В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя) - Обручев Владимир Афанасьевич (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗

Стены, высотой в 3-4 сажени и толщиной 2-3 сажени внизу и 1-1Ѕ сажени вверху, окаймляли прямоугольник, длиной с запада на восток в 200 сажен и шириной с севера на юг в 180 сажен, вмещавший внутреннюю часть города. Видны были продольные и поперечные улицы, вдоль которых тянулись развалины глинобитных домов в виде стен или плоских бугров. В последних сохранились еще остатки плоских крыш из соломы, цыновок и деревянных стропил с подпорками, покрытых глиной и более или менее засыпанных песком. Кое-где поднимались субурганы и остатки более высоких и крупных домов, но также глинобитных, и основания храмов, сложенные из желтого тяжелого обожженного кирпича. Улицы и внутренности домов были усыпаны песком, разным мусором, обломками кирпича и черепками глиняной посуды. Вне городских стен также были субурганы и развалины отдельных домов, особенно на западной и южной сторонах.

Вернувшись к палаткам, мы пообедали, а затем мальчики под моим руководством составили общий план города, а Лобсын с ламой осмотрели развалины вне городских стен. Этой работы нам хватило до заката солнца. Верблюды в это время паслись среди развалин. На ночь мы уложили их внутри стен одного дома с выходом только в одну сторону, мимо наших палаток, так что они не могли выйти, не потревожив нас.

На следующий день мы начали раскопки. Для систематического обследования, подобного тому, какое немцы делали в Турфане, времени у нас не было, и мы решили копать наугад в разных частях города, разделившись на две партии: я — с Очиром, Лобсын — со своим сыном. Лама помогал то одной, то другой: ведь его задачей было видеть, что мы добываем.

Так мы проработали два дня с утра до вечера с небольшим перерывом на обед. Погода была не жаркая, тихая, небо облачное, что способствовало работе. На третий день лама с сыном Лобсына и всеми верблюдами отправился кратчайшим путем к Ихэ-голу, чтобы напоить животных, привезти нам воды в бочонках и нарезать тростника. До реки прямо на запад оказалось около 10 верст, так что, выехав с восходом солнца в 7 часов, они к полудню вернулись назад. Поездки за водой потом повторялись через день.

Раскопки в разных местах города дали разнообразные предметы: бурханы буддийских божеств бронзовые; многочисленные «цацы» — глиняные обожженные изображения этих божеств трех видов; бумажные китайские деньги (ассигнации); книги и рукописи китайские, тибетские, тангутские и персидские; черепки — фарфоровой и глиняной посуды, медные китайские монеты (чохи [60]), металлические чашечки для жертвоприношений и курений; изображения буддийских божеств красками на шелковой и полотняной ткани. Подобные же изображения (фрески) на стенах храмов, конечно, нельзя было увезти; с них Очир, научившийся у меня рисовать цветными карандашами, сделал несколько неплохих зарисовок. Нашли несколько золотых легковесных монет грубой чеканки и десятка два серебряных и медных браслетов и серег. В общем все наши верблюды были загружены корзинами и мешками с этими предметами, но довольно легко, так что в случае надобности мы могли увезти на них еще часть нашей мануфактуры, если не сторгуемся с князем и его монголами о продаже.

Пробыли мы в мертвом городе семнадцать дней, так как дважды во время нашего пребывания разыгрывалась такая сильная песчаная буря, налетавшая с северо-запада, что невозможно было работать на воздухе. Воздух был наполнен пылью и песком, мы прятались в палатках, укрепив их полы наваленными кирпичами и глыбами глины. Пробыть дольше на раскопках мы не могли — кончилась вся взятая провизия, включая и живую, а также дзерена, которого удалось подстрелить среди развалин. Становилось холодно — начался ноябрь, нужно было возвращаться домой.

На восемнадцатый день к вечеру мы прибыли к ставке князя, а на следующий день разложили перед ним все добытое и тюки с мануфактурой. Целый день ушел на оценку и переговоры. Из наших семи верблюжьих вьюков, которые мы привезли, один полностью пошел в уплату за разрешение раскопок, а пять князь взял со скидкой в 40%, уплатив китайским серебром. Последний вьюк мы выменяли его подданным на хорошую верблюжью и овечью шерсть, которой получили два добрых вьюка. Все это заняло еще три дня, так что в общем мы провели у ставки и в Хара-хото три недели.

Во время бесед с князем Лобсын рассказал ему о своем племени монголов-торгоутов, родиной которых также является долина Эдзин-гола, и которые ушли оттуда вместе с войсками Чингиз-хана в его походе XIII века на запад, а затем поселились вперемешку с киргизами на степях Джунгарии. Лобсын спросил князя, когда же его предки вернулись на свою родину — на Эдзин-гол. Князь сообщил, что это случилось 450 лет назад и что он слышал от своего отца передаваемую из рода в род жалобу на то, что те, которые устроили это возвращение на родину, ошиблись, так как последняя по своей природе оказалась хуже, чем долина Кобу между Сауром и Семистаем, где торгоутские князья осели после походов с Чингиз-ханом: Лобсын рассказывал князю о горах Саура, Семистая, Барлыка, Джаира, о прекрасных летовках на их прохладных высотах, удобных зимовках в долинах и соглашался, что на Эдзине гораздо хуже: хороших летовок нет, весь год проводят на берегах реки, где много насекомых, песчаные бури и природа гораздо беднее.

Обратный путь в Чугучак продолжался больше месяца; мы шли большею частью по той же дороге и без особенных приключений, так что описывать путь не имеет смысла. Упомяну только, что мы в одно утро после ночного перехода свернули к крепости Черного ламы, чтобы завезти ему обещанные книги. На стук в ворота нам открыл после переговоров старик-монгол и сообщил, что Черный лама захватил у китайского каравана крупную сумму серебра, которую везли в Урумчи, и счел, что у нею довольно денег для выкупа брата и сестер. Поэтому в сопровождении четырех своих соратников он поехал в Пекин, а старика оставил караулить крепость на случай, если денег нехватит, чтобы выкупить всех трех детей, и придется вернуться и продолжать свой промысел. Верблюдица, бараны и козы были оставлены старику, чтобы поддержать его существование.

Мы провели день у него, оставили ему муки и пшена, взятых на Эдзин-голе для Черного ламы, и вечером отправились дальше. Вторая остановка была возле Баркуля на том же постоялом дворе; здесь я израсходовал оставшиеся бумажные деньги на покупку муки, пшена, момо для людей и гороха для лошадей. Последний участок нашей обратной дороги был иной. Мы прошли в Гучен и оттуда прямо через пески Гурбан-тунгут к солончакам в низовьях реки Кобук, минуя более длинный маршрут к Алтаю и по реке Урунгу. Это было возможно потому, что наступила зима, выпадал снег и мы могли обходиться без колодцев и ключей, пользуясь снегом для себя и животных; в песках между Гученом и Кобуком имеется несколько больших безводных переходов, которые делают этот участок пути недоступным в теплое время года.

Мы благополучно перешли через пески к озеру Айрик-нур в низовьях реки Дям мимо города Нечистых духов и по долине Мукуртай проехали в Чугучак.

Все добытое в Хара-хото я передал консулу, который отправил его в Академию наук и получил за него деньги, которые покрыли мне все убытки по мануфактуре с небольшим излишком, что я считал достаточным, так как занимался раскопками не с целью обогащения, а из чистого интереса. От консула я узнал также имеющиеся в литературе сведения о причинах гибели города Хара-хото.

Народное предание о городе говорит, что последний владетель города, богатырь Хара-цзянь-цзюнь, считая свое войско непобедимым, собирался отнять престол у китайского императора. Поэтому китайское правительство выслало большой военный отряд. Целый ряд битв между ним и войсками богатыря близ границ Алашанского княжества в горах Шарцза был неудачен для войск богатыря. Китайские войска заставили их отступить и, наконец, укрыться в городе Хара-хото, который они обложили. Не решаясь итти на приступ, китайское войско задумало лишить город воды. Река Эдзин-гол в то время текла вокруг города. Китайцы запрудили русло реки мешками с песком и отвели реку на запад. Говорят, что запруда эта видна до сих пор в виде вала, в котором торгоуты находили еще недавно остатки мешков. Осажденные, лишившись воды, начали рыть колодец в северо-западном углу города, но, хотя прошли уже около 80 чжан (по 5 аршин), воды не нашли. Богатырь решил дать врагам последнее сражение, но на случай неудачи заранее использовал вырытый колодец, в который свалил все свои богатства — не менее 80 арб, по 20-30 пудов в каждой, одного серебра, не считая других драгоценностей. Затем умертвил двух своих жен, сына и дочь, чтобы над ними не надругались китайские офицеры, приказал пробить брешь в северной стене вблизи места скрытых богатств и через брешь во главе своего войска напал на неприятеля. В схватке он был убит, войско разбито, неприятель разграбил город, но зарытых богатств не нашел. Говорят, что они лежат до сих пор в колодце, несмотря на поиски китайцев соседних городов и окрестных монголов. Неудачу объясняют тем, что богатырь сам заговорил место. В это верят потому еще, что в последний раз искатели клада открыли вместо него двух больших змей с красной и зеленой чешуей.