Последнее место, которое создал Бог - Хиггинс Джек (книги онлайн txt) 📗

Джек Хиггинс

Последнее место, которое создал Бог

Глава 1

Высота — ноль

Когда левое крыло начало вибрировать, я понял, что влип в переделку, ни в какое сравнение не идущую с теми, в которые мне до сих пор приходилось попадать. Давление масла упало, и перебои в работе старого двигателя "пратт энд уитни" невольно напомнили мне хрип умирающего.

Мой самолет "Вега" — маленький одномоторный моноплан с высоким крылом типичен для середины 20-х годов, когда их вдруг появилось масса. В свое время они отличались довольно большой надежностью и предназначались для перевозки почты или полудюжины пассажиров со скоростью примерно сто миль в час. А та самая машина, которую я сейчас пытался удержать в воздухе, была построена в 1927 году, а это значит, уже одиннадцать лет назад. Одиннадцать лет полетов в любую погоду. При плохом обслуживании. И при перегрузках.

Мой моноплан собирали по частям не менее трех раз после тяжелых вынужденных посадок, и это только то, что значилось в официальном формуляре. Один Бог знает, что туда не вписали.

Канзас, Мексика, Панама, Перу, и чем дальше, тем труднее ему становилось нести службу, словно когда-то резвой и сильной, а теперь окончательно вымотанной лошади. И вот теперь он разваливался подо мной в воздухе, и я ничего не мог с этим поделать.

Начиная от города Икитос в Перу на протяжении двух тысяч миль Амазонка извивается, словно змея, сквозь самые дикие джунгли в мире, пока не достигнет Атлантического побережья Бразилии у Белема. А примерно на полпути до устья, там, где в Амазонку впадает Рио-Негро, стоит город Манаус, куда я сейчас и направлялся.

Почти на всем маршруте я следовал вдоль реки, что по крайней мере облегчало навигацию. Летел один, вез три мешка почты и пару ящиков какого-то горного оборудования. До города Тефе было шесть томительных и тяжелых часов полета, и я как-то умудрился вызвать по радио три полицейских поста, хотя всюду по пути стояла тишина, словно в могиле, как, впрочем, и в самом Тефе.

Здесь река делала большую петлю, и если следовать по ней, то до Манауса пришлось бы лететь четыре сотни миль, и у моей "Веги" не хватило бы на это горючего. Поэтому от Тефе я взял напрямик на восток над дикими джунглями, намереваясь через сто пятьдесят миль выйти к Рио-Негро, а по ее течению, свернув направо, достичь Манауса.

Мой полет с самого начала был сумасшедшей затеей, поскольку, по моему разумению, никто подобного в те времена не совершал. И хотя мне исполнилось всего двадцать три и у меня играла кровь, все же следовало иметь голову. Но в конце концов, Белем находился на две тысячи миль ближе к Англии, чем то место, откуда я взлетел, и из этого города мне предстояло вернуться домой!

И вот теперь, оглядываясь назад спустя столько лет, я понимаю, как много в жизни значит совершенно непредсказуемая случайность.

Начать с того, что мой дерзкий бросок через бескрайнее пространство диких джунглей вовсе не был таким уж безрассудным, как это могло показаться на первый взгляд. Правда, здраво рассуждая, следовало учесть, что у меня не работал индикатор сноса, а магнитный компас показывал, что ему заблагорассудится, но до Рио-Негро было всего сто пятьдесят миль, и я мог ориентироваться по солнцу, которое светило в таком кристально ясном небе, что горизонт, казалось, отодвинулся на неопределенно далекое расстояние.

Мои неприятности начались с падения давления масла, хотя это поначалу и не вызвало у меня серьезного беспокойства. Прибор, измеряющий его, как и многие другие, часто отказывал и даже в исправном состоянии давал неверные показания.

Вдруг, совершенно неожиданно, прямо перед моими глазами выросла цепь остроконечных горных вершин, не указанная на карте. Видимо, я пролетал над "белым пятном", где не ступала нога человека.

Горы оказались, конечно, не те, что Анды, но все же достаточно высокие, учитывая состояние "Веги". Альтиметр мой заклинило на показании в четыре тысячи футов, и об истинной высоте полета оставалось только догадываться.

Наиболее разумное решение — набрать высоту и перевалить через горы, но для этого следовало отойти в сторону и подниматься спиралями. Однако у меня уже не осталось ни времени, ни горючего, и поэтому я просто потянул штурвал на себя и послал машину вперед.

Прикинув, что первый выступающий из моря зелени пик не превышал четырех-пяти сотен футов, я махнул через него и тут же оказался в ловушке: вокруг меня вздымался лес скалистых вершин. Времени, чтобы принять оптимальное решение, уже не осталось.

Я наудачу направил самолет между двух самых крупных утесов и полетел над бесплодной местностью, напоминавшей лунный ландшафт. Угодив в воздушную яму, моя "Вега" возмущенно содрогнулась, и мне пришлось снова взять ручку штурвала на себя, чтобы не врезаться в стремительно надвигавшуюся землю.

Тут же выяснилось, что я допустил роковую ошибку. Проход, через который я летел, быстро сужался. Казалось, что концы крыльев вот-вот заденут за скалы. Совершенно неожиданно для себя я перелетел через изломанную гряду с запасом высоты не более ста футов и тут же попал в глубокое ущелье, где меня окутал туман, который поднимался кверху, словно от горшка с кипящей водой.

Внезапно стало холодно и по лобовому стеклу потекли струи дождя, вокруг засверкали молнии, и меня поглотило надвигавшееся с востока облако.

Страшные тропические бури часто подстерегали летчиков во время полетов в этих местах. Как правило, кратковременные, они представляли большую опасность из-за возможных ударов молнии. Подняться над облаками "Вега", летевшая уже на пределе своих возможностей, не могла, и мне ничего не оставалось, как продолжать полет и надеяться на лучшее.

О смерти я не думал. Стремление удержать самолет в воздухе целиком поглотило меня. Времени ни на что больше просто не оставалось. Моя "Вега" с задранными крыльями и деревянным обтекаемым фюзеляжем, состоявшим из двух половинок, склеенных вместе, словно детская игрушка, могла в любой момент развалиться на куски.

Снаружи стало почти совершенно темно, нас трясло в вихрях воздуха, и вода каскадами лила сквозь трещины, которые появились в обшивке. Дождь потоками стекал с крыльев, и его струи, светившиеся брызгами, отскакивали от их концов. От фюзеляжа начали отлетать куски фанеры.

Я даже ощущал некое ликование оттого, что мне удавалось удерживать умирающий самолет в воздухе, и просто громко расхохотался, когда ветром сорвало часть кабины и мне на голову обрушился каскад воды.

Внезапно я вылетел на яркий солнечный свет угасающего дня и тут же увидел на горизонте реку, должно быть Негро, и направил к ней "Вегу", не обращая внимания на вонь от горевшего масла и болтание крыльев.

Теперь от фюзеляжа постоянно отрывались куски, и самолет непрерывно терял высоту. Только Бог один знал, почему мотор все еще продолжал работать. Понять это никому не дано. В любой момент он мог отказать, и я не надеялся выжить, если придется сделать вынужденную посадку в непроходимом тропическом лесу, который расстилался подо мной.

Неожиданно в моих наушниках раздался хриплый голос:

— Эй, "Вега", у вас так трепещут крылья, что я подумал, будто вы — птица. Как вы держитесь в воздухе?

Он появился словно ниоткуда и выровнялся над моим левым крылом — моноплан "Хейли" с окрашенным в красный и серебряный цвет стабилизатором. Судя по виду, ему было не более пяти лет. Летчик говорил с явным американским акцентом, и я ясно различал слова, несмотря на помехи.