Похитители бриллиантов - Буссенар Луи Анри (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
— …и едим жаркое без хлеба!..
— Здесь чистый воздух! Свобода…
— Мы ее запиваем простой водой…
— Какие великолепные деревья!..
— В их тени мы спим под открытым небом…
— Какие ослепительные цветы!..
— Они кишат скорпионами и тысяченожками…
— Какие птицы в ярких перьях!..
— Какие ленивые и грязные негры!..
— Сколько насекомых! Они более разнообразны, чем украшения султанши.
— В том числе комары и муравьи.
— Извольте идти кушать, — повторил Жозеф, прерывая таким образом беседу, которая развлекала двух взрослых, как двух детей.
Обычно, когда мысли Жозефа не бывали заняты ничем особенным, он выговаривал «б» и «в» почти как все. Но когда что-нибудь его беспокоило, и он начинал говорить со всей своей каталонской словоохотливостью, то, как это почти всегда бывает с испанцами, эти две буквы менялись у него местами, и речь его порой звучала довольно странно.
— Позбольте, месье Альвер и месье Александр, — сказал он. — Мясо вудет холодное. Получится везовразие…
Затем он обратился к обоим неграм:
— Эй, бы! Будете кушать? Ну, конечно! Тогда завирайте свою порцию…
Негры ели с жадностью, кости так трещали у них в зубах, что крокодил и тот мог бы позавидовать. Европейцы тоже собрались поесть. Но в этом важном деле им помешал невообразимый шум и гам, поднявшийся на другом конце полянки и причину которого от них скрывала густая трава.
Это была какая-то какофония. Ее производил целый оркестр. Музыканты дули в туземные флейты, в дудки, выдолбленные из слоновых бивней, они били в барабаны и тренькали на струнных инструментах. К этим звукам примешивались свирепые вопли, которые, казалось, не могли исходить из человеческого горла.
Трое белых были захвачены врасплох. Всегда готовые к тому, что придется столкнуться с опасностью, они мгновенно схватились за оружие и расположились в трех точках, спиной друг к другу, с карабинами в руках.
Но их опасения были непродолжительны. Все трое разразились громким смехом, когда перед ними предстало зрелище, какого они еще никогда в жизни не видели. Чернокожие, производившие этот шум, шли полукругом и одной только своей бешеной музыкой гнали впереди себя какое-то существо, одетое по-европейски. Оно было похоже на зверя, которого травит разъяренная свора, и пыталось вырваться, но тщетно. Грохот барабанов, плач флейт, рычанье струн, вой костяных дудок — весь этот ливень звуков обрушивался на него с такой яростью, что оно еле держалось на ногах.
Александр, Альбер и Жозеф, сотрясаясь от непреодолимого смеха, были не в силах сохранить свое воинственное настроение — слишком уж необычной была такая форма преследования. Впрочем, сама внешность жертвы могла бы вызвать улыбку у наиболее невозмутимого из граждан Соединенного Королевства. Вообразите себе редко уже встречающийся в Париже тип мелкого канцеляриста лет пятидесяти, с обветренным и загорелым лицом, на котором облупилась кожа; вообразите его в высоком цилиндре, в длинном черном сюртуке с засаленным воротником и лоснящимися рукавами, в брюках орехового цвета недостаточной длины, чтобы доходить до ботинок, которые были совершенно стоптаны. Представьте себе этого человека жадно глотающим вместе с воздухом пыль и грязь. Телосложением он весьма напоминал ящик от стенных часов: посадите на этот ящик плешивую голову с морщинистым лицом и с испуганными глазами; забросьте такого субъекта куда-нибудь к туземцам Южной Африки, и вы получите некоторое представление о человеке, который, опустив голову, изгибаясь и размахивая руками, спасался от бури, поднятой неумолимыми виртуозами.
Наконец он заметил трех европейцев, подскочил от удивления и направился прямо к ним, больше не обращая внимания на своих преследователей.
— Мир вам, братья мои!
— И вам того желаю, — ответил Александр, который покусывал усы, чтобы сдержать смех.
— О неверные! О проклятый! — вопил незнакомец.
Теперь он показывал своим преследователям кулак.
Но те, увидев европейцев, и сами перестали шуметь.
— Ладно, сударь, успокойтесь! — в свою очередь сказал Альбер де Вильрож. — По-моему, эти добрые малые не питают к вам особенно враждебных чувств. Единственное, что вам грозит, — это либо оглохнуть, либо на всю жизнь возненавидеть музыку.
— Ах, брат мой, что бы для меня значила пытка, даже сама смерть, если бы мне только удалось пролить свет евангелия на эти заблудшие души, погрязшие во тьме варварства! Но они упорствуют!..
Эти слова были сказаны по-английски.
Тогда де Вильрож шепнул своему другу:
— Да это, никак, проповедник!
— Однако скажите, пожалуйста, каковы их намерения? Чего они хотят? — спросил Александр.
— Они хотят изгнать меня со своей территории, брат мой. Меня, мирного человека, который принес им свет истинной веры…
— Изгнать вас?
— Да! Хотя они и считаются подданными ее величества, но живут по своим законам. И если вы пришли к ним с пустыми руками, то есть если у вас нет фургона, нагруженного товарами для обмена, они вас вежливо выпроваживают вон — до самой границы. В этом я убедился на собственном опыте. Я прибыл только сегодня утром, и уже мне приходится убираться.
— К счастью, они не сделали над вами никакого насилия, — сказал Александр. Он уже пожалел, что смеялся над этим беднягой.
— Они бы не посмели. Довольно близко отсюда имеются цивилизованные учреждения. Но что я теперь буду делать один и без средств?
— Успокойтесь. Мы вас не оставим. Хотите делить с нами наш скромный стол и сопровождать нас в нашей экскурсии? С нами вы можете не бояться никакой музыки.
— Увы, братья мои, если у вас нет никаких предметов, которые могут утолить их жадность, вы здесь передвигаться не сможете.
— Ну, на сей счет не беспокойтесь. Мы еще и не такое видели. Не правда ли, Александр?
— Еще бы! — ответил Александр Шони со своим великолепным хладнокровием.
— Впрочем, мне кажется, что этот маскарад не больше чем шутка. Просто милые чудаки захотели повеселиться.
Во время этого короткого разговора оркестранты, которые раньше разглядывали белых с неким почтительным любопытством, подошли ближе. Затем тот, кто, по-видимому, был их вождем, повернулся к Александру Шони, которого он по солидному виду принял за начальника, и заговорил с ним на ломаном английском языке.
Внушительный арсенал трех европейцев и запасное оружие, которое держали их слуги, видимо, подействовали на черного вождя. Он подал знак, и из густых зарослей мгновенно выскочила целая регулярная рота, вооруженная копьями и старыми ружьями.
Одежда — верней, неописуемые лохмотья, которые висели на этих людях, — придавала им вид одновременно и смешной и свирепый. Вождь был в серой фетровой шляпе с белым пером, в изодранной куртке, в коротких штанах из светлой кротовой кожи, в сапогах с отворотами; он представлял собой законченный пример того, как сын природы превращается в смешную карикатуру. К воротнику его, по туземному обычаю, были подвешены коробочка, ожерелье, нож, табакерка и хвост шакала, который служит носовым платком.
— Мой белый брат знает, конечно, что за переход через землю бечуанов надо заплатить?
— С удовольствием. Но кому?
— Мне.
— Кто вы?
— Я вождь. Меня послал царь Сикомо.
— Знаете, любезный, уж я лучше заплачу самому господину Сикомо.
Посланец казался несколько растерянным, но скоро освоился и сказал:
— Мой брат даст мне синий костюм, красную рубашку и шляпу с пером.
— У меня нет никакого старья, милый вы мой. Зайдите как-нибудь в другой раз.
— Мой брат даст мне ружье и порох…
— Ваш брат — раз уж на то пошло — даст вам монету в сто су и благословение, если вы хотите. Что касается всего остального, то мы поговорим с Сикомо.
— Но, чтобы проводить вас к Сикомо, мне нужен синий костюм.
— Мы это знаем: рубашка, шляпа с пером и так далее. Но мы надеемся обойтись без ваших услуг, так что я не вижу, почему я должен дать вам все эти вещи. Наконец, есть еще одна важная причина, заставляющая меня отказать вам: у меня попросту нет этих вещей.
