В южных морях - Стивенсон Роберт Льюис (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗

Визит на борт судна, такой, как тот, при котором мы присутствовали, представляет собой главное занятие и главнейшее развлечение в жизни Тембинока. Он не только единственный правитель, но и единственный торговец в своем тройном королевстве: Апемаме, Арануке и Курии — островах, где много растительности. Плоды таро идут вождям, которые делят их по своему усмотрению среди ближайших сторонников; но определенные виды рыб, черепахи, которых в изобилии на Курии, и весь урожай кокосовых орехов полностью принадлежит Тембиноку. «Копра [56] принадлежит мне», — заметил его величество, взмахнув рукой; он считает и продает ее полными сараями. Я слышал, как один торговец спросил его: «Король, у вас есть копра?» — «Не то два, не то три сарая, — ответил его величество. — Кажется, три». Этим объясняется торговая значимость Апемамы, торговля трех островов сосредоточена здесь в одних руках; этим объясняется, что столько белых тщетно пытаются обрести или сохранить положение здесь; этим объясняется, что суда украшают, коки стряпают особые блюда и капитаны не перестают улыбаться, приветствуя короля. Если он будет доволен приемом и угощеньями, тому, что может провести на борту несколько дней, то каждый день, иногда каждый час будет приносить судну выгоду. Он ходит взад-вперед между каютой, где его угощают диковинной едой, и торговым отсеком, где наслаждается покупками в масштабах, подобающих его персоне. Несколько раболепных членов свиты сидят на корточках у двери отсека, ожидая его сигнала. В лодке у кормы лежит одна жена или две, прячась от солнца под циновками, болтаясь на зыби лагуны и страдая от скуки и жары. Эта суровость время от времени смягчается, и жены поднимаются на борт. Три или четыре были удостоены этой любезности в день нашего прибытия: крупные женщины, легкомысленно одетые в риди. У каждой была какая-то доля копры, пекулиум на покупку чего-то для себя. Выставка товаров в торговом отсеке: шляпы, ленты, платья, духи, консервированный лосось — услады глаз и ублажение плоти — тщетно искушала их. У женщин была лишь одна мысль — табак, островная валюта, равноценная золотым монетам; они вернулись на берег с ним, нагруженные, но довольные; и ночью допоздна было видно, как они на королевской террасе считали плитки при свете лампы под открытым небом.

Король не такой экономист. Он жаден до новых чужеземных вещей. Сундуки, сараи возле дворца забиты часами, музыкальными шкатулками, синими очками, вязаными жилетами, рулонами ткани, инструментами, винтовками, охотничьими ружьями, лекарствами, консервами, швейными машинками и, что более неожиданно, грелками для ног: все, что попадалось на глаза, возбуждало у него жадность, соблазняло своей полезностью или кажущейся никчемностью. И страсть его не утолена до сих пор. Он одержим семью демонами коллекционера. Когда слышит разговор о какой-то вещи, на лицо его набегает тень. «Кажется, у меня такой нет», — говорит он; и все его сокровища кажутся ничего не стоящими по сравнению с ней. Если судно идет к Апемаме, торговец ломает голову, какой бы новинкой поразить короля. Эту вещь он небрежно кладет в торговом отсеке или плохо прячет у себя в каюте, чтобы король обнаружил ее сам. «Сколько ты хочешь за этот вещь?» — спрашивает Тембинок, проходя мимо и указывая пальцем. «Нет, король, вещь очень дорогая», — отвечает торговец. «Мне она нравится», — говорит король. Так он приобрел аквариум с золотыми рыбками. В другой раз его внимание привлекло душистое мыло. «Нет, король, это очень дорогая вещь, — сказал торговец, — слишком хорошая для канака». — «Сколько их у тебя? Беру все», — ответил Тембинок и стал обладателем семнадцати ящиков, заплатив по два доллара за каждый кусок. Или же торговец делает вид, что вещь не продается, что Это его личная собственность, наследство, подарок; и эта хитрость неизменно приносит успех. Поспорьте с королем, и он у вас в руках. Его самодержавная натура восстает против возражений. Он воспринимает их как вызов, стискивает зубы, словно охотник перед препятствием, и, не выражая волнения, почти не выказывая интереса, бесстрастно набавляет цену. Так, ему захотелось приобрести дорожный несессер моей жены, вещь для мужчины совершенно бесполезную, к тому же потрепанную за много лет службы. Однажды утром Тембинок пришел к нам в дом, сел и внезапно предложил купить его. Я ответил, что ничего не продаю. И притом несессер является подарком, но он был давно знаком с этими отговорками, знал, чего они стоят и как им противостоять. Прибегнув к методу, который, по-моему, называется «предметным», он достал мешочек с английскими золотыми монетами, соверенами и полусоверенами, и стал молча выкладывать их по одной на стол, вглядываясь после каждой в наши лица. Тщетно я продолжал уверять его, что я не торговец; он не снисходил до ответа. На столе лежало уже фунтов двадцать, Тембинок продолжал выкладывать золотые, к раздражению у нас стало прибавляться замешательство, и тут нам пришла счастливая мысль. Раз его величеству так нравится несессер, сказали мы, то мы просим его величество принять эту вещь в подарок. Должно быть, такой оборот дела явился самым поразительным в практике Тембинока. Он слишком поздно сообразил, что настойчивость его невежлива, посидел, свесив голову, в молчании, потом вскинул ее с застенчивым выражением лица и произнес: «Моя стыдно». То был первый и последний раз, когда мы слышали от него, что он раскаивается в своем поведении. Полчаса спустя король прислал нам ящик из камфорного дерева, стоивший всего несколько долларов — но бог весть, сколько Тембинок заплатил за него.

Не нужно полагать, что король, хитрый по натуре, поднаторевший за сорок лет в управлении людьми, слепо поддавался обману или покорно становился дойной коровой заезжего торговца. Усилия его бывали даже героическими. Как и макинский Накаеиа, он владел шхунами. Более удачливый, чем Накаеиа, нашел капитанов. Его суда доходили до колоний. Он вел прямую торговлю с Новой Зеландией. И все равно охватившая весь мир бесчестность белого человека препятствовала ему, доходы его таяли, судно было отдано за долги, деньги за страховку кто-то присвоил, и когда он лишился шхуны «Коронет», то с изумлением обнаружил, что лишился всего. И тут Тембинок сложил оружие, понял, что с таким же успехом может сражаться с небесными ветрами, и, как опытная овца, отдавал с тех пор свое руно стригалям. Он как никто на свете понимает, что бессмысленно расточать гнев против неизбежности, принимает ее с циничным спокойствием от тех, с кем ведет дела. Не требует большего, чем определенная порядочность или умеренность, заключает сделки, как удается, и когда считает, что надули его больше, чем обычно, делает зарубку в памяти возле фамилии торговца. Однажды Тембинок представил мне перечень капитанов, разделив их на три категории: «Он обманывает мало» — «Он обманывает много» — и, «По-моему, он обманывает слишком много». К первым двум категориям он выражал полнейшую терпимость; к третьей не всегда. Однажды в моем присутствии некий торговец был уличен в мошенничестве. И я (имея значительное влияние после истории с монетами) уладил конфликт. Даже в день нашего прибытия едва не возникли распри с капитаном Рейдом; и пожалуй, имеет смысл рассказать из-за чего. Среди товаров, привозимых специально для Тембинока, есть напиток, известный (и снабженный этикеткой) как бренди Хеннесси. На самом деле это не Хеннесси и даже не бренди; у него цвет шерри. Но это не шерри; вкус кирша, но это и не кирш. Во всяком случае король привык к этой поразительной марке и немало гордится своим вкусом; любая подмена является оскорблением вдвойне. Попыткой обмануть его и сомнением в его вкусе. Подобная слабость наблюдается у всех знатоков. И вот в последнем ящике, проданном на «Экваторе», оказался другой, наивно полагаю, лучший напиток, это привело к очень неприятному для капитана разговору. Но Тембинок сдержанный человек. Он согласился, что все люди, даже его величество, могут ошибаться, принял принцип, что благородно признанную ошибку следует прощать, и завершил разговор таким предложением: «Если моя ошибись, твоя скажи мне. Если твоя ошибись, моя скажи тебе. Много лучша».