Семь месяцев бесконечности - Боярский Виктор Ильич (версия книг TXT) 📗
После чая, когда мы, вытянувшись на спальных мешках, отдыхали, Жан-Луи, улыбаясь, сказал мне: «Сегодня, когда мы ковырялись в этих чертовых застругах, я порой даже мечтал провалиться в какую-нибудь не очень глубокую яму, но не разбиться совсем, а просто сломать ногу… Чтобы меня отвезли затем в какой-нибудь тихий парижский госпиталь, приставили симпатичную сиделку и дали бы отдохнуть хотя бы недельку». Он мечтательно закрыл глаза, очевидно, ясно представляя себе прежде всего сиделку, а затем уж сломанную ногу.
Обычно перед отходом ко сну Жан-Луи извлекал из ящика портативный маячок «Аргоса» и набирал на маленьком, похожем на микрокалькулятор пульте очередное послание на Большую землю, которое могло содержать не более 32 букв. Сегодня он послал в эфир короткое, но весьма красноречивое сообщение: «Замерзли кости!» Крамольные мысли Этьенна о сиделке я перевел на русский язык:
Лагерь в координатах: 75,8° ю. ш., 79,4° з. д.
Координаты, полученные вчера по радио, вновь вызвали недовольство нашего штурмана, однако отсутствие ветра и намечающаяся вполне приличная погода смягчили его гнев, а поскольку и погоду, и координаты принес ему я, то после некоторых колебаний Джеф все-таки наградил меня бисквитом. Справедливое решение: как-никак координаты — это день вчерашний, а погода — сегодняшний, живем же мы днем сегодняшним, а кое-кто — и завтрашним.
Вышли. Минус 32 градуса, легкий южный ветер, прекрасная видимость, и его сиятельство Солнце на голубом небе. В такую погоду и заструги — а они попадались — не помеха. Я шел очень легко и быстро. Капюшон после модернизации сидел как влитой и усугублял хорошее настроение. В 12 часов у нас была назначена радиосвязь — мы все-таки надеялись перехватить «Твин оттер» и посадить его у нас, чтобы эвакуировать Тима и Спиннера. Радиостанция была на нартах Уилла, шедших последними, поэтому, пока он подъехал, я успел основательно подмерзнуть. По обыкновению антенну разворачивали мы с Кейзо. Провод на морозе гнулся с трудом, и приходилось действовать осторожно, чтобы не сломать его. Но как мы ни старались, избежать поломки не удалось. Отломалась клемма в месте присоединения антенны к фидеру. Пришлось мне выступить в роли держателя контакта, пока Жан-Луи, как заклинание, выкрикивал в эфир «Пунта-Аренас, Крике, здесь Папи, Трансантарктика!» Не знаем, слышал ли нас Крике, но мы поняли, что самолет сегодня не вылетит. Сворачивали антенну уже побыстрее, в основном стараясь согреться. До обеда оставалось около часа, и это время, конечно же, надо было использовать. На предложенный мною согревающий аллюр собаки ответили размашистой рысью. Да! Это был запоминающийся обед, точнее обеденный перерыв. Впервые в октябре во время обеда нас не обсыпал снегом холодный пронизывающий ветер, светило солнце, и мы могли есть хоть и в капюшонах, но без рукавиц! Это был, кажется, всего лишь второй такой комфортабельный обеденный отдых за весь октябрь!
После обеда наша процессия еще больше растянулась. Упряжка Кёйзо, ведомая теперь Рексом, шла достаточно быстро и держалась поблизости от меня. Джеф и Уилл были далеко позади. Мы шли по бескрайней белой пустыне, покрытой гигантскими округлыми барханами ледяных куполов. Ослепительно белый в лучах заходящего солнца снег, причудливо изрезанные голубые тени застругов подчеркивали первозданную красоту окружающего нас пейзажа. Очень контрастно подсвеченные солнцем, бесшумно бегущие вдалеке собаки, окруженные невесомым, стелющимся над поверхностью облачком пара, маленькие разноцветные фигурки погонщиков казались неотъемлемой частью Белого Безмолвия…
За день прошли 23 мили. До следующего склада на станции Сайпл оставалось 65 миль, или трое суток перехода при хорошей погоде.
При установке палатки, несмотря на полное отсутствие ветра, мы с Этьенном все-таки ухитрились сломать одну из трубок внутреннего каркаса. Ремонт отнял немного времени — мы просто отпилили сломанный кусок с помощью чудесного английского ножовочного полотна, которое при всей остроте и твердости режущей кромки сохраняло удивительную гибкость, что не раз и не два спасло его от неминуемой гибели в моих сильных и неумелых руках. В палатке ремонтно-восстановительные работы были продолжены: Этьенн ремонтировал антенну, а я занялся чисто восстановительной деятельностью — готовил ужин. Было тихо и морозно. Лагерь в координатах: 75,7° ю. ш., 80,6° з. д.
Сегодняшний день можно было бы коротко описать цветаевскими строками: «Вчера еще в глаза глядел, а нынче все косится в сторону…» Так могла бы сегодня обратиться эта непредсказуемая и прекрасная, коварная и доверчивая, холодная и страстная, властная и послушная, красивая и уродливая, тишайшая и целомудренная Антарктида к каждому из нас… Вчера она была прекрасной и доверчивой, и я открыто смотрел в ее чудесные голубые глаза, но сегодня… Увольте, минус 40 градусов, встречный ветер, правда, несильный, но чувствительный настолько, что и глаз открывать не хочется, и еще вдобавок туман и пробирающая до костей сырость.
Неудивительно, что сегодня все как один, включая собак смотрели преимущественно в сторону. И за что, спрашивается, подобная немилость?! Утро было чудесным: на небе все мыслимые и немыслимые оттенки синей гаммы — от темно-фиолетового до светло-голубого. Но затем буквально через два часа после выхода «пал туман и оказались в гиблом месте мы!». Поначалу солнце еще немного сопротивлялось этому произволу, и какое-то время мы видели, как оно лучами своими пыталось раздвинуть быстро поднимающееся липкое тесто тумана, но тщетно — солнце отступило, оставляя нас одних в этом неуютном мире.
Вновь, как вчера, радиосвязь в полдень не принесла ничего кроме замерзших рук и ног, которые мы затем с трудом отогрели во время традиционного часового обеденного бега. После обеда солнце предприняло еще одну попытку пробиться к нам, и это ему почти удалось — во всяком случае я видел его размазанный бледно-желтый глаз впереди и слева по курсу. И на том спасибо!
Ветер стих, и идти стало неизмеримо приятнее, я даже скинул капюшон и расстегнул молнию куртки. Вечером термометр показал минус 42 градуса — пока что наиболее низкая температура за все время путешествия. Спиннер после езды на нартах в течение всего дня двигался с трудом. Джеф уложил его спать в ящике из-под корма и накрыл своей паркой. Тим ночевал в большой сумке, пристегнутой к стойкам нарт Уилла. Этим собакам труднее всего, а самолет, как назло, все никак не мог вылететь из Пунта-Аренас. Для остальных собак даже такая низкая температура при отсутствии ветра не страшна, и они деловито укладывались отдыхать на своих привычных местах вдоль доглайнов.
На вечерней радиосвязи Крике попросил нас подготовить список, причем в максимально сокращенном варианте, всего того, что нам понадобится на пути от Патриота до Мирного. Он сейчас занимался организацией погрузки самолета и сообщал, что самолет уже переполнен и поэтому он хотел бы быть уверенным в том, что не выбросит чего-нибудь самого необходимого. За сегодняшний день прошли 23 мили. Лагерь в координатах: 75,8° ю. ш., 81,9° з. д.
Опасный симптом: дни начинают казаться похожими один на другой, а впереди их еще в два раза больше, чем позади. Неужели такая многоликая и богатейшая по своим возможностям антарктическая погода не может предложить нам ничего, кроме тумана и встречного ветра? А может быть, в этом есть свой резон для нас: ведь привыкая и приспосабливаясь двигаться в таких жестких условиях, мы радуемся как дети любому просвету в этой постоянно окружающей нас белой мгле — будь то случайный, робкий, боящийся собственной дерзости кусочек голубого неба, который осмелился бросить вызов всемогущему белому цвету, или бледное, едва различимое, бескровное пятнышко солнца, или просто-напросто внезапно стихший ветер — все это повышает наше настроение и вызывает прилив сил. Все сказанное в полной мере можно было отнести и к нашим собакам, которые отнюдь не брезгуют любыми подачками с кухни погоды. Сегодня с утра, правда, погода была помягче — всего минус 35 градусов, но, видимо, как следствие этого послабления — белая мгла с самого утра. Такая погода действует как-то угнетающе.
