Золотая Колыма - Волков Герман Григорьевич (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
От стука Юрия незапертая дверь профессорской квартиры распахнулась. Из нее бросилась с угрожающим рычанием та самая огромная свирепая собака. Билибин остолбенел:
— Свой, свой...
Но пес не пожелал признать его за своего и, надвигаясь, оскалил крупные клыки.
Выбежала из комнаты в прихожую та самая миловидная девушка с книжкой в руке и замахала этой книжкой:
— Ермак! Нельзя! Фу!
Но Ермак продолжал напирать. Девушка потянула его за ошейник. Где там! Пес был гораздо сильнее ее.
— Уйдите, пожалуйста, и закройте дверь! Я успокою его и загоню в ванну...
Но Юрий Александрович почел унизительным, да еще на глазах такой девушки, по которой вздыхал, отступать и прятаться за дверью. Откуда взялась смелость! Он сам опустился на четвереньки, зарычал не хуже пса, оскалив зубы, и, страшно выпучив глаза, попер на собаку.
Такого зверя пес не видел, а, будучи по характеру незлым, добродушным, сам недоуменно попятился и отступил. Не стал связываться.
Девушка захохотала:
— Вы какой породы? Из дворняг?
Билибин встал, выпрямился, ответил не то всерьез, не то шутя:
— Чистокровный дворянин.
Так они познакомились. Ее звали Наташа. Родилась на Урале, в Екатеринославле, выросла в Сибири.
— Челдонка,— говорила она о себе.
Разница в их возрасте была пять лет. Он уже закончил институт, а она лишь первый курс Ленинградского университета.
Когда горный инженер Билибин уезжал на Алдан, между ними не было еще никакой договоренности. Об истинной цели своей поездки, о рекомендации и пожелании Обручева Юрий Александрович умалчивал, чтоб не показаться хвастуном, но о своих чувствах к девушке и своих мечтах на будущее прозрачно намекнул:
— Еду на два года... Подзаработать на мебелишку...
Она поняла, почему он говорит о мебели, ответила так же:
— А мне томиться в университете еще четыре года...
Это значило: буду ждать хоть четыре года и замуж ни за кого не выйду, пока не закончу университет.
Через два года он вернулся. Заработал не только на мебелишку, но и на начало вполне обеспеченной семейной жизни. Из Могилева приехали к нему в Ленинград сестра, закончившая тамошний пединститут, и отец, вышедший к этому времени на пенсию по болезни. Оставалось только, по обычаю, жену ввести в дом.
С приездом отца, хотя и больного, но всегда веселого, на шутки-выдумки гораздого, в коммунальную квартиру Билибиных словно возвратился тот семейный климат, который царил в Смоленске, в довоенное время. Стали приглашать гостей.
Пригласили и Трушковых, и, разумеется, не только как соседей. За столом Наташу и Юрия посадили рядом. Наташин брат, тоже Юрий, студент Горного института, сел напротив. Остальные — кому где удобнее.
Билибин-старший, Александр Николаевич, которого и болезнь не могла сломить, такой же стройный, по-военному подтянутый и элегантный, сразу же вошел в свою старую роль хлебосола и краснобая.
Билибин-младший ни в чем не хотел уступать старшему, но все же главное внимание уделял преимущественно одной гостье — Наташе и угощал ее, и шутил с ней, и даже стихи читал ей.
Решил показать ей и игрушку-чертика, которого они с отцом спрятали за картиной, висевшей на стене.
— Посмотри, Наташа, на пейзаж. «Дремучий лес» называется,— и тайком, под столом, дернул за ниточку.
Из «Дремучего леса» выскочил чертик с рожками и плутоватыми глазками.
— Ах, какой забавный чертик! — воскликнула Наташа.
А Юрий снова дернул за потайную ниточку — чертик исчез. Все, и профессор Трушков, и его сын-студент, посмотрели туда, куда глядела Наташа, но ничего, кроме картины, не увидели. Профессор начал пенсне протирать, а его сын передернул плечами и озорно хмыкнул:
— Ого, сестрица! Напилась до чертиков!
Все засмеялись. А девушка не на шутку обиделась, вспыхнула, вскочила и убежала. Случилось это в мае, в день рождения Юрия, а когда он в том же месяце уезжал на Колыму, Наталья даже не пришла проводить его, и напрасно он все глаза проглядел, когда искал среди провожавших на вокзале гордую и порушенную свою любовь.
И вот он приехал, прощенный и обнадеженный и во всей своей таежной красе: в торбасах, в дохе, в малахае, и с бородой.
Пора идти на встречу. Узнает ли его в таком обличье Наташа? А пес узнает ли?
Пес бросился, вырвавшись из рук молодой хозяйки, но с приветственным лаем и даже с лобызаньями. А Наташа сначала не узнала, лишь потом воскликнула:
— Тунгус!..
ПЕРВЫЙ СВАДЕБНЫЙ ВИЗИТ
Позже, пятьдесят лет спустя, Наталья Николаевна Трушкова, вспоминая свой медовый месяц, напишет: «Свадьбы у нас не было, но были свадебные визиты» — и назовет тех, кого они, молодожены, навестили сразу же после женитьбы.
Все, кому они сделали визиты,— институтские друзья Юрия Билибина. И не только друзья, но и члены Сибирской секции геологического кружка Ленинградского горного института. Этот кружок возник в конце прошлого века, действовал он и после революции. А Сибирская секция при нем была организована студентом Билибиным и его друзьями, и он, Юрий Билибин, все годы, пока учился, был ее душой и бессменным председателем. Они называли свою секцию хотя и не очень благозвучно, но кратко — Сибсек, а себя — сибсековцами.
Сибсековцы, как будет позже вспоминать Юрий Александрович, «со всей горячностью и легкомыслием молодости поклялись» закрыть все белые пятна на карте Сибири и Дальнего Востока и там, в труднодоступных местах, где никогда не ступала нога геолога, открыть все минеральные богатства, открыть и поставить их на службу трудовому народу. Сибсековцы «делили» всю Сибирь и весь советский Дальний Восток на свои «вотчины». Каждый брал себе, что хотел: Таймыр, Камчатку, Чукотку, Якутию, Колыму... Сначала в Сибсеке было не более десяти членов, «вотчин» на всех хватало, а на каждой «вотчине» просторно разместится не одно европейское государство, да еще с той разницей, что в европейских государствах все давным-давно известно и открыто, а тут на каждом шагу ждут тебя великие открытия и несметные богатства.
Сибсек вырос до полутора десятка членов, и для всех хватало неизведанных земель в Сибири. Сибсековцы хотели знать о своих «вотчинах» все. Копались в книгах, в архивах, в геофондах, вылавливали все, что попадалось, делились между собой своими «уловами», зачитывали и обсуждали рефераты. На свои заседания, которые проводились то в пустующей аудитории, то у кого-нибудь на квартире, приглашали заезжих сибиряков и тех, кто там живал и работал: геологов, учителей, врачей, бывших полит-ссыльных... А когда наступала практика, норовили попасть в экспедицию поближе к своим «вотчинам».
И вот миновало четыре года, как председатель этой секции закончил институт. За это время он, горный инженер Билибин, сохраняя верность клятве сибсековцев, кое-что сделал, кое-что открыл на Алдане и на Колыме. Ну, а как другие?
Об этой цели визитов Юрии Александрович даже Наташе ничего не сказал: просто навещал друзей студенческих лет и знакомил ее с ними.
Чтобы никого не обидеть, начал по алфавиту — с Бобина. Закончить визиты намеревался Серпуховым и Цареградским.
Наташе же показалось, что с Бобина начали потому, что он — лучший друг Юрия. Сам Юрий частенько обращался к нему, как Пушкин к Пущину: «Мой первый друг, мой друг бесценный». И Бобин к нему с этими же словами. Правда, произносили они это с добродушной усмешечкой и вообще нередко друг над другом подтрунивали, но, несомненно, они, Юрий Билибин и Евгений Бобин, были друзьями. Вместе не только учились, но и жили коммуной, укрывались одной шинелью, ели из одного котелка, голодали, вместе подрабатывали на разгрузке в порту.
Говорили весело. Вспоминали первые геологические походы. Наташа подумала, что ни одна профессия не приносит человеку столько интересного, как профессия геолога, путешественника. Ей стало завидно, она начала жалеть, что поступила учиться на физико-математический факультет, а не пошла, как брат, по стопам своего отца, в Горный институт. Закончила бы, например, Ленинградский горный. Стала бы работать вместе со своим мужем в неведомых краях.
