Остров Ифалук - Бейтс Марстон (читать книги без TXT) 📗

Среди немецких колониальных чиновников встречались, конечно, и образованные люди, а правительство, скорее, стремилось сделать из атоллов постоянный источник дохода, чем грабить ради однократной добычи. Один из чиновников, живший на Япе, писал статьи о людях и местах, которые он наблюдал, и, наконец, была организована научная экспедиция на Каролинские острова.

Эрнст Зарферт, двадцатисемилетний антрополог экспедиции, высадился на Ифалуке 5 ноября 1909 года, уехал 17 ноября. Заметки, сделанные за время его двенадцатидневного пребывания, служат для нас первым источником сведений о культуре Ифалука. Они затрагивают много вопросов, подробно изученных позднее Барроузом. В них встречается несколько знакомых нам имен, если я правильно понимаю фонетику Зарферта. Фаголиер был тогда «взрослым сыном», а Маролигар — пятилетним парнишкой [78].

Зарферт прибыл сюда всего через два с половиной года после тайфуна — самого страшного за всю сохранившуюся в памяти островитян историю Ифалука. Тайфун свирепствовал 27 и 28 марта 1907 года, и воспоминания о нем ярки и по сей день. Том и Торомаи часто говорили о нем. Первые порывы ветра налетели с северо-востока, образуя смерчи, белые от пены вздувшегося моря. Деревья вырывало с корнем, но никто не погиб во время первой волны. Когда центр шторма прошел над атоллом, ветры стихли и настало временное затишье. Затем все началось сначала, и вот тогда-то штормовые ветры, яростно рвавшиеся с юга, и причинили страшные разрушения. Небо потемнело, а несущийся поток воздуха ударил по Ифалуку, как гигантский кулак. Море вздымалось горами. Огромные, выше пальм, волны налетали на Эллу и Фалалап, перекатывали большие куски живых рифов через флеты. Водяные горы, обрушившиеся на Фалалап, убили тридцать четыре человека, а выброшенные на остров огромные акулы барахтались в бволе. На Фаларике сильно пострадали деревни и леса, но погиб только один человек. Том не без юмора рассказал о том, как несколько дам во время наводнения потеряли свои юбки. В отчете немецкой экспедиции рассказывается о состоянии Ифалука через два с половиной года после шторма; много сломанных стволов больших деревьев торчало из низких зарослей, а огромные кокосовые пальмы рядами лежали на земле. Именно этот шторм окончательно соединил островок Майа с северной оконечностью Фаларика. Во время визита Зарферта пищи на атолле еще не хватало, и некоторые островитяне все еще жили на соседних атоллах.

В период немецкого господства на Каролинские острова стало прибывать все больше и больше японцев. Многие из них были наняты немецкими компаниями, другие занимались рыбной ловлей. Вскоре японцы образовали самую большую иностранную колонию на островах. Когда началась первая мировая война, японцы поспешили «освободить» немцев от их островной империи. Смена владельца была санкционирована договором и мандатом в 1921 году [79].

Следующая четверть столетия была свидетельницей радикальных перемен, ибо Япония эксплуатировала ресурсы Микронезии в беспрецедентных масштабах. Больше всего внимания уделялось возвышенным плодородным островам Марианского и Каролинского архипелагов, однако японцы не пренебрегали и самыми маленькими атоллами. Постепенно занавес из пальмовых листьев опустился над этой областью, закрыв ее от глаз всего мира.

Шло время. На Ифалуке появлялось все больше японцев, но их визиты так и не стали частым явлением. Торговые суда приходили сюда за копрой и доставляли островитянам товары, в которых они действительно нуждались: ножи для вырубки кустарника, тесла, красные и черные анилиновые краски, стальные рыболовные крючки, румяна, небольшие хлопчатобумажные рыболовные сети и отрезы тканей. В деревне Рауау было создано нечто вроде маленького магазина, но открывался он только тогда, когда японские суда бросали якорь у острова. Его следов сегодня не найти.

Тогда здесь появились первые противомоскитные сетки. Это были очень грубые, непрозрачные пологи из дешевой кисеи, которые вместе с москитами не пропускали и воздух; тем не менее их сочли изобретением, по значимости равным стальным теслам. И кроме того (как однажды бесстрастно заметил Яни, усердно разглядывая верхушки деревьев), для супружеских пар, живущих в многонаселенных домах, они явно имели некоторое преимущество по сравнению с прозрачными американскими сетками. Потом он многозначительно посмотрел на меня и скорчился от смеха (тонкостью юмора он не отличался).

Японцы сделали несколько попыток обеспечить своих подопечных на атолле медицинским обслуживанием. Дважды во время эпидемий тридцатых годов сюда приходили их корабли. Островитянам сделали прививки и уколы. Уколы произвели огромное впечатление. Ведь их делала медсестра, а большинство ифалукцев впервые видели женщину с Запада! Как и в период немецкого господства, на Ифалук наведывались вербовщики [80], и многие мужчины среднего возраста добывали фосфаты на Фаисе и Палау. Некоторых мальчиков увезли на Яп в японские школы, где их обучали новому микронезийскому лингва-франка [81]. Там побывали Яни и некоторые другие наши друзья. Они рассказывали, что учитель был злой и напыщенный маленький человек, который бил их по рукам линейкой, но, кажется, никто не жалел, что провел некоторое время в школе. Только жители Япа возражали против такого баловства находившихся у них в подчинении «провинциалов» [82].

Путешествия на каноэ при японцах почти совсем прекратились. Новые хозяева запретили дальние плавания под парусами, однако не возражали против поездок на борту японских судов. Была сделана попытка увеличить производство копры, и на Ифалук прислали молодого японского агронома, чтобы выяснить, что можно сделать. Незадолго до начала войны он руководил расчисткой части территории Эллы под плантацию кокосовых пальм, но пальмы так никогда и не были посажены. По рассказам Яни, этот агроном был приветлив и легко сходился с людьми. Он научился сносно говорить на местном языке, легко сблизился с молодыми парнями, назначал свидания незамужним дамам, короче говоря, нашел путь к сердцам этих людей и, возможно, оставил здесь после себя потомство.

Когда разразилась война с Америкой, в жизни островитян вначале не произошло сколько-нибудь значительных изменений. Путешествия на каноэ запретили совсем, а агроном уехал. На атолле Волеаи построили взлетно-посадочную площадку, и иногда над островами пролетали случайные самолеты. Однажды какой-то шутник назвал вездесущих ифалукских мух «местными аэропланами». Визиты японцев становились все более редкими и наконец совсем прекратились; последними рейсами были увезены на Яп многие молодые парни.

Война фактически обошла Ифалук. Лишь однажды какой-то американский морской летчик дал пулеметную очередь по атоллу, очевидно приняв его за Волеаи. Никто не пострадал, только почтенный Уолпаитик, возившийся в это время с рыболовными ловушками в лагуне, со страху чуть было не потерял набедренную повязку.

На Япе же все было но-другому. В сознании местных жителей Америка ассоциировалась с ревущими самолетами и взрывающимися бомбами. Мужчин здесь заставляли строить блиндажи, закапывать воронки на взлетных дорожках; им приходилось выпрашивать пищу. Правда, они особенно не обижались. Ведь японские хозяева сами много работали и часто тоже ходили голодными. Несколько ифалукцев, находившихся на Япе, погибли от американских бомб и нуль, но и это вспоминается без горечи. Я думаю, что островитяне чувствовали себя карликами, ставшими свидетелями битвы гигантов и случайно пострадавшими на поле брани.

И вот война окончилась. Эго было началом нового периода в истории Ифалука — «мериканского времени».

Большие корабли флота победителей репатриировали мужчин с Япа. Самое сильное впечатление у Яни от обратного пути на родину после многих месяцев голодовки было связано с неимоверным количеством пищи на корабле. Хорошо было снова оказаться дома, и весь остров радовался. Пришли новые корабли. На Ифалук привезли флаг, всем сделали серию уколов, возобновилась торговля. Островитяне прочитали бумагу, рассказывающую о новом повелителе и внушающую надежду на лучшие времена.