Love Is A Rebellious Bird (ЛП) - "100percentsassy" (е книги .TXT) 📗
— У тебя ещё будут свободные полчаса перед ужином, Томмо, я обещаю, — сказал Маркус, раздражающе проницательно улыбаясь, так, как мог только он.
Маркус Девитт был вожатым в лагере Догвуда. Он был коренастым трубачом откуда-то из Среднего Запада США, что было не Чикаго или Interlochen в Мичигане, так что чёрт его дери, если Луи знал, откуда он. Он учился в Истменовской школе музыки, что было поразительным, но Луи думал о нём, как о зануде. Он носил биркенштоки и болтал о том, что музыка является не соревнованием, а совместной работой, а также он заставлял их делать упражнения на укрепление связи каждые двенадцать минут.
Луи снова закатил глаза, вздыхая перед тем как сесть в круг Q-Time, который остальные образовали на полу коттеджа. Он тяжело присел на единственное свободное место рядом с Гарри Стайлсом. Стайлс неуклюже зашевелился, чтобы освободить ему больше пространства, краснея и неловко приглаживая свои волосы (которые с влажностью стали ещё более нелепыми), опуская подбородок, чтобы скрыться от взгляда Луи. Луи только ещё больше закатил глаза.
— Окей! — объявил Маркус, садясь во главе круга, вклинивая одну голень под другую. Он хлопнул в ладоши и потёр их друг о друга, будто не мог дождаться, чтобы начать.
Догвудский Q-Time был самым любимым упражнением Маркуса на укрепление связи. Его название означало и «Время Вопросов», и «Особенное Время»*, что Луи нашёл довольно рвотно-вызывающим. Каждый вечер, в свободное двухчасовое время перед ужином, Маркус задавал вопрос участникам, после чего каждый в круге по очереди отвечал на него (с надеждой на то, что ответ вызовет позитивное обсуждение, которое приведёт к ещё большему доверию и другим вопиющим по звучанию вещам о чувствах и дружбе).
Луи ненавидел его, разумеется.
Маркус улыбнулся присутствующим, его длинные светлые ресницы собрались в уголках.
— Сегодняшний вопрос: какое произведение, которое вы никогда не играли, вы бы хотели исполнить?
Луи застонал про себя — у него не было заранее подготовленного ответа. Он опёрся на руку за спиной, а другой принялся проветривать свою рубашку-поло, оттягивая её от живота. Он ненавидел то, что, когда он сидел, на ткани возле складок на животе появлялись мокрые пятна.
— Я отвечу первым, — продолжил Маркус, — но я немного сжульничаю, так как я играл его раньше…
— О, так вы можете жульничать, да? — спросил Луи, выгибая брови. — Нам тоже можно?
Маркус засмеялся.
— Категорически нет, все остальные должны строго придерживаться условий, никаких уклонений.
Гарри захихикал, глядя на Луи из-под чёлки, его глаза светились в предвкушении ответа парня. Все мальчики сейчас смотрели на него, что было для него знакомо. Если бы Луи мог выделить одну вещь, которую он любил в Догвуде, кроме шуток о стояке, — это то, что он часто мог быть главным, каждый на него равнялся, потому что он был лучшим в некоторых вещах, таких как скрипка, футбол, загорание, ношение выданной лагерем поло нежно-голубого цвета. И веселье. Луи определённо был лучшим в этом.
— Делайте то, что я говорю, а не то, что я делаю? — спросил он с ухмылкой. — Так? — как бы Луи ни считал Маркуса дураком, у него всё-таки имелось чувство юмора.
— Да, точно так, Томмо, — ответил Маркус, всё ещё улыбаясь. — Не против, если я продолжу?
Луи только пожал плечами в одобрении, охлаждая себя с помощью рубашки.
— Что я хотел сказать, перед тем как меня перебили, — продолжил Маркус; его глаза мерцали, — так это то, что я множество раз исполнял «The Star-Spangled Banner»* на многих школьных баскетбольных играх и всё такое, но моя особенная мечта — исполнить его на игре Пэкерс. Желательно во время плей-офф, но я бы согласился на любое предложение.
Луи почувствовал, как Гарри взволнованно шевельнулся рядом с ним. Гарри был самым маленьким в коттедже в свои пятнадцать, он всегда был слишком взволнован различными вещами, включая слежку за Луи по лагерю.
— В Lambeau Field, правильно? – спросил Гарри, незаметно подаваясь в центр круга, неспособный скрыть энтузиазм. — Ведь они там играют? В Грин-Бэй?
Маркус ухмыльнулся, кивая:
— Ага. Не знал, что ты вспомнишь.
— Конечно, — светясь, ответил Гарри, весь такой любимчик учителя.
Луи снова закатил глаза. Он обычно слишком часто закатывал глаза на протяжении Q-Time. Всегда закатывал глаза на Гарри.
Он думал совсем о другом; пока они отвечали по кругу, его пальцы двигались на невидимом грифе, мысленно играя оживлённый отрывок из Мендельсона. Даже если последние две недели он исполнял его безупречно, то сегодня он запинался на вступлении весь день, и этот регресс вызывал подташнивание от волнения.
— Луи… — позвал его Маркус.
— Хм? — Луи поднял голову, его руки успокоились.
— Твоя очередь.
— А, — Луи зажмурился в раздумьях. — Эммм, Каприс номер 24, Паганини. Я думаю.
— Есть какая-то причина, почему именно он? — поинтересовался Маркус после долгой паузы.
Луи пожал плечами.
— Я не знаю. Я имею в виду, он самый сложный. Так что я хочу иметь возможность исполнить его.
— Что-то ещё? Другие причины?
— А должны быть другие причины? — отрезал Луи без намерения, чтобы это прозвучало так резко.
— Не-а, — ответил Маркус, немного округляя глаза при произношении ‘А’, и перешёл к Гарри.
— Что насчёт тебя, малыш Г?
— Эмм, — неуверенно начал Гарри, теребя нитку на своих джинсовых шортах, его щёки приятно покраснели. Гарри всегда немного нервничал, перед тем как ответить на какой-либо вопрос на протяжении Q-Time, как будто он боялся, что все будут его осуждать. Что они и делали, если они на самом деле слушали. Но нервозность в любом случае раздражала Луи, не важно, была ли она осуждена или нет. Просто его ответы были ещё одной вещью, на которую он любил закатывать глаза. Собственно, многие вещи в Гарри, казалось, раздражали его, особенно то, как его лицо становилось красным каждый раз, когда тот отвечал, весь такой похожий на ангелочка. Луи так сильно это ненавидел. Это заставляло его внутренности крутиться и извиваться, поэтому ему приходилось постараться, чтобы подавить это чувство, прогнать его. Оно также давало ему это странное побуждение уничтожить и самого Гарри.
— Я думаю… — продолжил Гарри, его голос, как обычно, был медленным и серьёзным. Он смахнул пушистые от влажности кудряшки в сторону, ещё раз и ещё раз в нервном жесте.
— Ты думаешь… — сказал Луи выжидающе, его голос дрогнул, пытаясь подтолкнуть Гарри наконец-то начать. Это позабавило мальчиков, но не Маркуса, который бросил на него строгий взгляд. Луи только вновь закатил глаза.
— Эм, я… я довольно много думал о том, что хочу сыграть «Болеро», — наконец выпалил Гарри в почти неразборчивой спешке, — потому что, вроде…
— Что тогда будет следующим в твоём гипотетическом концерте? – спросил Луи с саркастическим фырканьем. — Вариации «Twinkle»*?
Лицо Гарри окрасилось в помидорно-красный цвет после слов Луи и раскраснелось ещё больше, когда он услышал последовавший за ними смех.
— Луи, — резко одёрнул Маркус.
— «Болеро», серьёзно? — высмеял его Луи, округляя глаза и мотая головой в неверии. — Ты будешь его защищать?
— Я… знаю, я знаю, что оно немного повторяющееся… — запнулся Гарри, его пальцы дёргались на светлых оголённых бёдрах чуть выше колен.
— Ох, совсем немного, — сказал Луи со снисходительным кивком.
Гарри замолчал, закусывая губу.
— Что такого в этом произведении, что заставляет тебя хотеть сыграть именно его, Гарри? — мягко спросил Маркус, после того как снова взглянул на Луи: ему был искренне интересен ответ Гарри, чего Луи не ожидал сам от себя.
Глаза Гарри метнулись в сторону Луи, прежде чем продолжить, его лицо вновь залилось краской при контакте взглядов.
— Просто, — он снова начал говорить, теперь уже немного тоньше. — В последнее время я много читал о структурах. Не только в музыке. Вроде музыкальной теории, но, — он откашлялся, — также и в рассказах? То, как, эм, определённый сюжет повторяется снова и снова. Мифы? Вроде того, я не знаю. И я подумал… эм, что с «Болеро» тоже самое. То же напряжение и ритм, снова и снова, которые постепенно нарастают. Так что это похоже… похоже на те самые рассказы. Например, если вы поместите правильную, эм… Если вы поместите правильную эмоцию или различные эмоции в каждое из повторений, в конечном итоге каждое из них будет ощущаться как совершенно новое произведение, даже если на самом деле они одинаковы…
