Южная Африка. Прогулки на краю света - Мортон Генри Воллам (книги онлайн полные .TXT) 📗
Под безжалостными лучами полуденного солнца мы шагали по задыхавшейся от зноя земле. Нашей целью было местечко под названием Холпен, в центре которого располагалось крошечное здание с пышным названием «Королевский отель». Улицы выглядели пустынными, словно все население городка вымерло в результате какого-то ужасного катаклизма. Ну чем не ваальские Помпеи! Нам пришлось долго ломиться в запертую гостиницу. Наконец дверь распахнулась, и мы вошли в помещение, которое с полным правом могло бы претендовать на звание исторического музея.
Древняя барная стойка с застекленными шкафами позади, высокие табуреты, видавший виды покерный столик, две картины на стене (одна изображала Трафальгарскую битву, другая — битву при Ватерлоо) — все здесь осталось таким же, как в достопамятные годы «алмазной лихорадки». Тогда городок находился в самом центре лихорадочной деятельности: повсюду, на многие мили окрест, копошились в земле тысячи старателей. Безжизненные холмы, которые ныне окружают Холпен, — результат их стараний. Толстый железный засов на входной двери сохранился в качестве единственного свидетельства упорства и силы тех мужчин, которые по вечерам ломились в здешнее питейное заведение.
Немного освежившись, мы двинулись дальше и через несколько миль попали в крайне оживленное место. Здесь все шумело, гремело и тарахтело. Какая-то компания вновь взялась разрабатывать три из четырех заброшенных участков. На невысоких пригорках было установлено оборудование, в карьерах работали бригады чернокожих, а белые мастера, устроившись в тени деревьев или дощатых навесов, зорко следили за всеми перемещениями.
Землю и гравий из каждого карьера сначала забрасывали внутрь странного приспособления, которое трогательно называлось «бэби». Оно представляло собой деревянную раму, укрепленную на шарнирах и затянутую сетью с ячейками различного размера. Пока один чернокожий раскачивал «бэби», сверху на нее направляли струю воды, которая помогала расщепить слой породы и благополучно пропустить его через сетку. Я было подумал, что название устройства навеяно сходством с раскачивающейся колыбелью, но, как выяснилось, ошибся. Оказывается, оно происходило от фамилии американца по фамилии Бэйб. Человек этот приехал на здешние копи в середине 70-х годов девятнадцатого века и ввел в употребление приспособление, которое до того видел на золотых приисках Австралии. Здесь шутят, что этот Бэйб единственный на свете качал собственную колыбель.
Итак, после того как слой земли прокачали на «бэби», его выкладывают в просеиватель (этакое большое сито) и передают хозяину карьера. Наступает самый волнующий момент. Старатель берет сито, предварительно погружает его в воду, а затем одним точным, отработанным долгими годами практики движением переворачивает на расстеленный мешок. Теперь надо внимательно изучить результат. Если в сите находился алмаз, то в результате данной манипуляции он вполне может оказаться на самом верху. Важно не пропустить его среди массы мокрых блестящих камешков. Если старатель не видит алмаза, то берет кусок заостренного сланца и быстро разделяет всю кучу на маленькие квадратики. Затем разравнивает каждый на мешке — так, чтобы камешки лежали в один слой — и просматривает. Если и эта проверка ничего не дает, всю кучу грунта выбрасывают и переходят к новой.
И так повторяется раз за разом, день за днем — на протяжении месяцев, в иногда и лет. Мне кажется, что при всем однообразии этого процесса в нем есть что-то завораживающее. Попробовав разок сыграть в эту игру, человек уже не может остановиться. Это и есть зов алмазных приисков, и мало кто из людей находит в себе силы ему противиться. Чего стоит один только миг, когда замираешь с наполненным ситом в руках и беззвучно возносишь молитву Всевышнему! Каждое такое сито играет роль золотого знака вопроса. И всякий раз, как старатель переворачивает свое сито, сверху на него смотрит богиня судьбы и решает: подарить сказочную удачу или отвернуться с презрительной усмешкой? Каждая порция грунта занимает ровно шесть секунд, но эти секунды дорогого стоят. Именно ради них и живет старатель. Он годами сидит под мимозовым деревом и смотрит, смотрит… И эта череда волнующих мгновений, когда сердце бьется в безумной надежде, эта серия переходов от сладостных упований к горьким разочарованиям, а от них к новым надеждам — они-то и привязывают старателя к алмазному прииску, возможно, на всю жизнь.
Хотя я провел целый час на прииске, на моих глазах отыскался всего один алмаз. Да и тот был таким крохотным, что я бы, пожалуй, его выкинул, посчитав нецелесообразным хранить. Однако старатель внимательно оглядел свою находку и аккуратно спрятал в спичечный коробок.
— Наверное, среди здешней публики не бывает женщин? — спросил я.
— Отчего же? Очень даже бывают, — ответил мистер Смит. — И сейчас у вас будет возможность познакомиться с одной.
Мы спустились с пригорка и направились к стоявшей в отдалении ферме. По дороге нам повстречался чернокожий мальчишка. Мистер Смит поинтересовался, где хозяйка, и мальчишка ткнул пальцем куда-то в сторону раскаленного вельда. Посмотрев в указанном направлении, я увидел уже знакомую картину: гравийный карьер, ритмичное поскрипывание раскачивающейся «бэби», плеск льющейся воды и затем стук перебираемых камешков. Подойдя ближе, мы увидели миссис ван Асвеген, которая как раз в тот момент переворачивала сито на стол. Это была молодая симпатичная женщина, худощавая и дочерна загорелая. На ней было цветастое платье и черные шерстяные чулки, на голове — широкополая шляпа. Я обратил внимание, что сито она переворачивает как мужчина — одним резким, решительным движением. Побеседовать с ней не удалось, поскольку миссис ван Асвеген ни слова не понимала по-английски. Но у меня в памяти остался ее образ: главным образом, смеющиеся голубые глаза и сильные руки, по локоть испачканные в грязи. Мы отправились вместе на ферму, где лежали приготовленные для мистера Смита алмазы. Она оставила нас в темноватой комнате, заставленной старомодной мебелью, а сама ушла в глубь дома. Через несколько минут женщина вернулась — с чайным подносом и обещанными алмазами.
Из всех старателей, что я встретил за тот день, миссис ван Асвеген показалась мне самой практичной и здравомыслящей. Вот уж в чьем присутствии я бы не стал разглагольствовать о зове алмазных приисков! Меньше всего эта женщина думала о романтике старательского труда. Для нее это была обычная работа — не лучше и не хуже других.
Я попросил мистера Смита узнать, что она станет делать с деньгами, если разбогатеет. Миссис ван Асвеген отвечала, что положит деньги в банк, купит новую отару овец и навсегда позабудет о старательстве. Несколько удивившись, я спросил: неужели она не находит это занятие романтичным и волнующим? Конечно, нет, ответила она. А какая может быть романтика в грязном гравии? «Но мужчины…» — начал я. Ах, мужчины! Мужчины от чего угодно способны сходить с ума. Особенно если это одинокие мужчины, которые живут без женщин в грязных хижинах и питаются одними консервированными сардинами!
Мы попрощались с обладательницей голубых глаз, очень чистых и трезвых глаз, и поехали обратно — туда, где одержимый фантастической мечтой мужчина неделями копался в грязной канаве на задворках заброшенной церкви. По дороге мы остановились выпить чаю в Блумхофе. Мистер Смит решил подвести итоги рабочего дня и разложил на листе бумаги свою добычу. Я смотрел и думал: удивительно, что столько усилий множества людей дали такой незначительный результат.
Заглянув в маленький городок с названием Кристиана, я воочию увидел, какой могла бы стать Южная Африка при условии достаточного орошения. То, что предстало моему взору, вполне могло бы быть долиной Темзы. Вдоль реки выстроились шеренги высоких тополей, повсюду простирались зеленые поля пшеницы и люцерны, перемежавшиеся обширными посадками картофеля и кукурузы. Все это аграрное великолепие обеспечивалось системой бетонированных каналов общей протяженностью семьсот миль. Они подавали воду из Ваальского водохранилища — огромной речной запруды площадью в шестьдесят квадратных миль и глубиной достаточной для прохождения такого судна, как океанский лайнер «Куин Мэри». Окрестности Кристианы служат наглядным доказательством того, что грамотная система ирригации способна превратить бесплодную пустыню в сады Эдема.
