шарден (1881–1955), считавший эволюцию нарастающим усложнением, организацией, идущей от инертной материи, атома, к Богу, проходя через человека и его ноосферу («сферу человеческой мысли») — термин, заимствованный им у русского геолога Владимира Вернадского (1863–1945). Это понимание одухотворенности эволюции проистекает, как кажется, из того обстоятельства, что Тейяр де Шарден стремился увязать свою религиозную веру и палеонтологию — две сферы, призванные дать ответы на фундаментально расходящиеся вопросы: почему и как.
В некоторых произведениях литературы и кино общепринятые представления об эволюции превращаются в объекты критики. В романе «Планета обезьян» (1963) Пьер Буль (1912–1994) придумал вместо очеловечивания расчеловечивание: в недалеком будущем люди деградируют и вытесняются другими приматами, в частности крупными обезьянами. В уста одной из таких «обезьян» писатель вкладывает следующие слова: «Мы знаем, что у них [видов] был, вероятно, общий предок. <…> Обезьяны и люди — разные побеги, начавшие с некоторых пор расти в разные стороны: первые постепенно доросли до сознания, вторые закоснели в своей животной сущности». Этот откровенно дарвиновский роман переворачивает ценности и сбрасывает человека с пьедестала «самого развитого существа». Фантазия Буля выглядит очень современно в свете исследований ума и культуры животных (взять хотя бы фармакопею у крупных обезьян), находившихся в его время в зачаточном состоянии. Это опрокидывание ценностей подхвачено в многочисленных экранизациях романа, вплоть до свежих приквелов Руперта Уайатта («Восстание планеты обезьян», 2011) и Мэтта Ривза («Планета обезьян. Революция», 2014, «Планета обезьян. Война», 2017), где подробно показана интеллектуальная эволюция обезьян и то, как они возобладали над человеческим обществом.
Но не будем спешить радоваться: наш антропоморфизм не желает отступать! В большинстве научно-фантастических фильмов, особенно голливудских, разумные инопланетяне сильно смахивают обликом на людей. В литературе эта тенденция проявляется слабее, взять хотя бы разумных полиморфных инопланетян из недавнего рассказа Лорана Женфора[67] или его роман Lum'en (Le Belial, 2015). Нужно оговориться, что визуально нам проще расшифровать эмоции антропоморфного пришельца, чем шарообразного, не имеющего лица, способного что-либо отобразить! Тем не менее в весьма реалистичном «Живом» (2017) режиссер Даниэль Эспиноса показал марсианскую бактерию, разбуженную учеными на Международной космической станции и принявшуюся ускоренно эволюционировать… Этот агрессивный инопланетный организм не антропоморфен и не аморфен — он полиморфен, так как состоит из непрерывно мутирующих стволовых клеток и очень шустро перемещается по МКС…
Вспомним наконец, что во многих постапокалиптических картинах человек, сознательно или нет, изображен конечным продуктом эволюции. Исчезая, наш вид уничтожает почти все земные экосистемы, оставляя после себя не биоразнообразие, а пустыню или сплошную заразу, символом чего может служить хотя бы двухголовая ящерка-мутант в фильме «Безумный Макс. Дорога ярости» (Джордж Миллер, 2015). Тем не менее экологическое моделирование позволяет надеяться на быстрое возрождение биосферы после Шестого вымирания, в очередной раз ставя под сомнение наше доминирование и вообще неизбежность нашего появления в эволюции видов. Но то, что жизнь быстро возьмет свое, вовсе не значит, что мы должны и дальше отравлять свою планету!
«Живых ископаемых» не существует
В некоторых романах о доисторической жизни с участием вымерших видов, открытых бесстрашными исследователями, торжествует ненаучное представление о «живых ископаемых». В «Путешествии к центру Земли» Жюля Верна (1864) группа профессора Линденброка, забравшаяся в сернистые недра исландского вулкана, находит там пещеру, где растет лес из каменноугольного периода и плещется озеро — арена схваток морских рептилий из мезозоя (ихтиозавра и плезиозавра); тут же пасутся мастодонты и бродит огромный доисторический человек. Эти вымершие виды, возрожденные Верном, изображены исходя из тогдашних знаний о палеонтологии, а преувеличенные размеры делают их еще чудовищнее. За несколько лет до этого Дарвин впервые применил в «Происхождении видов» понятие «живое ископаемое» (англ. living fossile), назвав так утконоса и Lepidosiren (двоякодышащую рыбу чешуйчатника), которых счел «ненормальными формами… живущими в укромных местах и потому испытывавшими менее сильную конкуренцию».
