Путешествия никогда не кончаются - Дэвидсон Робин (читать книги регистрация .txt) 📗
— Ну и пусть, я все равно не буду этого делать, потому что ты не отравилась, не отравилась. Ты моя Диг, моя собака, моя собака не может отравиться.
Дигжити ходила кругами, мучительно рыгала и время от времени возвращалась ко мне, ища утешения. Она знала. Вдруг она отбежала к черным кустам акации и обернулась. Она лаяла и выла, я поняла, что у нее начались галлюцинации и она умирает. Два ее остекленевших глаза выжгли у меня в памяти нетускнеющее клеймо. Дигжити подбежала, уткнулась головой мне в колени. Я подняла ее и закружила над головой. Круг, еще круг, еще. Она вырывалась изо всех сил. Я делала вид, что играю с ней. Как только я ее отпустила, она как безумная с лаем ринулась через кусты. Я бросилась за ружьем, зарядила его и вернулась к кустам. Дигжити лежала на боку и билась в конвульсиях. Я выстрелила ей в голову. И застыла на коленях, потом кое-как добралась до мешка и залезла внутрь. Тело сводили судороги. Меня рвало. Подушка и одеяло намокли от пота. Мне казалось, что я тоже умираю. Я подумала, что мне в рот попал стрихнин, когда Дигжити лизала мое лицо. «Так, наверное, чувствуют себя перед смертью. Значит, я умираю? Да нет же, это просто шок, прекрати, надо заснуть». Никогда прежде и никогда потом мне не удавалось сделать то, что я сделала в ту ночь. Выключила сознание, будто рубильник, и приказала себе немедленно погрузиться в небытие.
Я проснулась задолго до зари. болезненно серый предутренний свет помог мне найти все, что нужно. Я привела верблюдов и напоила их. Запаковала вещи, погрузила и заставила себя выпить немного воды. Я ничего не чувствовала. Как-то внезапно подошло время расставаться с этим местом, и я вдруг растерялась. Мне нестерпимо хотелось похоронить Дигжити. Но я убедила себя, что это нелепо. Естественнее и правильнее, чтобы тело собаки разлагалось не в земле, а на земле. И все-таки потребность совершить обряд, убедиться в достоверности, в непоправимости того, что случилось, была сильнее меня. Я подошла к Дигжити и долго смотрела на нее не только глазами — всем своим существом, всей душой. Я не похоронила Дигжити. Но я сказала «прощай» собаке, которую безоглядно любила. Я снова и снова говорила «прощай!» и «спасибо!», потом заплакала и бросила на ее тело горсть опавших листьев. А потом ушла навстречу утру, я ничего не чувствовала. Мое тело онемело, голова и душа опустели. Я знала только одно: надо идти.
4 Часть. На другом конце света
Глава 11
В тот день я прошла, наверное, миль тридцать, если не больше. Я боялась остановиться. Боялась, что меня раздавит груз вины, сознание невосполнимости утраты и одиночество. В конце концов я добралась до какой-то промоины и развела костер. Я надеялась, что отупею от изнеможения и усну. Со мной произошло что-то странное. Вопреки ожиданию ни намека на истерику, наоборот: холодная ясная голова, душа на замке, смирение. Я решила закончить путешествие в Уилуне не потому, что сдалась, а потому, что путешествие изжило себя и я это почувствовала — психологически оно завершилось, попросту подошло к концу, как роман, дочитанный до последней страницы. Ночью мне снилась Дигжити, живая и невредимая. Этот сон повторялся потом почти каждую ночь еще много месяцев. И каждый раз во сне со мной случалось множество бед, но Дигжити каким-то образом всегда оставалась жива и прощала меня. В снах она часто превращалась в человека и разговаривала со мной. Сны пугающе походили на явь. Я возвращалась в реальный мир одиночества и не понимала, откуда у меня берутся силы выносить этот мир.
Кому-нибудь, наверное, покажется странным, что смерть собаки — подумаешь, собака! — вызвала такое сильное душевное потрясение, ноя должна напомнить, что из-за полного одиночества Дигжити была для меня не просто игрушкой, она стала моим нежно любимым другом. Случись это несчастье в городе, в окружении людей, перенести его, конечно, было бы гораздо легче. А в пустыне, когда я находилась в совершенно особом душевном состоянии, гибель Дигжити нанесла мне такой же удар, как смерть человеческого существа, потому что, заменив общество людей, Дигжити в значительной степени стала для меня человеческим существом.
Хенри Уорд показал на карте, где я должна повернуть на юг. Отметка говорила, что после одного из колодцев надо отшагать еще добрых несколько миль, а потом изменить направление. Но я, видимо, ошиблась и все шла, пересекая одно плоское блюдце вслед за другим, и, оглядываясь назад, видела, как исчезают стены извилистого., коридора, который я приняла было за проход в дюнах. В тот вечер я разбила лагерь на небольшой дюне, похожей на остров, поднявшийся из морских глубин после отлива. Необычный вид наводил тоску. Плоская мертвая земля была покрыта белой гипсовой пылью, сквозь нее футах в двенадцати друг от друга пробивались пучки солянок. И лишь кое-где однообразие необъятного простора нарушала застывшая на бегу волна песка, поросшая кустарником и чуть более высокими деревьями. Земля — сирота, от этого зрелища меня бросало в дрожь.
Вечером я решила воспользоваться ненавистным радиоприемником, связаться с Хенри и уточнить дорогу. Меня не столько беспокоила дорога, сколько терзало одиночество. Хотелось перекинуться с кем-нибудь парой слов. Стояла мертвая тишина, а я не могла поиграть с Дигжити, поговорить с ней, подержать ее на руках. Полчаса я устанавливала проклятую махину: обмотала длинный кусок проволоки вокруг дерева, другой протянула по земле. Впустую. Я протащила это чудовище полторы тысячи миль, сотни раз грузила на верблюдов и стаскивала назад, и вот теперь, когда я захотела сказать и услышать несколько слов, оказалось, что приемник не работает. Он, наверное, с самого начала никуда не годился.
В ту ночь меня разбудил звук, леденящий кровь и пронзающий душу, ничего подобного я в жизни не слышала. Кто-то причитал тонким дребезжащим голосом, сначала тихонько, потом все громче и громче. Прежде я никогда не боялась темноты и не очень беспокоилась, если не могла определить, откуда доносятся непонятные звуки. Рядом всегда была Диг, я знала: она защитит меня и успокоит. Но услышать такое? Мурашки забегали у меня по спине. Я вскочила и обошла лагерь. Все лежало на своих местах, а причитания тем временем превратились в непрерывную жалобу на одной ноте. Я почувствовала, что вот-вот потеряю власть над собой, этот звук… должно же существовать какое-то объяснение. Если же нет, значит, я снова схожу с ума или какой-то злой дух хочет довести меня до безумия. И вдруг я ощутила первое дуновение ветерка. Ну конечно, это ветер свистел в верхушках деревьев — я ведь разбила лагерь под деревьями. На земле еще царило полное спокойствие, но предутренний ветер, этот неостановимый упругий поток холодного воздуха, уже пробирал меня до, костей и зажигал красный огонь в почти потухшем костре. Дрожа, я забралась назад в мешок и попыталась заснуть. Больше всего на свете мне хотелось прижать к себе знакомое теплое тело собаки, желание было так сильно, что я ощущала его как острую физическую боль. Лишившись Дигжити, я вдруг оказалась во власти необъяснимого чувства беззащитности и страха.
Остальные дни той недели или полутора недель всплывают в памяти как мутное пятно — я утратила представление о времени и не замечала земли, по которой шла, пока какой-нибудь холм или ложбина не вырывали меня из плена неотвязных мыслей. Я не могла отделаться от странного ощущения, что, переставляя ноги, я привожу в движение земной шар, а сама стою на месте.
Случайно я наткнулась на почти высохшее озерцо, зеленое, загнившее, забитое разлагающимися трупами овец, лошадей и кенгуру. Вокруг озерца на высоких берегах сохранились развалины каменных стен. Я подумала, что этим охотничьим укрытиям аборигенов, наверное, много тысяч лет. За такими стенами, стоя против ветра, аборигены терпеливо поджидали, когда животные придут на водопой, и тогда выскакивали и нападали на них с копьями в руках. В те далекие времена они следили за озером и не давали ему зарасти. Аборигенов здесь не осталось, следить за озером и ухаживать за когда-то живописным водопоем больше некому, и теперь даже мои верблюды воротили от него нос. Озерцо превратилось в сточную канаву, оно распространяло запах смерти и разложения. В тот вечер, прежде чем отпустить верблюдов пастись, я на всякий случай вволю напоила их водой из канистр. К счастью, было холодно, и я знала, что им не придет в голову валяться в вонючей жиже.
