В неизведанные края - Обручев Сергей Владимирович (бесплатные полные книги txt) 📗

Когда мы выехали на Колыму и выяснилось, что Поляков туда действительно не приезжал, догадки Вани превратились в уверенность, и он всем стал рассказывать о гибели Полякова, постепенно приукрашивая свой рассказ. Велико же было его удивление, когда однажды в Нижне-Колымске, встречая прибывший сверху катер, он увидел Полякова, обросшего огромной черной бородой. Поляков поздоровался с ним, но Ваня сделал последнюю попытку спасти созданную им легенду и сказал: «Я вас не признаю».

Поляков во время своей поездки долго пробыл у чукчей. В одном из стойбищ он встретил последнего эрема чукчей – «короля», как его называли в официальных бумагах прошлого века. То был Тынапо, сын Эгели, о котором сообщал Богораз (Тан), и внук могущественного эрема Амвраургина, с которым в семидесятых годах вел переговоры Майдель. Последний представитель этого королевского рода, съев всех своих оленей, жил в качестве приживальщика у богатого чукчи, владевшего стадом в пять тысяч голов. Поляков убедил чукчей, что власть короля Тынапо давно кончилась, и провел выборы наслежного совета. Поляков хотел вывезти с собой в Средне-колымский музей и «облачение» короля – красный фрак, подбитый горностаем, но чукчи не согласились: «Мы устроим музей у себя, чтобы наши дети могли видеть, как одевались наши эремы». Полякову удалось увезти только «королевский архив», состоявший из записок духовных пастырей – колымских священников – с требованием о своевременной уплате пушнины за требы и печатных бланков с текстами присяги на двух языках – русском и чукотском.

Ниже Большого Олоя долина Омолона довольно однообразна: она еще шире, чем раньше, и река образует в ней множество проток с бесчисленными островами. «Камни» – утесы, которые несколько разнообразили путешествие по Омолону, – становятся все более редкими. Некоторые из них носят своеобразные названия, например Шепеткой на левом берегу Омолона, что на местном русском языке значит «красивый». На одном из высоких «камней» правого берега стоит старинный столб с надписью конца XVIII века. Омолон и его правые притоки уже в XVIII веке служили путем, по которому перевозились грузы на Анадырь; другой путь лежал через Большой Анюй. Течение постепенно становится медленнее, наконец в низовьях кончаются «камни», и Омолон начинает напоминать низовья Колымы. Появляются такие же талы с массами костей четвертичных животных у их подножия [7]. Относительно одной из тал, лежащей вблизи заброшенной заимки «Сибирь», Ваня особенно предупреждал нас, что подплывать к ней чрезвычайно опасно: не раз бывали случаи, когда юкагиров, плывших на маленькой лодке, затягивало под эту талу и они погибали под обвалом. Тала эта тянется на два километра и представляет интересное зрелище: река бьет под нее на повороте, тала образует непрерывный вертикальный обрыв, основание которого все время подмывается.

В низовьях Омолона на протяжении последних пятидесяти километров расположен ряд заимок; на них иногда выезжают для рыбной ловли жители из ближайших к устью Омолона постоянных заимок на Колыме.

12 июля мы выплываем на Колыму на веслах, потому что течение в устье Омолона слишком медленно, и останавливаемся у правого берега у высокой талы.

Предстоит позаботиться о дальнейшем пути до Нижне-Колымска. Снова мрачные предсказания Вани. Уже задолго до выезда на Колыму он рассказывал, что в низовьях встречные ветры часто задерживают лодку и оставшиеся нам 140 километров можно будет, вероятно, пройти не меньше чем в неделю. Действительно, вскоре после выхода на реку начался низовой ветер, который задержал нас на некоторое время.

Мы воспользовались этим для того, чтобы поставить мачту для паруса и съездить на другой берег, на заимку Колымскую. В ней живут юкагиры, которые в настоящее время совершенно обрусели и не знают юкагирского языка, а говорят по-русски и по-якутски.

В середине заимки, возле сруба маленькой часовни, находится могила Черского. Раньше тут был простой крест, поставленный в 1892 году еще М. Черской. В 1929 году экспедиция Наркомвода поставила столб с медной доской. Здесь, в вечно мерзлой почве, за полярным кругом, лежит Черский, этот, как нам говорил один старичок в Средне-Колымске, «знаменитый экспедитор, императорских наук академик». Позже на могиле Черского был поставлен каменный обелиск.

Назад на свой берег мы вернулись в большую волну, которая здесь легко разводится при всяком ветре, так как река достигает значительной ширины. Еще целый день мы сидим на берегу, следя за колебаниями ветра, который время от времени как будто собирается повернуть и перейти в попутный.

Но вот ветер повернул только на 90° и стал дуть в бок. Пришлось рискнуть, и к вечеру мы отплыли.

Наша мачта представляет сооружение, далеко не удовлетворяющее правилам мореходного искусства. Это две большие жерди, прикрепленные к бортам лодки и связанные наверху вместе. Перетолчин применил эту якутскую систему оснастки, чтобы не пропускать мачту сквозь середину брезента, из которого сделана крыша на нашей лодке.

Первое время плыть очень трудно, потому что приходится все время отгребаться от берега и мелей, к которым нас прибивает ветер. Кроме того, с запада хлещут большие волны, заливающие через борт. Ваня испытывает полное удовлетворение: его слова блестяще подтверждаются.

Но вскоре направление реки немного изменяется, ветер становится более благоприятным, и наше неуклюжее плоскодонное судно идет быстрым ходом.

Ветер дует без перерыва, мы быстро скользим мимо заимок. Наступает вечер, но мы решаем плыть всю ночь, чтобы не упускать такого благоприятного случая. Среди ночи ветер немного стих, все легли отдохнуть. Я стоял на вахте, пока наконец на рассвете погода не засвежела и мне одному нельзя было удержать тяжелый руль. Надо заметить, что еще с вечера мы подшили к имеющемуся у нас парусу, достигающему около 12 квадратных метров, еще кусок ткани в 7 квадратных метров, и сейчас такой большой и высокий парус становится опасным для плоскодонной лодки. Приходится взять по всем правилам рифы и идти с уменьшенной парусностью.

Эта часть Колымы довольно скучна. Утесов нет совершенно, и только по правому берегу нередко тянутся большие талы. Против заимки Дуванное, по рассказам местных жителей, лет шесть назад был вымыт рекой из обрыва труп мамонта. Отсюда мне потом привезли в Нижне-Колымск череп носорога и большую редкость – череп молодого мамонта с бивнями всего в 20 сантиметров длиной.

Кусок черепа еще более маленького мамонта с малюсенькими зубками я нашел у талы выше Средне-Колымска.

Прошлой осенью, когда снизу шел последний катер, капитан его, приближаясь к Дуванному, увидал странное зрелище: кто-то черный сидел на крыше избы, а кругом ходили какие-то черные звери. Оказалось, что это медведи, которые уже в течение двух дней осаждали заимку и не давали ее жителям – пожилой женщине с дочерьми – выйти. На катере были охотники, и в последовавшем сражении один медведь был убит, а остальные убежали.

Не так давно эта часть Колымы была богата дикими животными. Еще лет десять тому назад стада диких оленей переплывали через Колыму с одного берега на другой, а теперь только при особенно удачном рейсе попадаются навстречу катеру один или два плывущих лося.

Через 20 часов после отплытия от устья Омолона мы подходим к Нижне-Колымску. Города с реки совершенно не видно: он лежит в глубине, а вдоль берега, на краю террасы, растут обильные тальники.

Ко времени нашего прихода к Нижне-Колымску ветер начал спадать, но, воспользовавшись его последними порывами, мы подошли к пристани на парусах по всем правилам парусного спорта. В последний момент я имел удовольствие отдать фал и сбросить парус и видеть, как лодка врезается в топкую прибрежную няшу.