По нехоженной земле - Ушаков Георгий Алексеевич (читать книги без регистрации .TXT) 📗
У меня температура была нормальной, но резкие боли все еще держались. Поэтому лишний день стоянки был как нельзя кстати.
26 апреля небо несколько прояснилось. В облаках появились разрывы. Солнце то и дело прикрывалось бегущими облаками или, в лучшем случае, просвечивая сквозь них, показывалось в объективе теодолита с сильно размытыми краями. Последнее не лучше первого. Никакие заклинания не помогли. Необходимый цикл наблюдений опять остался незаконченным.
Болезнь стала ослабевать. Днем я, хотя и скорчившись и опираясь на лыжную палку, все же бродил по лагерю. Он был расположен в русле речки, как раз под тем высоким местом, где в октябре минувшего года мы отмечали первое вступление на Северную Землю и поднимали советский флаг над ее берегами. Теперь наш лагерь напоминал маленький поселок. Стояли две палатки — одна для жилья, другая для приборов. Палатки по одну сторону и собаки, привязанные на цепи, по другую образовывали как бы улицу. Над парусиновым поселком поблескивал канатик натянутой антенны. Если не ошибаюсь, это вообще была первая антенна в практике санных экспедиций в глубокой Арктике. У нас ее назначением было помогать в определениях точного времени.
Лагерь напоминал маленький поселок.
Для наших бытовых целей распределения и учета рабочего времени нам в большинстве случаев достаточно было обычных часов. Их ошибка на десятки секунд или даже на несколько минут не имела особенного значения, тем более, что рабочий день в походе в основном нормируется не часами, а состоянием погоды и дороги, выносливостью собак и собственным самочувствием. Но для закрепления топографической съемки на земной поверхности мы должны были через каждые 70—120 километров определять опорные точки в виде астрономических пунктов или, другими словами говоря, по возможности точно определять точку нашего местонахождения на планете. От качества астрономических наблюдений зависела точность будущей карты Северной Земли. Обычные часы для этих работ уже непригодны, так как здесь играют роль уже не только минуты, но и доли секунд. Например, при определении географической долготы на широте 80° ошибка часов на одну секунду сдвинет определенную точку к востоку или западу на 80,8 метра; а если часы отстанут или уйдут вперед на одну минуту, то точка будет нанесена на карту с ошибкой в ту или иную сторону уже на 4848,5 метра.
При астрономических наблюдениях употребляются более точные часы — так называемые хронометры. Но и среди них не существует ни одного экземпляра, который без создания для него особых режимных условий постоянно показывал бы точное время. Качество механизма, еле заметные толчки, тряска, изменение температуры прибора — отражаются на точности его показаний, и хронометр, хотя и меньше, чем обычные часы, то отстает, то уходит вперед. У хорошего хронометра, при внимательном отношении к нему, такие изменения в ходе носят более или менее плавный характер и могут быть учтены, а ошибки в показаниях бывают незначительны. Но и маленькая погрешность хронометра ведет к заметной ошибке в нанесении на карту какой-либо точки земной поверхности.
Особенно важны показания хронометра в экспедиционных условиях. Несмотря на постоянную заботу путешественника о своих хронометрах, ошибки их беспрерывно накапливаются, и если исследователь лишен возможности сколь-либо часто проверять ход хронометра, его съемка «сползает» в ту или другую сторону. Раньше хронометры сличались с часами обсерватории перед отправлением в экспедицию и после возвращения из нее. По этим засечкам выводилась средняя погрешность в ходе часов, причем учесть неровности в накоплении ошибок возможности не представлялось. Это еще не так давно приводило к очень большим неточностям на картах, особенно в определении долгот. Нечего и говорить, что такие карты мало годились для практических целей, и моряки зачастую с недоумением водили свои корабли там, где на карте была показана суша, или терпели кораблекрушения, наталкиваясь в тумане и темноте на берега в тех местах, где значилось море.
В наше время имеется полная возможность избежать грубых ошибок в определении географических координат местности. В любой глуши путешественник располагает возможностью несколько раз в сутки сличать свои хронометры с наиболее точными часами в мире, находящимися в подвалах крупнейших астрономических обсерваторий. Радио — это гениальное изобретение русского ученого — приходит на помощь в любой точке нашей планеты. Наиболее крупные радиостанции мира в определенные сроки автоматически включают главные часы обсерваторий и передают особые, так называемые «ритмические» сигналы времени. Располагая радиоприемником и сличая свои хронометры с этими сигналами, можно определить поправку с точностью до сотых долей секунды.
Наша экспедиция располагала двумя «настольными» и тремя «карманными» хронометрами. В поход были взяты только последние, как наиболее удобные. Они были уложены в специальный термос, помещенный в деревянный ящик, выложенный внутри толстым, пружинящим слоем оленьего меха и обшитый снаружи таким же чехлом. Вода в термосе ежедневно подогревалась до определенной температуры. Такая упаковка предохраняла хронометры от низких температур и неизбежных в дороге толчков и тряски.
Для приема «ритмических» сигналов времени мы располагали четырехламповым регенеративным радиоприемником с вариометрами. Питание он получал от батареи накала емкостью в 35 ампер-часов и батареи анода, дававшей напряжение в 75 вольт, рассчитанной на работу в течение двух месяцев. Во избежание влияния мороза на работу батарей в воду, залитую в элементы, было добавлено 10 процентов глицерина, а для лучшей изоляции элементов пространства между ними были залиты машинным маслом. Обе батареи, как и хронометры, везлись в специальных термосах.
В походе все это хозяйство требовало не мало забот и являлось чувствительным грузом в нашем снаряжении. Ящик с хронометрами весил 4 килограмма, радиоприемник вместе с батареями, термосами, антенной и мелкими принадлежностями — 28 килограммов. Но мы надеялись, что как заботы по сохранению аппаратуры, так и ее вес впоследствии полностью окупятся точностью наших астрономических пунктов.
Я выбрался из мешка как раз к моменту приема «ритмических» сигналов. Слышимость была прекрасной.
В это время вернулся в лагерь Журавлев. Он ездил километров за 25–30, чтобы завезти вперед пеммикан. Охотник запряг 14 лучших собак из нашей стаи, погрузил 300 килограммов пеммикана и доставил его на мыс Октябрьский. Сведения о дороге были мало утешительными. Всюду лежал рыхлый снег, местами слабым ветром сметенный в сугробы. На санях Журавлева лежало бревно более трех метров длиной и в очень хорошей сохранности. Журавлев нашел его вмерзшим в лед. Это была наша первая находка отлично сохранившегося плавника на Северной Земле, подтверждающая в данном случае, что льды даже в этом проливе недавно вскрывались.
К утру 27-го боли у меня почти исчезли. Я бросил палку, мог сгибаться и разгибаться и опять чувствовал себя вполне способным к походу.
Теперь, когда неприятность окончательно миновала, мы стали оживленно обсуждать причины приключившегося недуга и ставить диагноз задним числом.
Но меня, по правде, уже не интересовал диагноз. «Замечательно, что не вернулись на базу. Еще лучше, что можно итти вперед, наносить на белое пятно карты четкую линию очертаний доселе неведомых берегов».
Так думал я. И жизнь была прекрасна. И еще прекраснее казалась Арктика.
После нескольких дней непогоды все вокруг опять выглядело празднично и нарядно. Облака еще накануне разогнало. Без отдыха светило золотое, незаходящее солнце. Ночью и днем над нами сияло бездонное, голубое небо. Свежий выпавший снег искрился и блестел. Темносиние тени лежали у каждого камня, заструга, в каждом углублении. Следы наших ног вокруг палаток казались мазками индиго. Можно было подумать, что подошвы наших унтов вымазаны краской и с каждым шагом мы оставляем ее отпечатки. А следы собак выглядели настоящими синими строчками на белом атласе. Трудно было оторвать взгляд от этой картины. Любой художник позавидовал бы чистоте, блеску, яркости и глубине ее красок.
