Путешествие стипендиатов (илюстр) - Верн Жюль Габриэль (е книги TXT) 📗

— О! Окончательно!… — воскликнул Тони Рено, сделав весьма пренебрежительный жест.

— Решительно, Тони, именно окончательно! — сказал Роджер Хинсдейл, который «завелся» и постарался вложить в ответ как можно больше иронии. — Уж не ты ли собираешься захватить его в одиночку?…

— А почему бы и нет?… — не замедлил с ответом Тони Рено, гордо подбоченясь и приняв вид завоевателя.

Нильс Гарбо, Аксель Викборн, Альбертус Лейвен и Магнус Андерс были совершенно в стороне от этой дискуссии между англичанином и французом. Ни Дания, ни Голландия никогда не претендовали на колонию, ставшую сейчас яблоком раздора. Возможно, Магнус Андерс мог бы примирить спорщиков, заявив права на остров со стороны Швеции, которая не имела теперь в архипелаге ни одного, даже самого крошечного, островка, но не в его характере было вступать в бесплодные препирательства.

Однако поскольку дискуссия грозила выйти за рамки простого спора, в беседу вмешался мистер Гораций Паттерсон со своевременным замечанием «quos ego!» [226], обновленным Вергилием и от которого не отрекся бы и Нептун.

А затем тихо добавил:

— Спокойно, мои юные друзья. Уж не хотите ли вы отправиться на войну?… Война, этот бич человечества!… Война… Bella matribus detestata, что значит…

— На хорошем французском, — воскликнул Тони Рено, смеясь, — «отвратительные мачехи»!

Услышав столь вольный перевод с латыни, вся компания отчаянных весельчаков разразилась хохотом, тогда как ментора даже передернуло.

Короче говоря, пикировка кончилась рукопожатием, проделанным с несколько натянутым видом со стороны Роджера Хинсдейла и совершенно чистосердечно со стороны Луи Клодьона. Затем обе высокие договаривающиеся стороны согласились с тем, что Тони Рено не должен предпринимать никаких попыток с целью освобождения Сент-Люсии от английского владычества. Единственное, что Луи Клодьон счел возможным добавить, так это то, что вскоре пассажиры «Стремительного» убедятся de visu [227]и de audita [228], что если над островом сейчас и развевается британский флаг, то тем не менее там на всем — нравах, традициях, манере поведения — лежит неизгладимая французская печать. Высадившись на Сент-Люсии, Луи Клодьон и Тони Рено вполне могли бы решить, что попали на Дезирад, Гваделупу или Мартинику.

Незадолго до девяти поднялся ветер, и, как и рассчитывал Гарри Маркел, дул он с моря. И хотя речь идет о западе, тем не менее для Сент-Люсии это выражение совершенно справедливо, поскольку остров открыт и с запада, и с востока. Омываемый Антильским морем и Атлантическим океаном, остров открыт всем ветрам и волнам.

На «Стремительном» немедленно начали подготовку к подъему якоря. Как только якорь был поднят на кат и поставлены паруса на грот-мачте, фок-мачте и бизани, барк начал маневрировать, чтобы покинуть якорную стоянку и обогнуть мыс, закрывающий вход в порт Кастри.

Этот порт является одним из лучших в Антильском архипелаге, чем и объясняется упорная борьба за обладание им между Англией и Францией. К моменту нашего повествования относится завершение строительства набережных, причалов и складских помещений для обслуживания многочисленных судов. Острову, несомненно, уготовано большое будущее, ведь именно здесь заправляются углем, хранящимся в огромных складах, беспрестанно заполняющихся новыми партиями, доставляемыми судами из Великобритании, все пароходы, заходящие в порт.

По площади остров не принадлежит к числу самых крупных из Наветренных островов, всего четырнадцати квадратных километров, а его население насчитывает сорок пять тысяч человек, пять из которых приходятся на долю Кастри, столицы острова.

Роджер Хинсдейл был бы, безусловно, счастлив, если бы остановка на «его» острове оказалась более продолжительной, чем на других, уже удостоившихся посещения лауреатов Антильской школы. Он хотел бы показать остров товарищам во всех деталях, однако программой были предусмотрены три дня, и с этим следовало считаться.

К тому же на Сент-Люсии не осталось никого из членов семейства Хинсдейлов, обосновавшихся в Лондоне, но принадлежащая им собственность была на острове весьма значительной, и поэтому Роджер напоминал юного лендлорда, явившегося обследовать свои владения.

После того как «Стремительный» часов в десять бросил якорь в порту, Роджер Хинсдейл и его приятели в сопровождении неизменного мистера Паттерсона отправились на пристань.

Город показался им довольно приятным, чистеньким, с широкими площадями, прямыми просторными улицами, тенистыми уголками, столь вожделенными, учитывая неописуемо жаркий климат Антил. И все же путешественники не могли избавиться от впечатления, о котором уже говорилось: город показался им более французским, нежели английским.

Поэтому Тони Рено не смог удержаться от замечания, от которого Роджера Хинсдейла слегка покоробило:

— Нет, решительно… мы здесь как во Франции!

Пассажиры были встречены на причале управляющим, который должен был их сопровождать во время экскурсий по городу. Мистер Эдвард Фолкс ни в коем случае не забыл бы дать им возможность полюбоваться великолепными плантациями, особенно сахарного тростника, ибо они были очень известны на острове и соперничали по урожаям с плантациями острова Сент-Кристофер, где получают лучший на Антилах сахар.

В колонии число белых было очень невелико, что-то около тысячи человек. Цветные и черные составляли большинство населения, причем их численность значительно возросла после прекращения работ по строительству Панамского канала [229], что сделало их безработными.

Прежний дом Хинсдейлов, где жил теперь мистер Эдвард Фолкс, был весьма просторным и комфортабельным. Он находился на городской окраине и легко мог вместить всех пассажиров «Стремительного». Роджер, принимавший друзей в качестве хозяина, предложил всем остановиться в этом доме на все время пребывания на острове. Каждый получил бы отдельную комнату, а мистер Паттерсон — самую лучшую. Столоваться, разумеется, все будут тут же в большой обеденной зале; к тому же в распоряжение пассажиров будут предоставлены экипажи поместья.

Предложение Роджера Хинсдейла было принято с благодарностью, поскольку, несмотря на его врожденное высокомерие, юный англичанин отличался щедростью и готовностью услужить, хотя и делал это всегда с известной долей тщеславия по отношению к своим товарищам.

К тому же если он и испытывал некоторую зависть, то только к Луи Клодьону. Будучи на первых ролях в Антильской школе, юноши постоянно оспаривали друг у друга пальму первенства. Не следует забывать, что они оба стояли в самом начале списка лауреатов, или пришли к финишу «ноздря в ноздрю», пользуясь жокейской терминологией; ex aequo, — как выражался Тони Рено, — что он же переводил как «на одной лошади», пользуясь игрой слов «equus» [230] и «aequus» [231], к величайшему неудовольствию ментора, не воспринимавшего шуток над столь обожаемой им латынью.

С первого же дня начались экскурсии по плантациям. Прекрасные леса острова, одного из самых здоровых на Антилах, занимают не менее четырех пятых площади. Пассажиры совершили восхождение на утес Фортюне высотой двести тридцать четыре метра, где находятся казармы, на холмы Асабо и Шазо, — заметьте, что все названия чисто французские, — где расположен санаторий. Затем, ближе к центру острова, юноши посетили Эпой-Сент-Алузи, потухшие кратеры, которые вполне могут проснуться в один прекрасный день, поскольку вода в соседних водоемах находится в состоянии постоянного кипения.

Вечером, вернувшись домой, Роджер Хинсдейл заявил мистеру Паттерсону:

— На Сент-Люсии, как и на Мартинике, встречаются рептилии… На нашем острове есть змеи… и не менее опасные…