К далеким голубым горам - Ламур Луис (лучшие книги онлайн txt) 📗
Джон Куилл сидел лицом к двери, опустив голову на грудь, с мушкетом на коленях. В комнате было еще восемь мушкетов, у каждой бойницы и у дверей.
Опустившись рядом с ним на колени, я коснулся его руки. Тут же резко повернулся и закричал:
— Быстро Сакима сюда! Он живой!
Глава двадцать девятая
Мы похоронили Мэтта Слейтера на земле, которую он любил, мы закопали его глубоко в эту землю. В изголовье могилы мы посадили дерево, чтобы плоды могли падать туда, где он лежит. Многие годы своей жизни он выращивал урожаи и любовался зерном, сверкающим на солнце ярким желтым цветом, и потому мы положили его там, где чувствуется смена времен года, где кровь его будет ощущать почву. Мы оставили его там с надписью, простой и ясной:
ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ МЭТТЬЮ СЛЕЙТЕР, КРЕСТЬЯНИН, ЧЕСТНЫЙ ТРУЖЕНИК, КОТОРЫЙ ЛЮБИЛ ЗЕМЛЮ 1570 — 1602
Джон Куилл пришел в себя, хоть и был тяжело ранен, и вкратце рассказал нам о том, что произошло.
Они появились внезапно, на рассвете, убили одного из катобов, который принес в форт мясо, но ворота удалось закрыть прежде, чем они успели снять с него скальп.
А потом началось отчаянное сражение — двое против тридцати, этим двоим пришлось метаться от стены к стене и стрелять то здесь, то там. Воины катоба были далеко от селения — ушли на охоту, но старики сражались, и женщины тоже сражались, а Джон Куилл и Мэтт Слейтер обороняли форт.
Только после заката они перелезли через стену, и Слейтер пал, сражаясь против четверых, а Джон Куилл отступил в блокгауз, куда они отнесли пищу и порох, готовя себе последнюю позицию. В одиночку он отбивал их всю ночь и следующий день. Они пытались сжечь блокгауз, но бревна были сырые после недавних дождей и не загорелись.
— Шестерых я убил, это я точно знаю, — говорил Джон Куилл, — и, может, еще один кончился, и в конце концов они перестали нападать и один крикнул мне по-английски, чтобы я шел к ним, мол, племя примет меня с радостью. Они говорили, что я великий воин… — Джон Куилл поднял на меня глаза. — Капитан, я просто крестьянин, фермер. Это единственное, чего мне когда в жизни хотелось, как и бедняге Мэтту, который получил собственную землю лишь для того, чтобы потерять ее.
— Он не потерял ее, — сказал я. — Он владел ею, когда умирал, и душа его сохранила память о ней. Этого у него никто не сумеет отнять.
— Он был прекрасный и отважный человек, — мягко сказала Эбби, — как и вы, Джон. Нашей стране нужно такие люди, чтобы строить ее и растить ее. Помоги нам Бог всегда иметь их, людей, которые верят в то, что делают, и готовы сражаться за то, во что верят.
— Да, — поддержал я, — никто и никогда не возводил памятника цинику и не слагал поэмы о человеке без веры.
Вот так мы вернулись в форт из путешествия, и я своими руками продолжил работы на земле Слейтера. Он хорошо провел посев и успел прополоть поля перед своей гибелью, так что мне было легко продолжать то, что он начал.
Все мы врастали в эту землю, добывали себе на ней пропитание, мы учились находить места, где ягоды растут на кусте гуще и орехи осыпаются обильно, и речные омуты, где прячется в тени форель.
Не так уж давно человек оторвался от природы, и ему нужно совсем немного времени, чтобы вернуться к ней и научиться жить ее дарами, — а с нами рядом были катоба, которые могли научить и направить нас. Питер Фитч взял в жены индианку, высокую, хорошо сложенную девушку, имевшую четырех братьев-воинов.
Той весной мы часто уходили к дальним холмам, забредали далеко в горы и добывали себе пропитание, — ведь там всегда находилось свежее мясо, если человек умел держать в руках мушкет, а если умеешь стрелять, то нет нужды ходить с пустым брюхом.
Однажды Кейн О'Хара попросил разрешения отлучиться на некоторое время. Он взял свой мушкет и ушел через горы, и кое-кто говорил, что больше мы его не увидим, хоть я так не думал и твердо объявил свое мнение, — но женщины все равно тревожились.
Много недель прошло, но он все-таки возвратился, и мы видели, как он спускается с горы, по-прежнему высокий и стройный, — а только потом разглядели, что он не один. Кто-то шел рядом с ним, и только когда они подошли совсем близко, мы увидели, что это испанская девушка — из поселения во Флориде, как выяснилось потом.
— Кейн, — спросил я, — она пошла с тобой по доброй воле?
— Конечно, — ответил он, — но вы можете спросить у нее сами, капитан. Я пришел в ее городок и принес мясо, а на ее языке я умею разговаривать с того времени, как был у них в плену, а еще я для них обломал и объездил несколько диких лошадей…
— Лошадей?
— Ну да, у них есть лошади. Я хотел привести сюда несколько, но у меня ничего не было, чтоб заплатить за них, а они народ осмотрительный и просто так не желают выпускать их из рук. До самого конца они меня все подозревали и не верили в то, что я рассказываю. Одна только Маргарита мне поверила и заявила об этом вслух, и когда я собрался уходить, она пошла со мной…
Он посмотрел на Эбби и улыбнулся:
— Все в порядке, миссис Эбби. Мы остановились в индейской деревне, где был священник, ирландский священник из испанских земель, который учит индейцев закону Божию, вот он нас и поженил чин чином, как положено.
— А как же ее родители?
— Мы им отправили весточку через того священника. Он было уперся и не хотел нас венчать без ее отца, твердил, что без него никак нельзя, что он, мол, знает эту семью и все такое прочее, но стоило ткнуть ему разок пистолетом в бок и пообещать, что ежели он нас не поженит, так мы окрутимся на индейский лад, как он пошел на попятный и совершил всю положенную церемонию.
Когда год закончился, мы вновь отправились вниз по реке, на этот раз все вместе, и теперь Кин шел уже сам, а Эбби хватало забот с Брайаном (названным в честь ее отца), которого она несла на руках — когда его соглашалась выпустить из рук Лила.
Кин шел вместе с нами и поднимал рев, когда его брали на руки, а также настаивал, чтоб ему дали нести груз, как всем, так что пришлось сделать для него маленький вьючок.
Когда мы добрались до лодок, оказалось, что одна из них исчезла, так что мы, после небольшой починки, поплыли вниз на двух оставшихся. Теперь нас было больше, но мы уже лучше знали страну и знали, что такое путешествие через леса.
Мы построили плот, чтобы везти груз пушнины, которой у нас на этот раз было много, да и пресноводного жемчуга тоже — в основном мы добыли его торговлей с индейцами, хотя часть наловили сами. За этот год нам не раз приходилось сражаться с индейцами разных племен — чероки, крик, тускарора, — а как-то пленный шауни рассказал нам, что давным-давно была большая группа белых людей, которые жили на реке за горами, но они часто сражались с шауни и чероки, пока чероки не переселились дальше на юг. В конце концов белые люди были перебиты, но некоторых их женщин индейские воины оставили себе, а после несколько выживших пришли к шауни и стали жить среди них.
Это была давняя история, и время от времени мы слышали другие рассказы о белых людях, которые жили в этой стране до нас.
Мы прошли уже почти весь путь до Внешних Банок, когда увидели направляющееся к нам каноэ. Это снова появился Потака. С ним было существо странного вида — длинный тощий человек с бородой, который непрерывно повторял: «Барнабас, Барнабас». И был это Джейго, тот самый, что плавал с нами на флейте.
Индейцы нашли его несколько месяцев назад — он блуждал по лесу — и позаботились о нем, как заботятся они о всех сумасшедших, ибо решили, что он спятил. Он и в самом деле несколько повредился в уме.
— Джейго, — сказал я, — я — Барнабас.
— Ты сказал, спрашивать о тебе, — ответил он просто — и лицо его стало довольным.
Было очевидно, что он пережил какие-то страшные испытания, на теле его остались шрамы от пыток — скорее всего, индейских. Судя по месту, где его нашли, и по тому, что он смог припомнить, скорее всего, он побывал в руках тускароров — но даже в этом полной уверенности не было.
