В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах - Хедин Свен (полная версия книги txt) 📗
17 июля мы выступили в путь в сопровождении десяти киргизов, которые взяли с собой двух лошадей и запаслись провиантом и топорами. Подъем вел по узкой извилистой балке, на дне которой журчал между гнейсовыми и сланцевыми валунами крохотный прозрачный ручеек. Наконец мы достигли корытовидной ложбины у подножия перевала и принялись взбираться на крутизну. Последний конец пути был особенно тяжел. Весь багаж пришлось нести на руках, и киргизы поочередно взваливали себе на спину тяжелые ягданы. Каждый ягдан нес один человек, а другой шел рядом, поддерживая ношу то с боков, то сзади. Лошадей вели поодиночке.
В 11 часов я пешком достиг гребня перевала, где возвышается мазар Хазрет-Улуг-арта — небольшая куча камней с шестами, украшенными тряпицами. Киргизы считают погребенного здесь святого господином перевала и погоды и покровителем путников, поэтому имя святого не сходило с уст моих проводников, особенно в наиболее трудных местах.
Подъем был труден, но спуск по западному склону оказался прямо головоломным. Пройдя небольшой конец по очень отлогому западному склону, мы очутились у края обрыва, представлявшего настоящий хаос скал, высовывавшихся из-под снега, пробираясь между которыми нам и предстояло спускаться в буквальном смысле и пешком и ползком, цепляясь за что попало руками и ногами.
Снег достигал здесь 2 футов глубины. Киргизы вырубили в обледенелой снежной коре ступеньки, по которым осторожно и сводили лошадей. При этом один держал лошадь за хвост, чтобы затормозить в случае, если животное поскользнется и покатится вниз. Первый, самый крутой спуск миновали с лошадьми благополучно. Теперь очередь была за ящиками. Их обвязывали длинными веревками и сталкивали по скату вниз, не выпуская из рук концов веревок, чтобы направлять спуск.
У подножия скал лошади были предоставлены самим себе. Пегий жеребчик с Хотан-дарьи поскользнулся, скатился на несколько сот метров вниз, сломал спину и тут же испустил дух. Улуг-арт вообще крайне опасен и по трудностям перехода не может сравниться ни с одним из пройденных мной перевалов.
Гигантский ледник Улуг-арт выступает из ущелья в верхней части долины слабо изогнутой дугой. Мы подвигались вниз по крутому спуску между краем льда и правым берегом долины и миновали на пути еще одно озеро. Вода его отливала светло-зеленым цветом, и в ней плавали оторвавшиеся и упавшие сверху ледяные глыбы. Отвесная боковая стена ледника была прозрачна, словно сделана из стекла, и спускалась прямо в воду, отражаясь в ней, как в зеркале.
На следующий день, 18 июля, мы достигли яйлака Мужи, с 60 юртами найман-киргизов, пасших здесь своих овец, коз, яков, лошадей и верблюдов. Пройду молчанием наш путь по известным уже местам через Булюн-куль, Кара-куль, Су-баши и через Гиджак. 26-го мы вступили в новые области. Мы пересекли здесь реку Тагарму, впадающую в реку Кара-су, которая берет начало на южных склонах Мустаг-аты.
Миновав селения Чашман (145 дворов) и Тызнап (200 дворов), мы очутились в широкой долине Тагдумбаш; перед нами расстилались поля и луга, на которых паслись овцы, козы и рогатый скот. Направо возвышалась терраса, на верху которой находится селение и крепость Таш-курган (каменная крепость). По расположению она напоминает Памирский пост.
Для меня было большой, но очень приятной неожиданностью встретить здесь моего друга, мистера Мэкэртнея, который внезапно получил от индийского правительства приказ присоединиться к англо-русской комиссии, обсуждавшей вопрос о границах на Памире. Я разбил свою палатку рядом с его, и мы провели вместе очень приятный вечер.
27 июля мы с Мэкэртнеем посетили Таш-курган. И селение, и крепость имели жалкий вид. Большинство жилищ представляли одни развалины после землетрясения; уцелевшие дома были испещрены трещинами сверху донизу. Правда и возведены-то они были из крайне непрочного материала, обломков конгломерата; цементом же служили просто комья земли. Множество трещин виднелось и на поверхности земли. Китайский гарнизон и жители селения размещались частью в юртах, частью во временных палатках.
Осмотрев селение, мы посетили коменданта крепости Ми-дарина и нескольких других мандаринов, которые все приняли нас очень приветливо. Для нас были поставлены в юрте стол, стулья и ложа, на которых занимают места курильщики опиума. Угощали нас всячески. Я затянулся раза два из трубки с опиумом, но никакого особенного наслаждения не испытал.
Нам предстояло еще раз пересечь пустыню Такла-макан, чтобы разыскать следы древнейшей буддийской культуры и погребенных в этом песчаном море городов, посетить диких верблюдов на их бесплодной родине и разыскать следы озера Лобнор, отмеченного на китайских картах. Оттуда же предстояло форсированным маршем пройти сотни миль обратно до Хотана, проникнуть через северные нагорья Тибета в Цайдам и познакомиться с монголами, тангутами и тибетцами, чтобы затем через Гань-су, Ала-шань, Ордос и Северный Китай добраться после трех с половиной лет странствования до цели моего путешествия, до Пекина.
II. Между русскими и англичанами на Памире
Друг мой, мистер Мэкэртней, отправившийся к озеру Виктории (Зор-куль), чтобы примкнуть к пограничной комиссии, уговаривал меня присоединиться к нему, но я, имея намерение исследовать верховья Яркенд-дарьи, отклонил его приглашение. После нескольких дней совместного пути мы и расстались с ним 30 июля около Гуджат-бая, как полагали, навсегда, так как Мэкэртнею предстояло затем отправиться с английской комиссией в Индию. Он направился к западу вдоль Тагдумбаш-дарьи, а я к югу вдоль Хунджур-аба и через несколько дней достиг северной подошвы Гиндукуша.
В продолжение двенадцати дней я предпринимал разные экскурсии, исследовал наиболее значительные долины, которые снабжают водой реку Хунджураб, и восходил на перевал того же имени (4810 метров), чтобы взглянуть, как воды, вытекающие из-под одного из ледников, находящихся на перевале, направляются частью в Индийский океан, а частью в Яркенд-дарью и Лобнор. Пытался я также, но тщетно пробраться через перевалы Упранг, Кара-су и Илы-су к верховьям Яркенд-дарьи, называющейся здесь Заравшаном или Раскем-дарьей. Повсюду мне говорили одно и то же: добраться до реки можно в несколько дней, но перебраться через нее летом нигде нельзя. Узкое, глубокое ущелье Илы-су так было исковеркано последним землетрясением, что стало недоступным даже для яков, и пробраться через него можно было лишь пешком.
Итак, я попал в глухой закоулок. Только к западу открывались передо мной неизвестные области Памира, я и решил направить путь к истокам Аму-дарьи.
17 августа мы достигли Чакмактын-куля (Огниво-озеро), откуда вытекает река Ак-су (или Мургаб). Зная, что большая англо-русская комиссия, назначенная для проведения пограничной линии от озера Виктории до китайской границы, как раз работала теперь в Михман-джолы (Дорога в гости) — небольшой поперечной долине, всего в одном дне пути к северо-востоку, я не мог отказать себе в удовольствии побывать там.
Я, однако, не желал нагрянуть на занятых разрешением таких щекотливых вопросов комиссаров врасплох, словно вор ночью и поэтому предварительно написал двум главным комиссарам письмо, в котором спрашивал, примут ли они меня. Получив от них с моим же курьером любезные приглашения, я выступил 19 августа в путь, к вечеру того же дня прибыл в Михман-джолы и разбил палатку на нейтральной почве, между киргизской юртой русских комиссаров и индийской палаткой англичан.
Русский комиссар, генерал Повало-Швейковский, губернатор Ферганы, был моим старым знакомым и покровителем, поэтому первый мой визит я считал долгом сделать ему. Но попасть в русский лагерь можно было, только проехав через английский, а тут перехватил меня мистер Мэкэртней, передавший мне приглашение к обеду от генерала Джерарда, главного английского комиссара.
