Восхождение на Эверест - Хант Джон (читать книги онлайн без сокращений TXT) 📗
Позднее мы узнали, что произошло с нашим посланцем. Чарльз выбрал Пембу – спокойного и надежного человека. Чтобы обеспечить быстроту передвижения, для него был нанят пони. Чарльз передал Пембе для меня срочное письмо. На следующий день, когда основная группа приближалась к Намче, она наткнулась по пути на печальное зрелище: на обочине тропы, с вывихнутой лодыжкой и остекленевшими глазами, сидел совершенно пьяный Пемба. Лежа поперек тропы, отсыпался второй шерп. Никаких признаков пони не было и в помине. Помня о задании, данном ему Пембой до того, как тот окончательно опьянел, лежащий шерп вдруг приподнялся и, протягивая Чарльзу его собственное письмо, торжественно произнес: "Весьма важно, сагиб!"
Когда мы спускались вдоль речки Дуд-Коси, начался дождь; он шел чуть не с утра до вечера в течение нескольких суток, пока наша передовая группа спешно проходила обратный путь. Дорога была долгой и утомительной. В густом липком тумане под проливным дождем мы пересекали высокие бесконечные отроги. Иногда мы устраивали из двух наших брезентов простой навес и спали под ним. Чаще, спасаясь от дождя и пиявок, мы пользовались гостеприимством какого-нибудь семейства шерпов и ночевали с удобствами в верхнем этаже прочного, построенного из камня и дерева, дома. По мере продвижения наша слабость быстро исчезала и вместе с этим разыгрывался аппетит. Пасанг Дава, снова пришедший в нормальное состояние и догнавший нас, и Анг Темба были нашими поварами. Питались мы рисом, яйцами, иногда цыплятами, а также уничтожали пеммикан, галеты, джем, кофе и чай, оставшиеся от штурмовых запасов (рационы "компо" давно уже кончились). Мы купались в реках, наслаждаясь ощущением чистоты впервые после трех месяцев. Обычно мы заканчивали наш двойной переход лишь в сумерки, а на рассвете следующего дня уже были в пути. Спали мы, во всяком случае, сном праведников; это было большим наслаждением после длительного периода, когда мы не могли заснуть без снотворного.
Принесенные муссоном облака обычно закрывали горизонт, и внезапное появление в разрыве тумана какой-нибудь грандиозной вершины всегда являлось сенсацией. Горы уже казались нам невероятно высокими и далекими, как нереальное видение. Прелесть окружающей природы была гораздо ближе нашему сердцу, в особенности в первые дни, когда наш путь проходил еще на высотах 3000—4300 м. В то время когда мы направлялись к Эвересту, местность была еще безжизненной. Сейчас все кругом нас утопало в зелени. По обочинам дороги цвели пурпурные орхидеи, пурпурные и бледножелтые азалии, шафран и яркорозовые рододендроны. Землю покрывал ковер спелой земляники. Нам удавалось заметить экзотических птиц. Всем нам навсегда запомнились миниатюрные, сказочно красивые нектарницы с желтой спиной и огненно-красным хвостом. Порхая над рододендронами в своем ярком красно-желтом оперении, они выводили на высоких нотах жалобную песню. Даже тучи не были лишены известного величия, когда, отягощенные влагой, они торжественной процессией проплывали неизменно на север.
Незадолго до того как мы стали подниматься по большим горным склонам, покидая долину Дуд-Коси, мы были поражены, услышав над нами рокот крупного самолета. Вскоре в разрыве облаков мы увидели блестящий на солнце фюзеляж. Самолет направлялся на север, к Эвересту, и мы подумали – не нас ли он разыскивает? Только по возвращении в Катманду мы узнали, что самолет был послан для аэрофотосъемки. Командующий военно-воздушными силами Индии, проявив большую заботливость, откладывал этот полет до тех пор, пока не было уверенности, что мы благополучно спустились, так как звуковая волна от работающих моторов могла вызвать лавины или каким-либо другим образом помешать нам во время восхождения.
Ежедневно теперь встречали мы гонцов, вручавших нам пачки телеграмм и первые поздравительные письма. Мы продолжали удивляться и отказывались верить тем откликам, которые вызвал во всем мире наш успех. Изнывая в жаре предгорий, мы все же двигались с максимальной скоростью, и вечером 13 июня, спустя девять суток после выхода из Тхьянгбоче, измученная передовая группа прибыла, наконец, в Катманду. Здесь нас горячо принял наш посол Кристофер Саммерхейс; признаться, мы ждали этого дня уже давно.
Основная часть экспедиции двигалась более медленным темпом, так как с ней было все оставшееся снаряжение, составлявшее около сотни тюков. Нашим товарищам также было трудно выйти из Намче не только из-за "чанга" и "ракши", но также и вследствие вмешательства матерей наших шерпов – весьма решительных женщин, привыкших властвовать в своем доме. Юный Мингма, преданный помощник Гриффа Пафа, сын оставшегося с Чарльзом Эвансом Да Тенсинга, горел желанием сопровождать караван, чтобы взглянуть на мир вне пределов долины Кхумбу. Однако его мать, довольно естественно, придерживалась другой точки зрения. Появившись в лагере ранним утром, перед уходом экспедиции из Намче, она обрушилась на предполагаемых "похитителей" ее ребенка. "Вы взяли уже моего мужа, – кричала она, – а сейчас хотите еще отнять у меня сына! Мингма, иди сюда!" И обливающийся слезами четырнадцатилетний подросток был насильно водворен в отчий дом.
Другой юноша, семнадцатилетний Анг Тсеринг, самый молодой из шерпов, поднимавшихся на Южную седловину, оказался хитрее. Когда его мать, обуреваемая теми же чувствами, что и мать Мингмы, появилась в лагере, он уговорил ее отпустить его с караваном до Гхата, в одном переходе вниз по долине, обещая вернуться оттуда домой. Женщина была настолько наивна, что вняла его мольбам. Само собой разумеется, Анг Тсеринг и сейчас находится вместе с другими парнями в Дарджилинге.
После двухнедельного путешествия основная часть экспедиции добралась до Банепы, у восточного конца Непальской долины.
Через неделю после нашего возвращения в Катманду я выехал, чтобы встретить основную часть экспедиции, приближающуюся к Непальской долине. Меня сопровождали моя жена, прилетевшая из Англии, чтобы приветствовать меня, и корреспондент "Таймса" Джемс Моррис. Мы провели с нашими товарищами ночь в Хуксе, где был последний бивуак экспедиции перед тем, как они достигли конечного пункта доступной для автомобилей дороги. Вся долина была охвачена бурным оживлением, носящим определенную политическую окраску и вызванным в основном подвигом Тенсинга. Так как он родом из Непала и заслуженно был признан своими соотечественниками национальным героем, на следующий день на всем пути нас встречали овациями, и под конец наше путешествие превратилось в торжественное шествие. В украшенной цветами правительственной карете мы ехали по улицам, запруженным густыми толпами возбужденного и кричавшего народа, осыпавшего Тенсинга, Хиллари и меня рисом, священной красной пылью и даже монетами. Так нас сопровождали до самого дворца, где мы были чрезвычайно любезно приняты королем.
Прием представлял собой волнующее зрелище, хотя и не без некоторого юмористического оттенка. Присутствовали разодетые в нашу честь придворные непальского короля, сидевшие вдоль стен, наблюдая за церемонией награждения орденами некоторых членов экспедиции. С другой стороны – члены экспедиции, попавшие сюда после трехнедельного путешествия из далеких гор, испачканные, немытые, небритые, в грязной одежде, в трусиках, спортивных тапочках и т. п. Паф, стоявший, к счастью, в задних рядах, был одет в ту самую пижамную пару, которую он не снимал, начиная с подходов к вершине и кончая обратной дорогой.
Однако в эти радостные дни я не мог отделаться от чувства сожаления, что большая часть прекрасного непальского народа не разобралась в истинном характере экспедиции. Законно гордясь Тенсингом и радуясь его успехам, они совершенно забывали о роли остальных шерпов и большинства других членов экспедиции, его товарищей по великому подвигу.
Мы покинули Катманду после четырех дней, в течение которых мы были заняты упаковкой нашего багажа и наслаждались радушным гостеприимством и приемами, устраиваемыми в нашу честь королевским двором и правительством, индийским посольством, индийской военной миссией, нашим посольством и многими другими.
