Вперед, к Магадану! (СИ) - Кротов Антон Викторович (чтение книг .txt) 📗
Обрадованные, мы немедленно вышли на трассу и продолжили путь свой. Пройдя за пост ГАИ (близ Томтора есть пост ГАИ со шлагбаумом! Правда, гаишников там не содержалось), мы выбрали ровное место и стали там, ожидая машину и возжигая костёр. Уже наступал вечер, а с ним и сырость и неизбежный холод, а также желание что-нибудь съесть.
ВСТРЕЧА С ПЬЯНИЦЕЙ
…Следующий по трассе посёлок — Куранах-Сала, собственно, не посёлок даже, а один дом связи — в 80 км после Томтора. Видимо, связисты должны периодически ездить в Томтор, хотя бы за хлебом — вряд ли у них есть своя пекарня. Так оно и оказалось.
Прошло часа два-три ожидания, мы успели прямо на трассе сварить суп и компот из местных ягод, и вот на дороге показался «Уазик». В нём сидел пьяненький (но ещё сидящий за рулём) господин — бывший начальник Куранахского дома связи, уволенный недавно за пьянство, о чём мы узнали сперва от него, а потом и от других лиц. Он, конечно, не сказал, что его уволили за пьянство, — «Так, народу я не понравился». Истинную причину мы узнали позже. Уже много дней он находился в запое и обрадовался, что будет с кем ещё выпить. Но мы не пили, водитель остановился и выпил грамм двести в одиночку.
Сначала ехали нормально. Пересекли Индигирку по длинному, узкому деревянному мосту. Раньше, в доисторические времена, здесь ходила баржа-паром, теперь её останки чернели на одном из берегов. Местность совершенно глухая, ненаселённая, низменная, безлесная. Нормальные деревья в таком климате не растут, кусты только, и обглоданные, словно горелые спички, ёлочки. Болота, бесконечные просторы, в тумане не горизонте — солидные заснеженные вершины гор.
Вдруг вдалеке видим дом.
— А кто здесь живёт?
— Да бабка одна, 80 лет. Сидела она здесь когда-то, когда ещё лагеря были, да и осталась навсегда. Муж был, старик, умер он, теперь уже много лет одна.
— А как она живёт? — изумился я. — Что, огород у неё, картошка?
— Ха-ха-ха! картошка! ха-ха-ха!.. Какая здесь картошка, тут земля на 20 сантиметров отмерзает — это максимум… Никакой здесь картошки. А как живёт? Да вот я проеду, зайду, дам что-нибудь, другие заедут — тоже дадут. Так и живёт. Раньше у ней даже электричество было, дизельный мотор стоял, пока дед жив был. Сейчас нет.
В это время поравнялись с домом. Водитель притормозил:
— Сейчас я вернусь. А то бабка хоть и старая, но крутая, узнает, что мимо проехал и не зашёл к ней — потом ругаться будет, кулаками махать.
— А это что за «Запорожец» стоит?
— А, это бабкин «Запорожец», от деда ей остался. Когда вода спадает, она на нём в Томтор ездит.
Мы очень удивились.
Водитель отправился к бабке, а мы остались в машине, полагая, что вот-вот он вернётся. Но его не было около получаса. Когда я уже решил идти к бабке и проведать, что случилось, появился сей бывший начальник связи, на ногах не стоящий совершенно.
— Ну всё. Поехали. Вы водить машину умеете?
— Нет, не умеем.
— Тьфу…! Ну, тут 50 километров осталось, как-нибудь доедем.
Было уже темно, а водитель перепил и ничего, по его словам, не видел. Мы ехали, виляя вправо и влево, совершенно наобум.
— Может к бабке зайдём, переночуем?
— Надо было, конечно… А теперь развернуться-то как? Ну, прорвёмся как-нибудь… У меня переночуем… У меня в Куранахе ква-артира двухкомнатна-ая… (зевает). «Уазик», шатаясь из стороны в сторону, как и его несамоходный владелец, пыхтел со скоростью 40 км/час. В одном из мест водитель остановился. «Сейчас, передохну». Мы решили покинуть его в интересах нашей безопасности. Ночью ездить с пьяным весьма неприятно.
Вообще стараюсь услугами пьяных не пользоваться. Итак, мы вышли, а водитель уснул в «Уазике», стоящем прямо на середине проезжей части. Конечно, это опасно, но ночью на Колыме ездят редко, поэтому его никто не сбил.
Когда поставили палатку, раздался скрежет заводимого мотора, и «Уазик», к нашему великому изумлению, уехал. Но мы не огорчились, а спокойно уснули.
«КОЛЫМСКИЕ ГОНКИ» ДО КАДЫКЧАНА
Следующий день мы стояли на трассе часов двенадцать. Вернее, жили на трассе: развели костёр, варили суп, собирали ягоды, занимались физическими упражнениями. Иногда шёл дождь, иногда прекращался. За день мы сожгли в качестве дров все палки и чурки в радиусе ста метров. Стояли мы не в лесу, а в болотистой низине, поэтому дров нашли немного. За весь день проехала всего одна машина, грузовичок, в кузове которого якуты ехали на сенокос (за 20 км, где была трава), остановилась, мы пообщались, но уезжать на 20 км не хотели. «Вот совсем когда кончатся дрова (скажем, завтра) — тогда и перейдём на другое место», — решили мы.
Костёр — прекрасная вещь, привлекает внимание очень хорошо. Видно, что люди серьёзные. Нам он очень помог, ведь два раза мы стояли по целому дню! Бывало и полдня.
Вечером остановились два «Урала»! Якуты ехали за углем из Оймякона в Кадыкчан. Меня посадили в первый «Урал», Андрея — во второй. В каждом «Урале» уже ехало по двое, а рюкзаки мы поместили в кузов. Коврик, на котором мы сидели в ожидании машин, мы положили отдельно, и по дороге он высунулся из кузова, как длинный розовый язык. К счастью, он не выпал.
В головном «Урале», в который подсадили меня, ехали два якута — водитель лет сорока пяти и сын его, парень лет двадцати. У якутов были обычные русские имена, настолько обычные, что я их не запомнил. Непрерывно тарахтел магнитофон (слушались песни, так называемая «попса», на русском, английском и непонятном языках), дорога тряская, контакты всё время разъединялись, и магнитофон подвергался ударам.
Километров через двадцать мы увидали знакомый «Уазик», стоящий прямо на дороге. Прислонившись к нему спиной, стоял водитель, на его лице было написано потрясение. Видимо, он поразился, увидев, наконец, машину.
«Начальник! Начальник!» — засмеялись якуты. (Они ещё не знали, что он уже не начальник, так как недавно уволен за пьянство.) «Начальник» просил оттащить его в Куранах. «Уазик» прикрепили тросом к «Уралу» и потащили.
«Эх, начальник! Зимой бы переночевать не пустил, а сейчас: помогите, помогите!» — посмеивались якуты, переходя на русский язык, чтобы я лучше понял юмор ситуации.
Дорога вовсе дрянь. Мостов нет, переезжали вброд реки глубиной метр, полтора и более. Шёл непрерывный дождь, уровень воды поднимался. Речки, стекающие со склонов гор, образовали в дороге ямы, дырки и промоины глубиной в полколеса, так что проехать даже 20 км за один час было нельзя.
…Водители Колымы — люди запасливые, не так, как у нас (в западной половине России). У нас: бензин кончается — через каждые пять-десять-двадцать километров заправка, обедать захотелось — через каждые двадцать-тридцать-пятьдесят километров закусочная, сломался, не дай Бог — всё равно не страшно: люди, цивилизация кругом. На Колыме — никаких заправок, закусочных, технического обслуживания на сотни вёрст. Да и вёрсты здесь длиннее, вернее, дольше, раза в четыре, если смотреть по часам, а не по столбам. Поэтому каждый водитель везёт запас бензина, продовольствие, часто — примус или паяльную лампу в качестве примуса, иногда и ружьё.
Картинка: едем, вдруг видим — бегут две куропатки. «Дичь! дичь!» Тормозим, якут вылезает с ружьём. Бах! Одна куропатка убита, её — в кузов, поехали дальше: пригодится.
В Куранахе, оставив пьяницу, встретили как бы стопщиков. Два человека стояли на трассе в ожидании машин. Они, впрочем, никуда не ехали, а хотели передать с водителями на N-й километр какую-то запасную прокладку. Оказалось, утром из Куранаха вышла машина (связисты совершали объезд стратегического кабеля), но, преодолевая вброд реки, испортилась. Связисты сумели передать информацию о поломке и о своём местонахождении по этому кабелю, но прокладку по кабелю переслать нельзя. Оказии не было целый день, мы — первые, кто проехал сегодня на восток.
Взяв прокладку, поехали дальше с большими сложностями. Реки, которые мы пересекали вброд, становились всё полноводнее. Трасса шла в горы, по нашим оценкам — на 1000 м, и мы попали в тундру. Проехали границу Якутии и Магаданской области. Никакого поста (проверять наличие якутских виз) там почему-то не было. Наконец, когда уже темнело, увидали сломавшуюся машину, для которой и передавали прокладку.
