Платина и шоколад (СИ) - Чацкая Настя (читать книги .TXT) 📗
Когда он сидел сегодня утром, качаясь из стороны в сторону, просто осознавая, что она спит в соседней спальне. Она. Живая. Спит в своей постели. А в его голове знание того, что она и её семья на прицеле у приспешников.
Нет.
Нет, он не скажет ей. Он ни черта ей не скажет.
Она умрёт от беспокойства. Она не сможет мыслить разумно. А мозги Грейнджер сейчас нужны даже больше, чем что-либо ещё. Если он скажет… это может оказаться правдой. Точнее, это станет правдой осознанной.
Это конец.
Конец, Драко. К этому вы и шли. Получилось даже слишком быстро. Но что теперь?
Господи, почему всё, даже то, чего ты ожидаешь, приходит так неожиданно? Когда ты разобран и не подготовлен. Когда ты знаешь, чего ждать. И невыносимо боишься этого ожидания.
Посмотри на неё.
Нет.
Немедленно, Драко. Подними свои грёбаные глаза и посмотри на неё, давай. Видишь? Это так просто.
Она улыбалась Уизелу, накладывая себе на тарелку варёные овощи.
Она улыбалась. И Малфой уже знал эту улыбку как свою собственную. Такую же редкую и слегка скованную.
Ты скажешь ей.
Конечно, я скажу. Но не сейчас. Потом, немного позже.
О чём она трещала в пятницу? Сообщить Дамблдору?
Нет.
Нет, он не скажет старику ни слова.
Потому что в тот же момент, как тот узнает обо всём, Нарцисса отправится в Визенгамот. А Драко обещал. Он пообещал защитить мать.
И в то же время, если продолжать держать всё в секрете, что-то может случиться с Грейнджер. Но Грейнджер он ничего не обещал, разве не так?
“…я рядом. Никто тебя не тронет, клянусь.”
Слова эхом отдались в сознании. На секунду сжали сердце. Было ли это на самом деле или просто отголосок давнего сна?
Слизеринец отвёл глаза, зарываясь лицом в ладони.
Это что, выбор? Только не говорите, что это херов выбор.
И между кем? Между грязнокровкой и матерью. Мерлин, Малфой. Ты совсем спятил. Разве всё не очевидно?
Выбирать между женщиной, которая воспитала тебя, в которой течёт твоя кровь, и девушкой, на которую у тебя почти безостановочно стоит. Которая начала вызывать в тебе чувство, плавящее и истекающее чем-то горячим, густым. Что тебе дороже, Драко? Давай, признайся себе.
Что. Тебе. Дороже?
Он с такой силой сжал бокал, что показалось, что тот сейчас просто треснет, развалится на части. Изрежет бледные ладони.
— Эй. Ты рано, — голос Забини шилом вошёл в сознание, и Малфой почти вздрогнул, когда мулат сел рядом, окатив его запахом своего любимого одеколона.
— Привет.
— Новости есть?
Он почувствовал, как дёрнулась щека.
— Нет.
Врать, так всем. Заебись.
— Отлично. Я проголодался, — и Блейз начал быстро накладывать в глубокую тарелку молочную кашу с джемом. Покосился на бокал в руках друга. — Ты на диете, что ли?
— Не хочу есть, — буркнул Малфой, наконец отпивая уже почти остывший какао. Взгляд снова приковался к Гермионе, которая доела овощи и теперь тянулась к вазе с фруктами, безостановочно тараторя что-то рыжему. — Слушай, Забини. А ты ведь мог отказаться.
— А? — не понял Блейз, который уже размешивал овсянку в тарелке.
— Присматривать за Грейнджер. И за Миллером.
Это заявление не вызвало удивления. Тот молча принялся за еду, пожав плечами.
— Мог.
— Так в чём дело?
— В том, что я согласился, — парировал друг. — Или какого ответа ты ждёшь?
Малфой отпил ещё немного напитка, наблюдая, как гриффиндорка достаёт из горки фруктов банан и размахивает им, пока увлечённо рассказывает о чём-то Уизелу.
— Мне интересно, почему ты изменил к ней своё отношение.
Забини застыл, не донеся до рта ложку. Потом опустил её в тарелку и уставился на Драко со скептичным неодобрением.
— А ты?
От этого вопроса захотелось тут же вскочить и умчаться в какое-нибудь тёмное и недоступное место. Глупо было полагать, что мулат ни о чём не догадывается. Так что Малфой только дёрнул плечом, поморщившись. Чувствуя взгляд товарища на своём лице.
— Я сейчас херню скажу, — предупредил тот вдруг. И блондин повернул голову, уставившись в тёмные глаза с ожиданием. — Ты ожил.
Вот так просто.
Он ожил.
— Что ты имеешь…
— Она, — и Забини указал своей ложкой по направлению к гриффиндорскому столу, — сделала то, чего не удавалось сделать мне. Пэнс. И остальным, кто пытался вернуть тебя после всего… того.
Драко захотелось рассмеяться, но смех застрял в глотке, когда взгляд Блейза подтвердил серьёзность этих слов. Снова перевёл взгляд на Грейнджер.
Ожил.
Не пиздец ли?
Забини молча принялся за свою кашу, логично предположив, что разговор на эту тему окончен, а Малфой наблюдал, как тонкие руки Гермионы очищают банан от плотной шкурки.
— То, что происходит… у нас с ней. Это всегда было невозможно.
Так тихо, будто громкость сказанного что-то решит для них обоих.
— Это было невозможно, — согласился Блейз. — Но это было. Всегда.
— Не то, что сейчас, — Драко поморщился. — Явно не то. Мы всю жизнь ненавидели друг друга. И до сих пор. — Он знал, что был прав в том, что говорит.
— Да, но… Между вами никогда не было безразличия. Как я, например. Мне срать на неё и на её дружков. А тебе никогда не было всё равно.
Малфой хмурился, глядя, как Грейнджер отвлечённо пожимает плечами и подносит банан к губам.
Волосы на загривке шевельнулись, когда мягкий рот приоткрылся, а ровный ряд белых зубов откусил небольшой кусочек от самого кончика.
— Да, — голос оказался слегка охрипшим, а глаза не желали отрываться от созерцания. — Но я никогда не думал, что это выльется в…
Мерлин.
— …в это.
Она жевала медленно и тщательно. Она всё делала именно так. Облизала нижнюю губу и снова поднесла банан ко рту. Снова откусила совсем немного. Будто дразня.
И Малфой вспомнил ощущение этого рта на себе. Несмело вбирающего, неумело касающегося зубами. Но тесного, сводящего с ума. Драко даже не сразу понял, куда подевался весь Большой зал, и забыл, о чём он говорил до этого.
Потому что.
Она подняла голову. И их взгляды столкнулись.
Он ждал чего угодно: смущения, злости или же удивлённо приподнятых бровей. Но Грейнджер смотрела. Просто — на него. А в следующий момент двинула рукой так, что мягкий ствол фрукта прошёлся по ряду зубов, тут же пойманный кончиком языка.
Малфой на тихом выдохе закрыл глаза.
Кровь медленно густела, забиваясь в сосудах, жаря практически сквозь кожу, сквозь плоть.
Он спокоен. Он, мать его, спокоен.
Но фантазия всё сделала за него: на обратной стороне век уже ожила картинка: Грейнджер извивается под ним. Впивается пальцами в простыни, выгибаясь дугой, а он прижимает её к матрасу, трётся, вбивается. И её вкус. Повсюду. Вместо воздуха.
Движение языков, укусы и быстрые выдохи.
И любые мысли о возможной опасности выметаются. Перекрываются другими. Горящими, пылающими, и он встаёт со своего места, почти подлетает и, кажется, бормочет что-то Блейзу о том, что срочно. Что-то очень срочно, забыл, не подумал, нужно… нужно.
А ноги несут к гриффиндорскому столу.
Взгляды, взгляды. Похуй. Он останавливается только тогда, когда тёмные глаза смотрят на него совсем близко. Почти испуганные. Почти понимающие.
А он почти пугается своего порыва. Крышесносящего.
— Дамблдор… просил зайти к нему утром.
Какие-то слова срываются с губ. Совершенно неважные. Совершенно пустые и лживые.
Просто увести её отсюда. Просто туда, где нет всех этих людей.
— Забыла?
Но главное, что она отвечает:
— Забыла, — почти бесшумно.
Поворачивается к рыжему, который смотрит на Драко, хмуря лоб. С каким-то странным подозрением, которое сейчас пролетает мимо сознания Малфоя. Уизли кивает на торопливое грейнджерское “Я сейчас”.
О, нет, Грейнджер. Ты не сейчас.
