В погоне за тайной века - Пасецкий Василий Михайлович (версия книг txt) 📗

После 25-летних трудов на пользу гидрографии болезнь настолько обостряется, что он уже не может все время находиться на корабле. С 1849 года он живет летом на островах Даго и Эзель, вблизи которых экспедиция ведет исследования, и оттуда распоряжается работами. Но ему не сидится на берегу, и он, как это ни тяжело, предпринимает время от времени плавания по району промера и съемки.

Один из сподвижников и друзей Рейнеке вспоминал о своем командире:

И все-таки Михаил Францевич не сдавался. Он продолжал, пока были силы, одолевать извечных врагов моряка: мели, рифы, банки.

В 1851 году он добрался со своим отрядом до Рижского залива, на берегах которого пробежало его детство. Был уже виден конец работ на южных берегах Балтики… Затем он надеялся заняться уточнением описи Финских шхер, но боялся, что ему может не хватить сил.

«Про Ботнику уже не думаю, — писал он Николаю Александровичу Бестужеву. — В этом обширном заливе, посередине его, не был исследователь от сотворения мира, да и прибрежье давно не было описано». [309]

В 1852 году закончились работы Рейнеке на Балтике. За 20 лет моряками [310] были исследованы все принадлежащее России южное побережье Балтийского моря, Рижский залив, описаны острова Эзель, Даго, Мон, Вормс, Аландские шхеры, шхеры северного берега Финского залива, промерены глубины как у берегов, так и в открытом море. На скальных берегах Финского залива было сделано несколько десятков отметок среднегодовых уровней воды, которые явились вековыми реперами для изучения колебаний уровня Балтийского моря. Михаил Францевич установил в Кронштадте футшток, к которому до настоящего времени привязываются все нивелировки в нашей стране. [311] Результаты работ экспедиции без промедления наносились на карты. Рейнеке с удовлетворением писал Н. А. Бестужеву, что им «составлен подробный атлас морских карт в масштабе от 500 до 840 саженей на дюйм. На этих картах указаны все узаконенные пути для судов… К этим картам издана и краткая лоция». [312]

Карты и лоции Рейнеке сослужили добрую службу русским морякам во время обороны балтийских берегов в Крымскую войну.

Читая дневники и письма

Михаил Рейнеке, судя по уцелевшим отрывкам из дневников, по его переписке и воспоминаниям современников, был человек удивительно добрый и отзывчивый. Поглощенный своей страстью к морю, к науке, он совсем не чуждался женского общества. Следы увлечений видны в его частично сохранившейся переписке. В начале 1833 года в жизнь Михаила Францевича, только что победно завершившего исследование Белого моря, врывается большая любовь. Его любимую зовут Анна. Рейнеке пишет ей восторженное письмо:

Почему разбилась эта любовь и почему Михаил Францевич с его щедрым сердцем остался навсегда одиноким?.. По-видимому, на эти вопросы не найти ответа, пока не будут обнаружены пропавшие тетради дневников Рейнеке или новые его письма к любимой…

Лет через пять он встретил девушку, которая была близка его сердцу. Михаил Францевич сделал предложение, но оказалось, что его избранница уже была помолвлена. А годы между тем уходили, и он так и остался холостяком…

Рейнеке любил книги, живопись, музыку. Он бывал на петербургских литературных вечерах, посещал выставки в Академии художеств, нередко заглядывал в мастерскую к скульптору Клодту и знакомился с его новыми работами. В дневнике его имеется запись о том, что «нельзя любить отчизну, не любя родного языка».

Михаил Рейнеке внимательно следил за успехами русских землеописателей и мореходов.

Рейнеке был одним из тех, кто стоял у колыбели Русского географического общества. То, что он не был объявлен членом-учредителем общества, объясняется его плохими отношениями со всесильным начальником морского штаба. В одной из бесед с Врангелем, которому Рейнеке доказывал необходимость издания записок Общества на русском языке, Фердинанд Петрович откровенно признался, что, по мнению Ф. П. Литке, его не следует приглашать в число членов-учредителей, так как это «послужит ко вреду службы» Рейнеке «по отношениям к Меньшикову». [313]

Михаил Францевич был одним из руководителей отделения математической географии Общества. Заслуги Рейнеке перед наукой были высоко оценены в отчете Русского географического общества за 1859 год, в котором отмечалось, что Михаил Францевич, «проведя всю жизнь свою в неусыпных и в высшей степени добросовестных трудах, оказал неоценимые услуги русской гидрографии». В Рейнеке Общество видело выдающегося «своего деятеля», которым Россия «по справедливости будет всегда гордиться». «Съемка Белого моря… превосходный атлас его, заслуживший справедливое уважение всех гидрографов, карты Балтийского моря, „Гидрографическое описание Северного берега России“, удостоенное полной Демидовской премии, — вот главные, драгоценные памятники», которые Рейнеке «оставил после себя в науке». [314]

Круг знакомых и друзей Рейнеке очень обширен. Среди них ученые — Бэр, Гумбольдт, Кеппен, Купфер, Ленц, Струве, моряки и путешественники — Нахимов, Врангель, Рикорд, Крузенштерн, Путятин, Романов, Матюшкин, Ивашинцев, Анжу, Пущин, Кашеваров и, наконец, Литке, близкий товарищ по Архангельску и Петербургу… Но самые крепкие узы морского братства и единомыслия связывали его с человеком, который находился за многие тысячи верст от Петербурга и Балтийского моря.

Занятый путешествиями и служебными обязанностями, Рейнеке продолжал интересоваться судьбой своего друга Николая Бестужева, который вместе с братом Михаилом в сентябре 1839 года вышел из тюрьмы и отправился на поселение в Селенгинск. Вскоре он получил от них подарок. То был складной нож с двумя лезвиями, который собственноручно изготовил для своего друга Николай Бестужев. Его привез случайно оказавшийся в Селенгинске и направлявшийся в Петербург офицер. Его рассказ взволновал Михаила Францевича до глубины души. Уже более пятнадцати лет он не видел Николая Александровича. Он живо помнил их встречи и беседы, споры и мечты о далеких странствиях в полярные страны. И день, когда он получил подарок, был праздником в его одинокой жизни моряка-ученого… Николай Бестужев, брат его Михаил и те, что томились на поселении в различных местах Сибири, были близки ему своими мыслями, надеждами и огорчениями.

Он не раз горевал «о бедном, бесполезном состоянии нашего флота, и вообще об бедствиях России по неумению ею править». Он писал: «Согласен с предвещанием, что она при этом состоянии дел не удержится долее 5–10 лет». [315]

Рейнеке сокрушался о том, что царь и его сановники тратят сотни тысяч рублей на развлечения. «Ужели в России так мало своих нужд на дело, — отмечал он в дневнике, — что можно бросать деньги, сдираемые с бедных русских, на прихоти русских негодяев вельмож-космополитов! Это меня бесит! Да! Век наш есть век Людовика XV. Кому-то придется быть XVI и будет ли у нас Наполеон! Эта мысль родилась во мне уже давно!». [316]