Очерк пути из Ситхи в С. Петербург - Врангель Фердинанд Петрович (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
В Мексиканских городах нет ворот, которые бы можно было запирать; la garita значит собственно караульню без караула; на наружной стене, часовой только намалеван во весь рост; заставный писарь и таможенный чиновник, в одном лице, выходит из гариты, записывает имя и звание проезжего, спрашивает, нега ли запрещенных товаров, и если чиновник в холстинной куртке, в добром расположении духа, то довольствуется сделанными ему ответами.
Нетерпение наше увидеть этот знаменитый город было удовлетворено самым приятным образом, ибо с безлесной равнины, по которой идет дорога, предметы видны в значительном отдалении. Гвадалахара, с церковными башнями и монастырями и множеством садов, представила живописный вид; на небольшом возвышении над городом и позади его стоит Puebla San Pedro — дачи богатых горожан — с бесчисленными садами, сквозь роскошную зелень коих едва виднеются выбеленные дома. Но нам должно бы остаться на нашей точке зрения, чтобы не изгладить приятного впечатления, ибо в улицах город представляется в весьма невыгодном виде, и совершенно похож на большие деревни, которые мы готовы были почесть за города, потому что они сами не имеют притязания на это название; напротив того, второй город республики мы охотно назвали бы большою деревнею, не смотря на то, что в нем 60,000 жителей.
Почти все города в Мексике построены по одному плану: улицы, совершенно прямые, пересекаются под прямыми углами; соборная церковь стоит обыкновенно на обширной четырехугольной площади, plaza major, на которой строятся и значительнейшие здания, между коими отличаются дом местного управления и ряд лавок, portalis; посредине площади, четырехугольное место обсаживается тенистыми деревьями. В Гвадалахаре собор стоит на небольшой площади, а в Мексике на этой площади нет аллей: это исключения. Дома, построенные из камня и жженой глины, редко бывают выше двух этажей, и все кроются совершенно плоскими, горизонтальными крышами, от чего город кажется непривычному глазу еще недостроенным. Это обстоятельство и особенность движения на улицах, которое хотя и значительно, но преимущественно состоит из транспортов вьючных ослов и мулов, или тяжелых телег, запряженных 6 и 8 волами; проезжающие на ослах поселяне, особенно пешеходы в самом бедном одеянии, в таких лохмотьях, что надобно удивляться искусству, с каким умеют надевать их; редкое появление порядочного экипажа, и еще реже прилично одетого пешехода — эта особенность, это отсутствие изящества и богатства на улицах, дает Гвадалахаре более вид многолюдного торгового селения, нежели города, второго в республике по богатству, населению и образованности. Но когда глаз привыкнет к низким строениям без крыш, к проходящим по улицам ослам, мулам, волам и всякой сволочи в лохмотьях; когда путешественник примется рассматривать город по частям, тогда он отдаст дань удивления величественности общественных заведений, красоте, изяществу и великолепию церквей и монастырей; он не замедлит сознаться; что Гвадалахара достойна быть главным городом столь важного Штата, как Халиско, и из всех городов республики наиболее заслуживает внимания. Здания, каковы нынешний арсенал, в котором, при Испанском правлении, воспитывались обоего пола дети бедных родителей, с 24 дворами; городской госпиталь, весьма сообразно устроенный на 1000 больных; Академия Художеств, где и теперь еще обучаются более 300 воспитанников, и где, до упразднения конфедерации, в 1834 году, собирался Конгресс Штата Халиско; табачная фабрика, на которой изготовляется ежегодно до 60 миллионов papellitos, и ежедневно работают более 1000 женщин, многие церкви и монастыри, в особенности собор величественной архитектуры, украшенный внутри с большим вкусом и великолепием, без сомнения, прекраснейший во всей Мексике; — эти здания обратили бы внимание даже в нашей северной столице, и тем более заслуживают внимания жителя Севера, что в них владычествует благодетельное влияние южного неба — простор, обилие цветов, фонтанов. Площадь, с дворцом правительства и рядами лавок, представляет живописный вид. Alameda есть публичный сад, который теперь хотя и запущен, но еще свидетельствует о прежней своей красоте и величии; Paseo — 4 ряда высоких тенистых лип и ясеней, которые вдоль канала обходят почти весь город, и составляют, по воскресным дням, прогулку высших сословий, собирающихся в экипажах и на лошадях. Цирк для боя быков и театр доставляют жителям разнообразное удовольствие.
Комиссионер Г-на Баррона, тамошний купец, Дон Мануэль Луна, позаботился для нас о квартире в хорошей части города, на самом Paseo. Взойдя только на одну лестницу, имели мы четыре просторные комнаты, но без мебели; голые стены; полы, как во всей Мексике, кирпичные; окна без стекол; балкон на улицу, а на заднем дворе тенистый сад. Вскоре явились к нам посланные от Дона Луны и предложили нам свои услуги; потом представлялись нам Северо-Американец, настоящий янки из Нью-Йорка, Англичанин из Гибралтара и Ганноверец, люди услужливые и приятные, из коих последний в особенности казался обязательным, и действительно много содействовал к тому, чтобы сделать для нас пребывание в Гвадалахаре, по возможности, сносным. Известие о прибытии Русского офицера и Русской дамы возбудило любопытство и Европейцев, и Мексиканцев; нам стоило только показаться на балконе, чтобы из противостоявших домов тотчас выманить жителей на балконы, и заставить чернь на улицах столпиться в кучи, и с удивлением глазеть на даму, прибывшую от северного полюса. — Во время прогулок по Paseo, за нами бегали и зевали на нас; это было так несносно, что мы принуждены были отказаться от прогулок пешком, и, по тамошнему обычаю нанимали карету.
Мы намерены были прожить в Гвадалахаре только несколько дней. Новые друзья наши из Европы и Дон Мануэль повсюду сопровождали нас, и показывали все достойное примечания. Мы посетили театр, что бы удовлетворить своему любопытству, и посмотреть экзотических творений здешнего высшего круга. Театр просторен, во был слабо освещен; оркестр очень хорош, а игра так забавна, что при представлении трагедии Орест, публика изъявляла свое удовольствие громким смехом. В партере мужчины сидели в своих Мексиканских шляпах, и были большею частью закутаны в плащи, zerapas, capas, mangas, коих разнообразнейшие качества и цвета означали большое различие состояний, от поденщика до купца и помещика. Не произошло ничего неприличного; аплодировали, смеялись, высекали огонь, курили сигары — без малейшего нарушения приличий. Для нас занимательны были дамы в ложах, с высокими как башни гребнями, и в Европейском наряде, курившие свои papellios, которые как жуки светились в устах, и не смотря на то, не помрачали огня черных глаз. Дон Мануэль обещал, чего мы очень желали, сводить нас в женский монастырь, в котором было 300 монахинь. Под его покровительством прошли мы в наружные ворота, у которых встретила нас настоятельница, и после продолжительных учтивостей, объявила, что не может впустить нас во внутренние покои иначе, как с условием, чтобы мы обязались безусловным ей повиновением. Исполнение этого предложения вероятно казалось ей удобнее, нежели нам; мы без успеха оставили это неприступное место.
Дон Мануэль Луна такой оригинал, что я должен короче познакомить тебя с ним. Он Испанец, родом из Кадикса, и служил солдатом во время нашествия Французов: быв воспламенен к мщению гибелью отца, сестры и шестерых братьев, он принес в жертву их теням не малое число врагов. Но после того, ничто уже не могло удерживать его долее в Испании; он отправился за море, и уже 25 лет Мексиканский гражданин. Не умея ни читать, ни писать, ведет он обширную торговлю, есть главный комиссионер всех Европейцев, имеющих сношения с Гвадалахарою, знает всю страну, и имя Луны повсюду употребляется для означения человека честного чрезвычайно расторопного и оригинального. Испанцы, иноземцы и Мексиканцы равно любят его, и он есть один из немногих, которые избегли преследования за то, что они Испанцы, gachupinos, хотя он никогда не побоится сказать пару бранных слов на Мексиканцев и Французов. По его уверению, брань его основана на опыте, и если бы хотя десятая доля её была справедлива, то эти две нации можно бы было назвать самыми недостойными на Земном Шаре. Но Дон Мануэль полезен, услужлив, имеет 300,000 пиастров, открытый дом и всегда множество гостей за столом: как не простить ему выходок дурного расположения духа, тем более, что всегда одна часть общества может притом позабавиться на счет другой! Почетные лица Штата и города сбираются к нему обедать; покойный Вице Президент, Генерал Бараган, состоял с ним в дружеских связях; ему во всякое время открыты все дома, и он делает и принимает посещения в той же одежде, в которой стоит в своей лавке: в серой летней куртке, широких панталонах с красным кушаком по поясу, без галстука, и в войлочной шляпе с широкими полями.
