По ту сторону ночи - Устиев Евгений Константинович (бесплатные книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Бараньи тропинки — истинное благодеяние для охотников и геологов. Столетиями ходят по ним животные, выбирая наилучшее направление и постепенно уплотняя грунт и каменные россыпи.
На вершинах гор их не беспокоят комары и оводы, отсюда острое зрение позволяет загодя увидеть приближающуюся опасность.
Я останавливаюсь отдышаться на крошечной площадке, где только что лежали два диких барана. Под круто вздернутой глыбой гнейса видны два продолговатых углубления, выдавленных в твердой, как камень, почве многими поколениями лежавших здесь животных. Кучки совершенно свежих темных шариков, еще не впитавшиеся в землю зеленоватые лужицы говорят о том, что потревоженные бараны сорвались отсюда всего несколько минут назад.
Покурив, я осматриваюсь. Подниматься выше нет смысла. Отсюда хорошо видно, что самое правое из ущелий, как я и опасался, уходит к Омолону…
Таким образом, если бы не осторожность, мы рисковали бы очень многим, может быть и жизнью. Холодок пробегает у меня в груди, но тут же я облегченно вздыхаю: «Ну уж если судьба уберегла нас от этого несчастья, то нам и дальше бояться нечего!»
Какой же из трех левых распадков быстрее всего выведет нас к Кедону? Я всматриваюсь в затуманенную даль. Километрах в двенадцати вырисовывается покрытая светлыми осыпями горная гряда. По-видимому, это та самая возвышенность, у подножия которой лежит Кедонское озеро. В таком случае красноватые горы левее, где ползет сейчас густая тень облака, находятся выше озера, а массивная группа гор далеко у горизонта — это истоки Кедона и перевал к Анмандыкану. Словом, мы должны спускаться во второе справа ущелье.
Только теперь я чувствую, как тревога, долго гнездившаяся в моем сердце, постепенно рассеивается. Нам нужно поскорее добраться до озера, и тогда завтра к вечеру мы можем быть на метеостанции. Отбросив окурок, я поднимаюсь с камня и, захватив образец серого гнейса, быстро спускаюсь к Сереже.
Ползая на коленях, он обирает крошечные кустики голубики и жадно сует в рот пригоршни крупных кисловатых ягод. Только сейчас я вспоминаю, насколько мы голодны. Более чем скудный завтрак давно забыт, и наши желудки настойчиво требуют пищи. Я опускаюсь на пружинящий ковер серебристого ягеля и, переползая с места на место, тоже принимаюсь за ягоды.
— Все в порядке! Сейчас немного подкрепимся и пойдем в ту лощину. Надеюсь, будем ночевать у озера!
— С моей вершины хорошо просматривался омолонский склон, — говорит Сережа. — Это предательское ущелье сильно расширяется и уходит на северо-восток. Я не смог разобрать, где именно оно соединяется с Омолоном. Вероятно, не ближе двадцати — тридцати километров. Вот счастье, что мы туда не сунулись!
— Да, особенно потому, что вначале этот распадок показался нам наиболее подходящим. Пример вреда формальной логики в применении к природе!
— Любимая тема моего шефа! — иронически замечает Сережа.
— Конечно! Я всегда помню, что природа создана не для нашего удобства и не по правилам таблицы умножения. Надеюсь, что и ты этого не забудешь, не то когда-нибудь непоправимо ошибешься!
Голубика, даже если съешь ее много, наполняет желудок, но по-настоящему не насыщает. Поэтому, перед тем как спуститься с водораздела, я бережно достаю из кармана по паре карамелек. Мы трогаемся в путь, стараясь не разгрызать пахнущие фруктовой эссенцией конфеты. Они медленно тают во рту, и острое чувство голода на короткое время пропадает.
Этот переход был необыкновенно мучительным. Основательно ослабев от недоедания и тяжелого подъема на перевал, мы вдобавок попали в заросли низкорослой ольхи и полярной березы. Проклиная все на свете, я то высоко поднимаю ноги, пытаясь перешагнуть через дьявольские хитросплетения, то лезу сквозь них напролом. У Сережи ноги короче, ему приходится труднее; он еле поспевает за мной. Вконец измотанные, мы все же вырываемся наконец на чистое место и облегченно вздыхаем.
Набежавший из долины Кедона короткий ливень промочил нас до нитки, размочил почву, и наша стертая до дыр обувь отчаянно скользит в набухшей глине или отстает от ног под тяжестью налипших лепешек.
— Прибавь шагу! — поторапливаю я Сережу. — Нужно засветло добраться до озера. Соберем побольше дров, чтобы просушить одежду и место для постели.
— Стоит ли так торопиться? Добраться бы до Кедона, а заночевать можно в любом месте, где есть дрова!
Пожалуй, Сережа прав. Если заночуем и выше озера, не беда. Правда, завтра у нас останется более долгий путь, но мысль о близкой цели прибавит нам сил!
Конечно, мы не дошли до озера. Перед закатом показалась долина Кедона и живописная рощица, где мы уже были несколько дней назад. Стройные лиственницы и стелющиеся кусты кедра букетом поднимались на высокой террасе правого берега. Лучшего места для лагеря не придумаешь.
— Хватит! Ноги больше не идут, ночуем здесь!
Ни Сережа, ни я никогда не забудем этой последней стоянки. Когда разгорелся большой костер и тускнеющее небо осветилось снопом искр, усталость почти слетела с наших плеч. Полуголые, мы приплясываем вокруг огнедышащей горы дров, поворачиваясь к ней-то одним, то другим боком. Однако, обсохнув и отдохнув, мы с еще большей остротой чувствуем голод.
— Эх, хорошо бы краюху хлеба, — горько вздыхает Сережа, — с маслом да с большой миской каши!
Выпив по дымящейся кружке сладковатого чая, в который влит весь остаток водки, мы готовимся ко сну. Алкоголь подействовал на голодный желудок немедленно. Прошедшее и будущее рисуются сейчас главным образом в юмористических тонах. Пошатываясь и пошучивая, мы сдвигаем костер в сторону и, убрав угли, застилаем прогретую землю толстым слоем веток. Едва укрывшись одеялом и вытянув ноги на теплой постели, сразу засыпаем. Закрыв глаза, я еще слышу смолистый запах распаренных веток и ощущаю жар от горячей земли. Отстранясь на более прохладное место, я погружаюсь в полный причудливых видений сон…
До метеостанции мы добрались лишь к исходу следующего дня. Последний день нашего путешествия тянулся как нескончаемый и томительный кошмар. Собственно говоря, мы выбились из сил уже у озера, не пройдя и пяти километров от ночлега. А нам нужно было пройти еще двадцать. Мы шагали как автоматы, стараясь ни о чем не думать, никуда не смотреть и ни о чем не говорить. Никаких лишних усилий, одна цель — дойти!
Перед уходом я разделил все, что осталось съестного, — по четыре карамельки и по куску сахара. Сережа съел все сразу, я пытался растянуть свои запасы хотя бы до полудня. Однако вскоре, заметив страдальческий взгляд юноши, я отдал ему одну из своих конфет и разом прикончил остальные. Самым страшным в этот день был, впрочем, не голод — тяжелее была безмерная усталость. Измученное тело больше страдало от необходимости передвигать чугунные, негнущиеся ноги, чем от сосущей пустоты желудка!
Когда в конце этого длинного дня мы добрели до края поселка, в густых вечерних сумерках показалось какое-то движущееся светлое пятно, за ним другое. Через несколько минут мы услышали фырканье и топот стреноженных коней.
— Лошади?! — хрипло пробормотал Сережа.
…Это действительно были лошади из партии Кейвуса, Их пригнали сюда два дня назад — с недельным запозданием против срока и совсем не с той стороны, откуда они должны были бы прийти по плану!
— Будь у всех наших геологических партий походные рации, — сказал позже, отставляя кружку с чаем, Петр, — Кейвус бы радировал: дескать, обнаружил руду, поэтому изменил маршрут и запоздал с лошадьми, извиняюсь, подождите. И все было бы в порядке!
— Дайте срок, Петя, будут у нас, геологов, не только радиостанции, но и вертолеты! Однако и в таких условиях данное слово и взятое обязательство должны лежать в основе человеческих отношений. Без этого никакая техника не поможет!
Впрочем, крепкий сладкий чай и мирная под аккомпанемент сверчка беседа скоро смягчили мое сердце, и, отправляясь спать, я уже подтрунивал над втянувшимися щеками Сережи.
Скалы над морем
Два летних сезона подряд мне пришлось вести геологическую съемку на северном побережье Тауйской губы. Это было хорошее время. Невозможно забыть овеянные свежим ветром и озаренные утренним солнцем пробуждения. Размеренный, как дыхание, прибой доносит до палаток запах выброшенных водорослей и соленые брызги. Блестит на траве роса, и шуршит под набегающей волной светлая галька…
