Путешествие мясника - Пауэлл Джули (книга регистрации .TXT) 📗

Элли в зеркале заднего вида улыбается мне сочувственно и немного виновато.

— Ужасно, что с тобой случилось такое.

Мы подъезжаем к пруду, территорию которого поделили между собой фламинго и толстые черные бегемоты. Элли притормаживает, чтобы получше их рассмотреть:

— Ничего, все в порядке. Но сейчас я просто хочу полюбоваться животными, хорошо?

Этим мы и занимаемся, объезжая всю кальдеру по окружности. Самое потрясающее, что нам удается увидеть в этот день, — это шайка из четырех молодых львов, лениво вышедших из кустов прямо на дорогу. Я стою в открытой машине и смотрю, как одно из этих великолепных, надменных животных проходит всего в полуметре от заднего колеса нашей машины. Лев поднимает свои удивительные золотые глаза, смотрит прямо на меня, и наши взгляды встречаются. Несколько секунд мы словно гипнотизируем друг друга, а потом я поспешно отворачиваюсь, испугавшись, что он может обидеться на такую наглость, запрыгнуть в машину и запросто откусить мне руку. Некоторое время львы ходят вокруг машины, потом ложатся в тени и начинают вылизывать лапы, совсем как домашние кошки, только лапы у них большие, будто тарелки. Потом все они дружно поднимаются и, не оглядываясь на нас, гордо удаляются.

К полудню мы достигаем дальнего конца кратера, где на берегу еще одного пруда установлено несколько столов для пикников и имеются туалеты. Из воды торчат спины бегемотов, а по другому берегу бродит семейство слонов. Пока Элли выгружает из машины провизию, я захожу в туалет.

Вернувшись, я обнаруживаю, что у нашей машины собралась небольшая толпа мужчин. Некоторые из них в традиционных масайских тогах, другие — в полицейской форме. Я не присоединяюсь к ним, а вместо этого иду прямо к пруду и сажусь на плоский камень; мужчины провожают меня взглядами. Я не хочу знать. Я ничего не хочу знать. Но до меня все равно доносятся обрывки разговора, в котором несколько раз повторяются слова «мзунгу» и «телефон», и еще что-то похожее на «сексуальная». Я упрямо смотрю только на воду.

Через пару минут ко мне подходит Элли с моим ланчем в коробке. Он улыбается от уха до уха.

— Они вернули твой телефон!

— Правда? — Я это уже и так поняла. — И каким же образом?

— Этот тип сам им отдал. Прятал мобильник в туалете.

— А почему он вдруг передумал?

— Потому что с масаями лучше не связываться, — смеется Элли. — Они же чокнутые.

— Погоди, ты хочешь сказать…

— Ну да. Били его, пока он не признался.

— О господи.

Я съеживаюсь от чувства вины, но, должна признаться, его тут же заглушает другая эмоция, куда более приятная: так ему и надо!

— Не переживай, он сам виноват. Сначала мы ведь говорили с ним вежливо.

— Наверное, он сто раз пожалел, что не вернул телефон сразу же.

— Ну да, голова у него сейчас не болела бы, и место он бы сохранил. А теперь он уже никогда не получит здесь работу.

Незнакомые мужчины уезжают, а мы после легкого ланча продолжаем объезд кратера. Нам еще удается увидеть роющихся в корнях бородавочников и целое стадо небольших грациозных слонов, бродящих между редкими деревьями, которые здесь называют «лесом». По дороге из парка мы заезжаем в полицейский участок, где мне со множеством извинений торжественно возвращают телефон — совершенно целый и в рабочем состоянии.

Вечером в Аруше, приняв наконец-то долгожданный душ, я лежу на кровати и слушаю, как с другой стороны сетки жужжат насекомые и на красной сухой земле Лейан борется с другими воинами, охраняющими дом Кезумы. В кухне Сузи, шестнадцатилетняя соседка, помогающая жене Кезумы по хозяйству, готовит на обед угали, местное блюдо из кукурузной муки и зелени, которое в Танзании подают в каждом ресторане. У Сузи широкая улыбка ребенка, но уверенности в себе у нее хватит на двух взрослых женщин вроде меня. Сегодня вечером после обеда мы займемся с ней английским.

Завтра я улетаю в Японию, чтобы пару дней отдохнуть и расслабиться в отеле с безупречным обслуживанием и высокотехнологичными унитазами, после чего отправлюсь в Нью-Йорк. Я уже достала из сумки две толстые пачки своих путевых заметок — одна для Эрика, другая для Д. — и сейчас перелистываю их, потому что завтра собираюсь отправить адресатам.

Заметки написаны неровным, кривым почерком, иногда чересчур размашистым, иногда слишком убористым, а временами и вовсе неразборчивым из-за усталости или переизбытка эмоций. Почему-то в Танзании я писала гораздо реже, чем раньше, — мне кажется, это хороший знак. Видимо, что-то особенное есть в воздухе этой удивительной страны. Однако после вчерашнего — как бы это назвать? — «инцидента» я чувствую потребность поговорить и разобраться, что же все-таки случилось; эпистолярный жанр для этого как раз подойдет.

Когда я еще только начинала писать, два эти письма резко различались по тону: душевное и бестолково многословное предназначалось Эрику, а пылкое и вроде бы взбалмошное — Д. Двое разных мужчин получали от меня совершенно разные отчеты об одних и тех же событиях и местах: я старалась, чтобы отчеты эти максимально соответствовали характеру каждого из адресатов. Но постепенно две разные версии становились все более похожими, как будто все это время я старалась сфокусировать два окуляра бинокля, а сегодняшний рассказ о том, что случилось со мной в кратере Нгоронгоро, и вовсе повторяется почти слово в слово.

Я сворачиваю письмо Эрику в три раза, с трудом засовываю его в конверт авиапочты, купленный специально для этой цели, пишу адрес и откладываю в сторону, чтобы отправить завтра. Потом начинаю делать то же самое с письмом к Д.

— Джули? — В комнату заглядывает Сузи. — Угали готово.

— Хорошо, уже иду.

Я запечатываю второе письмо. Мне пора возвращаться домой.