Улыбка сфинкса - Перминов Петр Владимирович (электронная книга .TXT) 📗
С концом господства мамлюков наступает и конец независимости Египта. Он превращается в провинцию Османской империи. Селим I остается в Египте до сентября 1517 г. Покидая Египет, он увозит с собой многих искусных ремесленников. За ним следует караван, нагруженный серебром и золотом.
Система правления, оставленная турками в Каире, во многом напоминала мамлюкскую эпоху. В Цитадели находилась резиденция наместника (паши), назначаемого Портой. Наместник опирался на военный гарнизон (около 30 тыс. человек). Однако мамлюки продолжали составлять своеобразную военную аристократию (около 10 тыс. человек), их предводители — беи формировали диван, контролировавший наместника. Иногда они даже свергали его. С 1517 по 1798 г. в Египте сменилось 183 наместника, т. е. в среднем продолжительность их правления составляла 1,5 года.
Район вокруг Цитадели нередко превращался в поле кровавой и жаркой битвы между беями и пашой. Беи подвергали резиденцию наместника в Цитадели артиллерийскому обстрелу с вершин близлежащего Мукаттама. В этот нестабильный и полный бедствий период Каир часто потрясали народные восстания и бунты. Город нередко становился жертвой набегов бедуинов. В частности, в 1556 г. бедуины блокировали все выходы из города и долго держали его в осаде.
Турецкие паши снискали печальную известность необыкновенной жестокостью. Али-паша, правивший Египтом в начале XVII в., проезжая по улицам Каира, приказывал отрубать не менее дюжины голов, и его лошадь возвращалась в Цитадель, по брюхо забрызганная кровью. Мустафа-паша (1624 г.) любил посещать имения беев и конфисковать все ценные предметы, которые приходились ему по вкусу. Хасан-паша (1630 г.) объявил себя единственным законным наследником своих вассалов, и все их имущество после смерти шло в его казну.
Однако не все турецкие паши были такими варварами. В 1696 г. правитель Египта Ибрагим-паша объявил о желании совершить обряд обрезания своему пятнадцатилетнему сыну и пригласил всех знатных людей Каира присоединиться к этой церемонии. Народные гуляния длились 10 дней. Один из знаменитых каирских акробатов ходил на потеху публике по канату, натянутому от минарета мечети султана Хасана до стены Цитадели. На следующий день три пушечных залпа и праздничные звуки труб и фанфар оповестили о торжественном начале церемонии. В большой двор Цитадели, вмещавший 2 тыс. всадников, набилось столько народу, что лошадей пришлось оставлять за оградой. Во дворе были разбиты две палатки. В одной из них сидели музыканты и танцоры. Ночью город осветился тысячами фонарей.
Одним из самых знаменитых домов того времени был дом Ахмеда аш-Шараиби на площади Эзбекия. Эта знатная семья была известна своей образованностью. В доме аш-Шараиби было много старинных рукописей, там собирались ученые.
Однако интерес семьи аш-Шараиби к книгам представлял собой исключение на фоне общего упадка интеллектуальной жизни, начавшегося при мамлюках и продолжавшегося в эпоху османского владычества. Врагом наук в Египте была религиозная схоластика, фанатичный догматизм мусульманского духовенства, центром которого стал университет Аль-Азхар.
В эпоху турецкого господства особенно ярко обнажились социальные контрасты. Европейским путешественникам, посещавшим в этот период Каир, бросалась в глаза колоссальная разница между горсткой имущих и подавляющим большинством ужасающе бедного и забитого народа. Средней прослойки зажиточных обывателей в Каире почти не существовало.
В упадок пришла египетская торговля. Каир нищал. К концу XVIII в. в некогда процветавшей столице богатой страны осталось только девять мясных лавок, да и те назывались «лавками великого паши», поскольку голова и кожа всех животных, за исключением козлов, принадлежали по закону турецкому наместнику.
За годы османского владычества Каир потерял две трети своих жилых кварталов и населения. Из сказочного города «Тысячи и одной ночи» он превратился в заурядный провинциальный город.
Русские при дворе Мухаммеда Али
Поставил я себе главнейшей задачей изобразить беспристрастно, самостоятельно и по возможности с объективной точки зрения настоящее положение селений и обитателей их, феллахов…
В древних стенах каирской Цитадели Мухаммед Али принял целый ряд русских путешественников, дипломатов, ученых, посетивших Египет в первой половине XIX в. По существу, во время этих визитов и закладывались основы сотрудничества наших стран, впервые соприкасались культуры наших народов.
Прежде всего, несколько слов о самом Мухаммеде Али. Албанец по происхождению, он родился в родном городе Александра Македонского — Кавалле, в том же году, что и Наполеон (1769 г.). Впоследствии его биографы отмечали, что сама судьба с рождения связала Мухаммеда Али с двумя великими полководцами, завоевавшими Египет. До конца своих дней он питал глубокий интерес к Александру Македонскому и Наполеону. В кругу приближенных он любил сравнивать себя с отцом Александра — Филиппом, а своего наделенного блестящим полководческим талантом сына Ибрагима — с Искандером зуль-Карнейн — «Александром двурогим» (так арабы называли Александра Македонского за его двурогий шлем).
В Египет Мухаммед Али попал во главе отряда албанских войск, входивших в состав турецкой армии, которая сражалась против французского экспедиционного корпуса. Опираясь на поддержку верных ему албанцев, Мухаммед Али 12 мая 1805 г. добился от Порты назначения на пост наместника султана в Египте. В борьбе за упрочение своей личной власти Мухаммед Али проявил выдающуюся силу воли, честолюбие и изобретательность. Он жестоко преследовал мамлюкских беев, не желавших расставаться со своими привилегиями.
Заключительный эпизод противоборства Мухаммеда Али с мамлюками развернулся в Цитадели. В 1811 г. Порта приказала Мухаммеду Али направить войска в Хиджаз для подавления восстания ваххабитов. Обеспокоенный тем, что беи могут воспользоваться отсутствием войск в Каире и поднять мятеж, Мухаммед Али решил раз и навсегда покончить с ними. Путешествовавший по Египту в 1834–1835 гг. А. С. Норов следующим образом описывает кровавые события, происшедшие в Цитадели 1 марта 1811 г.:
«Туссун, сын Мегмета, возведенный перед тем Портою в звание бунчужного паши, должен был открыть предстоящую кампанию. Мегмет Али назначил 1-е число марта для возложения на своего сына дарованного ему достоинства и хотел ознаменовать этот день большим торжеством в Цитадели. Мамлюки, предводимые тогда храбрым Шехин-Беем, были приглашены в Цитадель на пиршество. Пять сот удалых наездников, облитые золотом, на борзых Неджинских конях, сопутствуемые столь же роскошно одетыми саисами, поднялись на крутые высоты Цитадели и расположились на площади, перед дворцом наместника. Лучшие яства были им выставлены, между тем как Шахи и другие беи окружали Мегмета Али на роскошных диванах, запивая кофеем и шербетом дым наргилеев и трубок, при грохоте водомета. Мегмет Али долго удерживал гостей своих и с редким добродушием поверял им свои надежды, испрашивал их советов на предстоящие трудности войны, доверял им целость своего владычества и дома в случае долгого отсутствия и, наконец, улелеяв их, как детей, своими ласками, когда гроза совсем уже созрела, подал согласие на их отъезд. Для отвращения всякого сомнения почетный отряд Мегмета предводил великолепное шествие мамлюков, которые должны были спускаться сквозь тесный дефилей между отвесных скал от Цитадели к площади Румелие. Едва передовой отряд Мегмета прошел первые внутренние ворота, как вдруг эти железные ворота затворились. Меж тем наружные уже были затворены, и в случае, если б передовой отряд не успел скоро затворить внутренние ворота, то этот отряд погиб бы вместе с мамлюками. Тут картечь и пули посыпались на беззащитных всадников, которых кони вотще бились об отвесные стены скал. В полчаса времени трупы мамлюков и лошадей загромоздили весь дефилей. Несколько человек пробились наверх и в общем смятении скрылись во дворце Мегмета и просили пощады; но грозный властелин велел их тут же обезглавить. Один из самых отчаянных наездников, доскакав на окровавленном коне до самой вершины обрывистой скалы, вонзил оба острые стремени в бока разъяренного коня и низвергся с страшной высоты! — Конь разбился, а он сам убежал в пустыню и укрылся наконец в Сирии. Нельзя вообразить того смятения, которое царствовало тогда в Каире; под предлогом отыскания оставшихся мамлюков множество домов было разграблено до основания» {41}.
