Нас вызывает Таймыр? Записки бродячего повара. Книга вторая - Вишневский Евгений Венедиктович (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗

Ребята на дюральке добрались до полярной станции, оттуда с помощью полярников начали планомерные поиски пропавшей лодки, утюжа на вездеходе и тракторе побережье озера. Резиновая лодка была хорошо укрыта брезентами, воды набрать не должна была, так что, если ее не бросило бы куда-нибудь на острые камни, она рано или поздно обязана была бы быть прибита к какому-нибудь берегу. Однако береговая линия озера Таймыр огромна, а в первых числах сентября на озере уже образуется ледяной припай (кстати, острый, как бритва), так что было от чего нашим геологам прийти в уныние. (Как, интересно, предполагали мы пересечь озеро на резиновой лодке — воистину нет предела наивности и инфантильности!) Дней через десять безуспешных поисков на полярку приехал рыбак с дальнего, юго-западного берега озера и привез нашу пропажу: ее выкинуло ветром туда (долго мы бы ее искали!), причем в аккурат к домику рыбака (редкостное везение!), ну а он резонно рассудил, что это, скорее всего, имущество геологов, а встретить их вероятнее всего в районе полярной станции: искать они наверняка будут оттуда. На радостях ребята расцеловали рыбака, а Эдик подарил ему свою любимую мелкокалиберную винтовку (царский подарок для тех мест), но толком поработать после этого нашим геологам не удалось: вскорости лег снег, обнажения закрылись, на озере стал образовываться береговой припай, который рос и набирал силу с каждым днем.

Через год после описанных здесь событий Лев Васильевич у нас в городке, в Институте геологии и геофизики, защищал свою докторскую диссертацию (при написании ее, я думаю, материалы нашего тулай-кирякского поля заняли не последнее место), причем одним из оппонентов был у него тот самый, глубоко почитаемый мною и упомянутый в этих записках профессор Николай Николаевич Урванцев [20].

После защиты состоялся (как и было заведено в те поры) банкет. Банкет, разумеется, устраивал я у себя дома. Было восемь (!) перемен блюд. Причем все блюда и все напитки были те, что украшали во времена оны наше тыймырское поле. Правда, в последний момент Лев дрогнул и добавил к столу несколько бутылок марочного коньяку, немецкого сервелату и салями, лососей в банках и швейцарского сыру со слезой. Однако все эти «добавки» остались почти нетронутыми, в то время как все таймырские яства и напитки были уничтожены подчистую, а академик Кузнецов (другой оппонент) в волнении пролил себе на брюки пиалу сметаны. Я изрядно захмелел (все же пришлось мне здорово поработать) и, улучив момент, шепнул своему сыну Петьке (которому было тогда семь лет), указывая на Урванцева:

— Смотри на этого деда и запоминай все хорошенько. Когда-нибудь девушки будут любить тебя только за то, что ты сидел с ним за одним столом. За то, что в дом, где ты жил, приходил великий Урванцев!

— Ты что же это говоришь ребенку-то?! — возмутилась моя жена Зоя, слышавшая это. — Ты ошалел, папа?!

— А что же тут такого необыкновенного? — пожал я плечами. — Представь себе парня, у которого в дому бывали Амундсен, Нансен или Пири...

1991 год. Диксон

На Диксоне мы снимали документальный фильм «Обыкновенная Арктика». Было это в апреле и мае месяце, то есть в то самое время, когда полярная ночь уже заканчивалась, а полярный день только-только занимался. Наша съемочная группа состояла из пяти человек: Бориса Борисовича, оператора и режиссера (его уважительно называли шефом, мэтром или просто Борис Борисычем); меня, сценариста; ассистента оператора Александра Давлетовича (или просто Давлетыча); директора картины, администратора, бухгалтера — словом, человека, соединявшего в своем лице все административные функции, Василия Николаевича (с моей легкой руки все его звали продюсером Васей) и моего сына Пети, которому поначалу хотели поручить обязанности осветителя. Впрочем, вскоре выяснилось, что нам вполне хватает одного главного светильника, солнца, и Пете поручили весьма туманные обязанности всеобщего младшего помощника, которые в основном заключались в том, что он ходил за водой и мыл посуду.

Поселок Диксон состоит из двух частей: островной и материковой. Расстояние между ними напрямую через пролив Карского моря — три километра, а по ледовой дороге — пять. На острове располагаются аэропорт и авиаотряд, штаб морских операций, Диксоновское управление гидрометеослужбы (ДУГС); на «материке» — райкомы (правящей партии и комсомола), райисполком, рыбзавод, гидробаза и морской торговый порт. Четыре раза в сутки (в 8.20, 10.00, 14.00 и 18.40) от столовой до аэропорта ходит вездеход (и потом, разумеется, возвращается обратно). Помещается в нем двенадцать пассажиров, но временами набивалось туда и до двадцати. Некоторое время назад райисполком вел долгую тяжбу с аэропортом о том, кто должен платить за эксплуатацию этого вездехода (коммунальный транспорт на Диксоне бесплатный), и, пока шла эта тяжба, вездеход не ходил. Из-за этого произошло много несчастных случаев: люди по дороге с острова на «материк» (или обратно) морозились (иногда насмерть), встречались с белым медведем. Произошел как-то и курьезный случай: на двух пьяных парней наскочил белый медведь. Один из парней успел залезть на портальный кран, а второй, пьяный почти до столбняка, просто свалился на лед. Медведь понюхал пьяного, брезгливо покрутил носом и ушел восвояси. Впрочем, белый медведь здесь — это и экзотика, и проблема, и источник всяческих происшествий. Чуть ниже я расскажу об этом поподробнее.

Нашу съемочную группу разместили в местной четырехэтажной гостинице, в двухкомнатном номере, и сразу же после поселения отправили в райисполком за талонами. Вообще-то натуральной гостиницей служит здесь всего один этаж этого здоровенного дома (причем постояльцами занято всего несколько номеров), остальные этажи имеют статус общежития: здесь живут семейные люди с детьми. И главное место для игры и общения бледных северных детей — гостиничные коридоры. Здесь же слоняются и огромные лохматые ездовые псы (они тоже живут в этих коридорах, и живут неплохо: в тепле, сытости и безделье), а на подоконниках настороженно курят подростки.

В райисполкоме нам выдали целую кучу разноцветных талонов на все виды продуктов, а также на мыло и стиральный порошок. Дело в том, что цены в местном магазине (а он тут один на весь поселок — огромный салатный параллелепипед, в котором в случае надобности можно было бы разместить всех жителей, по крайней мере «материковой» части, Диксона) смехотворно низки. Впрочем, ведь это же цены прошлой навигации, когда все эти товары были сюда завезены. И поскольку до следующей навигации продуктам тут взяться неоткуда (то, что можно завезти самолетами, — крохи!), местное начальство просто вынуждено прибегать к талонной системе, а посему и издеваться тут над этим символом казарменного социализма не хочется. Мало того, оказалось, что талоны выдают и на право пользования местной столовой. И дело не только в том, что столовой нужны те же самые продукты, а еще и в том, что местные экономисты подсчитали: для покрытия всех своих расходов общепитовцы должны брать с едока за каждый обед не менее тридцати рублей. И поэтому если ты покушал, допустим, на пять рублей (а это хороший обед по ценам того времени), то оставшиеся двадцать пять рублей должна столовой доплатить та организация, которая этот талон тебе выдала: райисполком, аэропорт, гидробаза и т. д. При этом безразлично, на какую сумму ты поел (пусть выпил лишь стакан чаю за пять копеек), отдай талон, а с ним и положенные среднестатистические тридцать рублей, большую часть из которых, правда, заплатишь не ты, а твоя организация. В райисполкоме быстро вычислили, что в день нам надо выдавать по пятнадцати талонов в столовую, так что за съемочный месяц мы пустим исполнительную власть поселка по миру, а потому предложили нам самим покупать продукты и готовить в гостинице. Мы с удовольствием согласились, и обрадованные районные начальники от щедрот своих выдали нам целую кучу всевозможных талонов.