Семь месяцев бесконечности - Боярский Виктор Ильич (версия книг TXT) 📗
К полудню совершенно распоясавшийся ветер зашел с юга, то есть стал встречным. Мы, естественно, не приветствовали этот его очередной демарш радостными криками, а, напротив, надели на лица черные маски печали. Некоторой компенсацией с его, ветра, стороны стало то, что он немного растащил облака и показал нам кусочек синего неба и солнца, от которых мы стали уже отвыкать. Во время обеда, когда мы с Уиллом, скрючившись и прячась от ветра, сидели за нартами, согревая руки и души чаем, к нам подошел Джеф и, как мне показалось, очень обиженным тоном заявил Уиллу, что он устал идти впереди, и просит, чтобы кто-нибудь его сменил. Я никак не ожидал от Джефа такой реакции, во всяком случае, жалобы на то, что ему трудно, хотя, конечно, чувствовал, что что-то подобное должно было рано или поздно произойти.
Вопрос о лидерстве в нашей экспедиции до сих пор, как мне кажется, решался неверно. Еще в Гренландии я предложил Уиллу довольно простой и, как мне казалось, рациональный вариант организации нашего движения. Я предлагал дневную смену лидирующей упряжки, потому что, как ни говори, а идущим впереди по снежной целине собакам труднее всего. При этом предполагалось, что в случае необходимости идти впереди на лыжах будет один из двух погонщиков лидирующей упряжки; на следующий день эта упряжка уходит на последнее место, а вперед выходит упряжка, шедшая второй, с соответствующей сменой лидирующего лыжника. При этом обеспечивалась бы необходимая сменность и собак, и людей, а также более равномерное распределение нагрузки между всеми участниками экспедиции — как людьми, так и собаками. Тогда, в Гренландии, это предложение не было поддержано со ссылкой на то, что упряжка Джефа самая быстрая и поэтому должна идти впереди бессменно, а что касается лидирующего лыжника, то эту роль я взял на себя добровольно, так как хотел выяснить свои физические возможности перед трансантарктическим переходом. В результате вторую половину маршрута (около 1000 километров) я все время шел первым, а упряжка Джефа бессменно шла за мной. Но тогда, в Гренландии, была тренировка, когда подобный риск мог быть оправдан. Иное дело здесь, когда впереди еще оставалось более 5000 километров и около пяти месяцев пути. Здесь было чрезвычайно важно правильно распределить нагрузку между всеми, потому что успех экспедиции целиком и полностью зависел от того, как будут расходоваться силы того или иного участника и той или иной упряжки. Помню, что еще месяц назад, когда мы уже начали втягиваться в экспедиционный ритм, оставив позади все стартовые неурядицы, я вновь предложил Уиллу и всем остальным изменить организацию движения. Но опять мое предложение не нашло поддержки у Уилла, который по вполне понятным причинам предпочитал идти последним — наиболее простая позиция как для собак, так и для погонщиков, — и, как это ни странно, у Джефа — ему-то, казалось, сам Бог велел выступить тогда, но он промолчал, — и все осталось по-прежнему. Но вот сейчас Джеф не выдержал и запросил пощады. Я ожидал, что Уилл предложит мне возглавить гонку по старой гренландской традиции, но он, очевидно, приберегал меня, как НЗ, на крайний случай. Во всяком случае Уилл обратился к Этьенну с предложением пойти вперед. Дело в том, что с уходом Джефа с лидирующей позиции становилось необходимым иметь впереди лидирующего лыжника, так как ни одна из собак, кроме Тьюли, не могла работать вожаком. Итак, после обеда порядок следования изменился: вперед на лыжах вышел Этьенн, за ним упряжка Кейзо, далее мы с Уиллом и замыкающими Джеф и Дахо. Погода, как будто ожидавшая восстановления социальной справедливости, начала улучшаться прямо на глазах: небо и горизонт прояснились и появилось солнце, яркое солнце над головой. Это подняло настроение, несмотря на продолжающийся — правда, уже без поземки — встречный ветер. Уилл, решив немного размяться, ушел вперед к Этьенну. Так они и шли впереди — невысокие, в одинаковых, различающихся только флагами на спинах оранжевых костюмах — два великих путешественника, с фантастической встречи которых в апреле 1986 года в бескрайних просторах Северного Ледовитого океана и началась эта тоже фантастическая в своем роде экспедиция. Они скользили на лыжах на великолепном фоне плавающих в мираже далеких гор. Внезапно в разрыве облаков, все еще застилающих горизонт с юго-востока, мы увидели огромный белоснежный треугольный парус горы Джексон. Это вторая по высоте вершина Антарктиды после массива Винсон. Высота ее 4200 метров. По мере нашего продвижения она поворачивалась к нам иным ракурсом, и я отчетливо видел ее всю, уже больше напоминающую по форме гигантский зуб акулы с острой треугольной вершиной и зазубренными краями, один из которых круто обрывался к юго-западу, а второй, более пологий, плавно скатывался к северо-востоку.
Уход Уилла вперед коренным образом сказался на настроении нашей упряжки: собаки лезли из кожи вон, пытаясь соединиться с любимым воспитателем. Реализации их планов несколько мешала упряжка Кейзо, собаки которого, равнодушные к окружающему пейзажу, сохраняли постоянную, что называется экономическую, скорость хода. Предприняли попытку обойти их, но не тут-то было. Когда две мои лидирующие собаки, Рей и Томми, уткнулись мордами в идущие впереди нарты, то каждый из них поступил с учетом только собственных интересов, не проявив никакой дальновидности. Рей, свернув влево, стал обходить нарты с правой стороны, а Томми предпринял зеркальный вариант. В результате все перепуталось и мы остановились. Распутав собак и не доверяя им более, я повел их в обход Кейзо сам. На этот раз обгон был совершен успешно, и мы вышли вперед и даже немного оторвались. Приятно было смотреть, как оба официальных лидера экспедиции, Этьенн и Стигер, шли впереди на подобающих лидерам местах, но, увы, это было в первый и последний раз за весь переход. Даже ветер отступил перед ними и окончательно стих. Остаток дня вплоть до остановки шли при прекрасной погоде, совершенно ясном небе, безветрии и морозце около минус 27 градусов. Изменение погоды произошло так радикально и быстро, что я начал всерьез подумывать, что все это связано с моим завтрашним днем рождения и что я, наверное, не на таком уж плохом счету у Антарктиды, несмотря на то что был здесь уже четыре раза!
Правда, некоторые продолжали утверждать, что это связано с полнолунием. Остановились в 18 часов и вновь на небольшом склоне. Быстро поставили палатку, и я пошел кормить собак. Видно было, что сегодня они устали — сразу же после остановки завалились в снег. Я раздал им по полтора куска корма, помассировал лапы и грудь и уложил спать. Состояние раны у Джуниора было уже заметно лучше, хотя, конечно, еще не могло быть и речи о привлечении его к служебным обязанностям. Полная луна на темном небе казалась ярче и огромнее, погода явно предлагала перемирие по случаю предстоящего праздника. Появились даже звезды. Холодало. В палатке, когда я туда заполз, царили мир, покой и уют. Примус работал на полную мощность, и просохшие стены и потолок казались матово-желтыми в свете ровно горящей свечи. Уилл ждал меня с ужином, который, как всегда, был вкусен и как нельзя более кстати. Сегодня прошли 24 мили. Лагерь в координатах: 71,3° ю. ш, 64,6° з. д.
День начался с того, что я получил не менее десяти поздравительных телеграмм из дома, от друзей с антарктических станций, от родственников и знакомых. Это было лучше всяких подарков. Наташина телеграмма была такой теплой и нежной, что я почувствовал в себе необычайный прилив сил и энергии и готовность идти и пройти этот нелегкий маршрут, хотя бы уже и для того, чтобы встретиться с ней и не обмануть ее надежд после стольких долгих и трудных дней ожидания. Станислав со свойственным молодым людям его возраста лаконизмом пожелал мне удачи и здоровья, что и было в действительности самым необходимым. Саша Шереметьев, начальник станции Восток и мой хороший друг, разразился стихами, в которых кроме поздравлений содержался страстный призыв к нам поторопиться к нему в гости (наш маршрут проходил через станцию Восток), было и много других поздравлений, в том числе от учеников и учителей школы, где учился Стас (я выступал перед ребятами с рассказом о гренландской экспедиции и пообещал, что расскажу и об этой по возвращении). К сожалению, я не мог сразу ответить на все эти теплые приветствия, так как связь с Беллинсгаузеном была односторонней, но был готов к ответу при первой возможности.
