Серебряные рельсы (сборник) - Чивилихин Владимир Алексеевич (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
– Подумаешь! – сказал Боб спине. – Тоже мне, морской волк!
Полосатый обернулся, глянул на Боба, как на козявку, и сказал сквозь зубы, но внятно:
– Гриль!
Лихтенштейночка заикала от смеха, а Боб сделал вид, что берет себя в руки.
– Дипломатические осложнения, туда-сюда, – вполголоса сказал он мне. – Не стоит связываться. А что значит «гриль», а?
У Боба опять стало такое лицо, будто ему жутко надоело жить. Эти кретины из республики – или как его там? – великого княжества Лихтенштейн так и не пустили нас в свой круг. Переночевали, а утром уплыли на небольшом теплоходишке «Алмаз» по озеру. Но к обеду прибыли томичи. Тоже горластые и тоже с гитарой. У них было пестро от девчат, но мы засекли одну Майку, а когда засекли, нам снова захотелось жить.
На ней были спортивные брючки-эластик и тенниска, тоже облегающая места. Да и все остальное звучало нормально, туда-сюда, как выразился Боб. Помада где надо, бровки подщипаны, обратно же прическа «я у мамы дурочка», иными словами – отличный арбатский кадр. Только вот годков ей было далеко не двадцать, как нам, но Боба это вполне устраивало, и у него даже шерсть на загривке поднялась.
Мы и поплыли с этими томичами. Полторы калеки пенсионеров инструктор тоже пригласил в наш ковчег в качестве балласта. Подробно описывать сие плавание – скучная материя, хотя от озера этого я немного тронулся. Даже шея болела в первые дни, так усердно я вертел головой по сторонам, все не верил, что в нашей Расеюшке могут быть такие шикарные места. Горы поднялись со средины пути – я извиняюсь! По ним белые облака туда-сюда. Лепота! А если сядешь с утра за весла, то в обед наш самодельный суп – не суп, а натуральное амбре!
У Боба с Майкой дело пошло, как на шариках-подшипниках, даже быстрей. Во время привалов они в кусты все шмыгали, словно последние подонки. Я истекал слюной, а томским ребятам все это было до лампочки. Вообще кодло собралось еще то! Ребята рыбешкой нас не обижали, каждое утро с ревом лезли в воду, хотя водичка в этом озере – бр-р-р! Майка тоже ныряла, из-за нее и Боб озверел, стал кунаться.
А раз я совершенно случайно увидел эту паскудную парочку наедине. Они ушли от нас за скалы и плюхались себе в тихой бухточке безо всего, и будто бы никого не было на всей земле, кроме этого прыщавого Адама и этой трясогузки Евы. Понятно, я зверски завидовал Бобу. В лодке и на привалах даже старался не смотреть на него, чтоб он не заметил, как у меня из глаз сочится черная зависть. Но скоро вся их гнусная идиллия полетела к чертовой бабушке и еще дальше.
На реке Чулышмане, в алтайской деревне Балыкче Боб почему-то нализался. Под шафе избил свою кису, а когда томские ребята кинулись его месить, Майка стала плакать, хватать их за волосы, кричать, что Борис пошутил и она с ним отлично разберется сама. Они плюнули, пошли к нашей пироге. Боб, который был еще под хорошим киром, смазал Майку по ее помаде, по ресничкам, а она закрывается, хлюпает носиком – и только.
Полторы калеки пенсионеров не хотели Боба пускать в бригантину, но инструктор сказал, что надо все же человека доставить куда-нибудь к причальному месту, чтоб он на «Алмазе» мог попасть в поселок, а потом о его поведении сообщат по путевке на место работы. Иными словами, Боба списали на берег в Беле, и мне пришлось, потому что я не какой-нибудь там гриль.
На прощанье Боб пообещал Майке задавить ее при первой возможности. Но вся эта паршивая достоевщина, эти непонятные штучки-дрючки, иными словами – приключения, только начинались.
Беле – нормальная алтайская дыра; мы тут побывали, когда плыли на Чулышман. Напротив – потрясная гора Алтын-Ту, а на длинной террасе высоко над озером стоят три халупы да метеопост с мачтами и ведром на длинном шесте. Крохотные алтайчата бегают, подбирая изумрудные сопли, взрослых не видно, если не считать каменной бабы, которая тут стоит, наверно, с времен Чингисхана и пялит слепые глаза на горы. В тот раз я сфотографировал эту туземную экзотику – бабу и маленьких азиатов, а больше в Беле делать нечего.
Мы сидели на рюкзаках у озера и ждали «Алмаза». Алтын-Ту куталась в тучи, с озера дуло, а на душе было гадко. Боб отворачивался от меня и сопел.
– Может, ты мне объяснишь, дед, – спросил я. – Ну, скажи, что произошло?
Боб молчал.
– Слушай, Боб, бледнолицый брат мой! Почему ты не отвечаешь?
Ни звука. И глаз его не было видно – черные, а ля Гарри Трумэн, зеркалки этого пижона отражали беспокойную воду озера и Алтын-Ту за ней. Я посидел еще, пошуровал кедами по гальке и решил сбродить наверх: там слышалось какое-то движение, кто-то орал. Через несколько шагов я обернулся – мне показалось, что Боб плачет.
– Что ты, Боба! Брось! Что с тобой? Он молчал, как мертвец.
– Черт с тобой! – сказал я.
На террасу вела крутая и длинная тропа, я даже задохся, потому что от злости почти бежал на гору. И тут, наверху, все получилось очень даже неожиданно.
Я увидел вертолет и возле него каких-то типов. Они подбежали, окружили меня.
– Здравствуйте! – с ходу сказал длинный дядя, поросший волосом, только нос да губы торчали. – Вы кто такой?
– Котя, – растерялся я.
– Что за чушь! Какой Котя? Вообще вы как здесь? Будто я ему должен говорить, как я тут оказался!
Все это мне было не в жилу.
– Вы кто такой, спрашиваю!
Если б я сам знал, кто я такой! Эта дылда с паклей на роже, эта шарагуля даже не подозревала, какой она мне вопрос подкинула.
– Турист, – сказал я. – А что?
– Собирайтесь! Пойдете с нами.
– Куда?
– Человека спасать.
– Какого человека? – спросил я, разглядывая этого Волосатика и белого, кудрявого, как ангел небесный, парня и еще какую-то жуткую черную рожу с подбитыми глазами. – В чем дело?
– Погибает наш товарищ. Тут недалеко, за день-два обернемся.
Подошел на полусогнутых седой старец в изящном костюме и при галстуке, взял меня мягкими руками за плечи и оглядел всего своими бесцветными моргалками. Что вообще за чертовщина? Что за маскарад?
– Молодой человек! – сказал старец. – Я здешний врач. А вы молодой человек! Я вас прошу, как сына. Пойдите с ними. Это очень, очень надо! Неотложно надо. В опасности жизнь другого молодого человека…
– У меня там кореш, – кивнул я вниз, все сразу поняв.
– Что вы говорите? – обрадовался волосатый. – Бежим!
И он потянул меня на тропу. Я торопился за ним и лихорадочно думал о том, что у меня ничего и никогда не было в жизни, что я изнутри съем себя, если упущу сейчас случай проверить, кто я такой, что все на свете – мутота, кроме этого, и что теперь у меня будет… Мы добежали до Боба. Он все так же сидел на рюкзаке и держал лицо в ладонях.
– Идем в горы, Боб! – закричал я. – Там несчастный случай. Боб, слышь?
Боб молчал и не смотрел на нас.
– Извините, – сказал Волосатик. – Вы не могли бы нам помочь?
– Бобка! – рассвирепел я. – Мужчина ты или нет?
– Нам очень некогда, – заторопил его Волосатик. – Решайте скорей.
А этот пижон будто не слышал.
– Ты подонок, Боб! – Голос у меня получился тон кий, противный. – Ублюдок ты! Гриль! Конечно, я не знал, что такое гриль, но лихтенштейнец в тельняшке с таким презрением произнес тогда это слово, что даже Боб обиделся, и сейчас я про это вдруг вспомнил, хотя все было бесполезно: мы пошли наверх, а Боб остался на берегу с двумя рюкзаками, да еще я камеру ему кинул. Когда мы выцарапались на площадку, пошел мелкий дождь. Вокруг вертолета ходил, задрав кверху острый нос, некто в кожаной куртке с молниями. На дождь ноль внимания, только на небо смотрел. Так же, не замечая дождя, шаркал нам навстречу тот изящный дед.
– А где же ваш друг? – спросил он у меня.
– Это не друг, а дерьмо. – Волосатик плюнул под ноги. – Давайте собираться.
И вот мы дуем в горы. С места-то я похилял спортивной ходьбой, и сзади смотрели, как я выворачиваю суставы, но скоро тропа пошла в крутом склоне высоко над озером, и запросто можно было загреметь вниз. Я уже добрал, что нам надо вытащить на руках молодой и талантливый полутруп из какого-то ущелья, но нас мало, мы сгорим на этом деле, и поэтому не сразу рванули в горы, а подались кружным путем, чтоб перехватить спасателей-придурков, которые шныряют там уже не один день, хотя парень загулял со скалы совсем в другом месте.
