Запах серы - Тазиев Гарун (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
Палатки нашего лагеря стояли на широкой базальтовой площадке в южной части кратера. Место было выбрано по разным причинам. Прежде всего это была единственная ровная площадка в кратере, доступ снаружи к ней был самый легкий (а значит, столь же легок был и путь к отступлению). Жилье находилось в самом удаленном углу от озера, а следовательно, и от его ручьев и возможных взрывов. Единственное неудобство заключалось в том, что склон от озера вел именно в нашу сторону… И вот теперь это неудобство стало решающим: на пятую или шестую ночь широкий поток лавы остановился всего в 200 метрах от лагеря.
Ночные сборы внесли живинку в монотонную работу в кратере. Что брать? Главными для нас были вода, минимум пищи, записи, ампулы с пробами и коробки с образцами. Остальное весило тонны.
Я быстро изложил аварийный порядок работ. Действовать надо было с таким расчетом, чтобы, не дожидаясь прихода вертолета, суметь добраться до колодца Айн-Але. Мы вытащили из кратера картонные ящики с минеральной водой, уложив их за надежной стенкой 10-метровой высоты. Теперь по крайней мере нам не грозит перспектива умереть от жажды.
К счастью, на этом тревога кончилась. Поток огня застыл на невидимом рубеже и дальше не продвинулся. А в назначенный день мы с благодарным восторгом уловили в бирюзовом небе сначала далекое, а потом все более громкое тарахтение вертолета. Прямо не верилось! За нами прилетел наш друг Менгеша с сыном. Они привезли дивные припасы для пиршества, и мы справили его, как подобает!
Прежде чем покинуть благословенное место, мы устроили склад. Пятьсот литров воды, галеты и другую оставшуюся сухую еду, которую было бессмысленно везти назад в Джибути, мы оставили до следующей экспедиции. Боясь огненного разлива, мы поместили ящики в 5–6 метрах над базальтовым полом кратера на природных стеллажах, образованных эрозией в горизонтальных пластах.
Шесть недель спустя Маринелли и Барбери, воспользовавшись оказией, посетили Эрта-Але. Оказалось, что кратер за это время залило лавой, причем толщина потоков достигала 6 метров. Расплав поглотил не только оставленный нами несжигаемый мусор — 200-литровые бочки из-под горючего, бидоны, консервные банки и упаковочные полиэтиленовые мешки, но также любовно устроенный склад… Колоссальное извержение заполонило кратер, а затем через южные ворота вылило миллионы кубометров вулканического материала на склоны горы… Как хорошо, что нас при этом не оказалось там! Маринелли и его спутникам тоже повезло: рассчитывая на оставленный запас, они взяли с собой минимум воды, и оказалось, что огонь пощадил несколько картонных ящиков с бутылками. Поистине неоценимый подарок Эрта-Але!
Вскоре местные власти прислали бульдозер и проложили через лавовое поле дорогу прямо к кратеру. Теперь туда, к сожалению, можно въехать на «джипе»… Да, к сожалению, ибо отныне вулкану грозит участь других природных достопримечательностей, ставших местом туристского паломничества. Открылся также легкий доступ и так называемым вулканологам типа той супружеской пары, которую лет 5 назад я изгнал из экспедиции. Короткого времени, проведенного вместе, оказалось достаточно, чтобы убедиться в их полном невежестве и весьма своеобразном представлении о честности. Кстати, в дальнейшем они очень ловко воспользовались званием членов нашей группы и весьма преуспели в рекламном бизнесе. Так вот, теперь Эрта-Але был открыт для подобных деятелей…
Самым ярким воспоминанием об этом периоде останется у меня зрелище лавового озера в сумерках. Мы стояли на южном бруствере в каких-нибудь 3 метрах от светящейся поверхности. Ближе подойти было нельзя: лицо опалял жар. Солнце скрылось за зубчатой стеной кратера и больше не конкурировало с отблеском лавы. Но было еще достаточно светло, чтобы следить за всеми нюансами игры красок на трепетной поверхности. Чуть позже уже только желтые и красные сполохи прорезали тьму. И в этот миг мы отчетливо увидали то, что было абсолютно неразличимо днем при свете и что мне ни разу еще не удавалось увидеть ночью: тысячи и тысячи крохотных факелов, бесшумно устремлявших вверх свои язычки. По характерному прозрачно-голубому пламени угадывалось, что это горит водород или окись углерода. В короткий сумеречный час лучше всего замечаешь оттенки неистового микрокосма, коим является действующий вулкан; видно было, как в результате охлаждения образуется тонюсенькая корка на поверхности жидкого огня. А из бесчисленных пор формирующейся шкуры вылетали горючие газы, чтобы при соприкосновении с кислородом воздуха вспыхнуть мириадами голубоватых остроконечных факелов.
Почему именно эта, в общем мирная картина запала мне в память ярче всего? Думаю потому, что она была прекрасна той диковатой красотой, которой отмечено всякое извержение. Частично еще потому, что мы увидели в знакомом зрелище нечто совершенно новое. И еще, наверное, по тому пьянящему ощущению радости достигнутого, которую испытывает альпинист, ступая на вершину, или тореро, глядя на пронзенного быка. Здесь мы стояли совсем рядом со зверем. Он был, правда, минерального свойства, но, несмотря на кажущееся спокойствие, был не менее страшен. Мне доставляло огромное удовольствие смотреть на его нервную дрожь, сквозь которую угадывалось тяжкое дыхание содержимого Земли.
Расширение океанического дна
Параллельно с наблюдением за вулканической активностью Эрта-Але мы заканчивали и геологическое обследование Афара: одна группа работала в кратере, другая — во впадине. По мере накопления новых данных абрис этого уникального места вырисовывался все более отчетливо. Уже не осталось никаких сомнений в том, что северная часть впадины — Данакиль — представляет собой отъехавшую к западу часть дна Красного моря. Рифты прослеживались, как трещины на старом срубе, — едва кончались одни, их тут же продолжали другие. Именно такую картину являл северный Афар. Что касается центрального Афара, то он был продолжением не только Красного моря, но и Аденского залива — это явствовало из поразительного скрещивания трещин в зоне Куик-Энкебба. Обследование южного района лишь подтвердило наше убеждение.
Великий Восточно-Африканский рифт резко прерывается системой параллельных трещин, идущих от Аденского залива к Красному морю. Это было настолько очевидно как при взгляде с птичьего полета, так и на земле, что я до сих пор удивляюсь, как умный человек, автор классических трудов о рифте, мог совершить столь явную ошибку, объединяя его с Афаром. Предполагаю, что он не покидал своего кабинета в Аддис-Абебе, когда разрабатывал эту теорию…
Для нас сам вид прекрасных желобов — одних, протянувшихся из сердца Африки, и других, вышедших из Красного моря, чтобы скреститься под прямым углом, — уже был оправданием всех затраченных усилий. Когда в первый раз мы пролетали над районом к югу от озера Аббе, картина предстала со всей ясностью: более древний Великий рифт внезапно обрывался, словно обрубленный молодыми океаническими расселинами. Тектоническая картина упростилась еще больше, когда выяснилось, что Красное море и Аденский залив принадлежат к одной и той же структуре.
Эта структура длиной более 3 тысяч километров в свою очередь является лишь оконечностью, одной из оконечностей гигантской системы океанических рифтов, опоясывающих планету. Одна ветвь трещины тянется вдоль провинции Эритрея, вторая приходит из Индийского океана. А здесь, на суше, в Афарской впадине, мы видели один из многочисленных виражей, которые выписывает этот разлом на протяжении 80 тысяч километров своего пути по дну океанов.
Афар, таким образом, не что иное, как крохотный сегмент колоссального подводного хребта, воздвигнутого лавами в результате миллиардов извержений из лежащих вдоль его оси рифтов на протяжении тысяч тысячелетий. Иногда верхушки этого подводного хребта выходят на поверхность в виде вулканических островов. Таковы Исландия, Азоры, Асенсьон, Тристан-да-Кунья, Буве, Амстердам, Сен-Поль, остров Пасхи, Ревильяхихедо… Афар по какой-то случайности оказался на континенте.
