Архипелаг Исчезающих островов(изд.1952) - Платов Леонид Дмитриевич (версия книг .TXT) 📗
— Ну и накурил же ты, Лешка! — брюзжал мой друг умываясь. — Хоть бы форточку открыл! Сидишь, как в норе. Зарылся с головой в таблицы и карты свои…
— Да ты не злись, — сказал я спокойно. — Ты по порядку рассказывай… Ну-с, сел ты, стало быть, на пароход…
Да, сел он в Москве на пароход. Чудесный лайнер, замечательный. Белым-белехонький, без пятнышка. Блеск, чистота, как полагается на морском корабле.
Море тоже было замечательное. (Читатель помнит, что Андрей не был щедр на эпитеты.) И покачивало основательно, не на шутку; в таких замкнутых со всех сторон водохранилищах ветер разводит большую волну.
В нижнем, южном, углу Рыбинского моря располагается Рыбинск, в правом, восточном, — Пошехонье-Володарск, в левом, западном, — Весьегонск.
Несмотря на сильный противный ветер (моряки говорят: “мордотык”), Андрей не уходил с палубы и разглядывал море в бинокль как строгий приемщик, как инспектор по качеству. Но придраться было не к чему — Лиза сделала свою работу хорошо.
Навстречу, ныряя в волнах, двигались пассажирские пароходы, нефтевозы, буксиры, баржи со строевым лесом. Особенно много было плотов. Не тех хлипких, связанных кое-как, вереницы которых гоняли по Мологе когда-то, а сбитых особым образом, морских.
“Так называемые “сигары”, — с удовольствием пояснил стоявший на палубе моряк. — Тяжелые плоты, по семь и по восемь тысяч кубометров. Плавучий дровяной склад…”
Эти “плавучие склады” плыли на длинных тросах следом за пароходами. Теперь уж плотовщикам не приходилось маяться с плотами, как раньше, то и дело снимать их с мелей, проталкивать на перекатах. Море было глубоко и просторно.
Все расстояния с появлением Рыбинского моря чудесным образом сократились. Теперь от Пошехонья, Рыбинска и Весьегонска рукой было подать до Москвы!
Андрею вспомнился отъезд Петра Ариановича на железнодорожную станцию после его увольнения. На лошадях, по грязи, под дождем!..
В Пошехонье-Володарске Андрей воспользовался получасовой стоянкой и сошел на берег. Он прогуливался по набережной, любуясь своим белоснежным двухпалубным пароходом, — со стороны тот выглядел особенно внушительно. Гордость пассажира — одна из забавных разновидностей гордости — овладела моим другом. Он остановил проходившего мимо грузчика.
— Красив? — спросил Андрей, указывая на лайнер.
— Красив, — охотно согласился грузчик. — Не видали таких, пока море к нам не подошло…
— Выбрались из медвежьего угла?
— Какой там угол! — с достоинством сказал пошехонец. — На самом бойком перекрестке живем. — Он посмотрел на часы, висевшие над зданием порта. — Сейчас будут гудок давать. К отправлению. Не отстали бы от парохода, гражданин!
Таков был конец захолустья. Пошехонск — Володарск стоял теперь на обочине большой морской дороги. Мимо тянулись караваны: из Белого моря — на Черное, из Балтики — на Каспий, с Каспия — на Баренцево…
На рассвете лайнер Андрея остановился у причалов весьегонского порта.
Город, стоявший на высоком берегу, среди мачтовых сосен, выглядел гораздо красивее и компактнее, чем раньше. Андрею пришло на ум сравнение. Строители подняли Весьегонск на вытянутой ладони, чтобы видно было проходящим мимо кораблям: “Вот он, наш новый город! Смотрите, любуйтесь на него!..”
И впрямь, огни Весьегонска, по свидетельству лоцманов, были видны в море издалека.
Размахивая чемоданчиком, Андрей медленно шел в гору по незнакомым улицам. Они были очень зеленые и тихие.
Город потерял свое прежнее административное значение по довольно редкой причине: за неимением района. В результате затопления Весьегонский район почти целиком ушел под воду. Поэтому районные учреждения переехали в другой город.
Но Андрею не нужны были районные учреждения. Он искал лишь контору строительного участка.
Вздорные собачонки, не признавшие в нем весьегонца, провожали его в качестве шумного эскорта от пристани до самой конторы. Но там моего друга ждало разочарование.
— Елизаветы Гавриловны нет, — сказали ему. — Уехала по трассе.
— По трассе? Вот как?
Андрей поставил чемодан на пол и с огорченным видом вытер платком лицо и шею. Припекало.
Кудрявой машинистке, стучавшей в углу на “Ундервуде”, стало, видно, жаль его.
— А она скоро приедет, — утешила девушка Андрея, прервав на минуту свою трескотню. — Дня через два или через три. В Переборах побудет и в Ситцевом. Может, еще в Поморье заглянет. Она собирается в Москву, ей нельзя задерживаться… так что погуляйте пока в Весьегонске. Наш городок маленький, не заблудитесь…
Андрей хотел было сказать, что до недавнего времени знал в Весьегонске каждый переулок, даже каждый проходной двор, но только поблагодарил за ценную справку.
Он вышел из конторы в раздумье. Ждать — поджидать было не в его характере. Да и времени было у него не так уж много. Москва не выходила у него из головы. Как там? Нет ли новостей в отношении экспедиции? Не возникло ли в высокой инстанции непредвиденных затруднений? Сумеют ли с ними справиться Леша и Степан Иванович?
В конторе говорили, кажется, о деревне Поморье? Лиза, возможно, заедет туда из Перебор — в поморьинском колхозе живет у нее престарелый дед.
Андрей подумал-подумал, посердился на Лизу, которая приглашает людей в гости, а сама исчезает в неизвестном направлении, и махнул в Поморье.
Часть пути он проделал на попутной машине, а у развилки шоссе сошел с грузовика, решив сократить расстояние и пройти к колхозу напрямик, берегом.
В Весьегонске ему довольно точно объяснили маршрут: “Все по столбам да по столбам — и дойдете”.
Железные столбы-великаны шагали навстречу Андрею. Собранная вместе вода Волги, Шексны и Мологи вертела турбины на гидростанции в Переборах, а электроэнергия, переданная оттуда по проводам, питала окрестные заводы, фабрики и колхозы.
Да, сбиться с дороги было мудрено.
А вскоре нашелся и попутчик — мальчишка лет двенадцати, поморьинский пионер. Он возвращался из Весьегонска, куда его посылали отправить заказное письмо в Москву, в Сельскохозяйственную академию. Мальчишка был очень горд своим поручением.
Они быстро шли по тропинке вдоль берега, то приближаясь вплотную к воде, то удаляясь от нее и ныряя в высокие хлеба. День был безоблачный, жаркий. Море лежало рядом, светлое, ослепительно яркое, даже как будто немного выпуклое, словно линза.
Вдруг в кустах у воды Андрей увидел притаившегося зайца.
Андрей не был охотником, на мысе Челюскин не раз осуждал меня за излишний охотничий пыл. Но день на берегу моря был так хорош, что внезапно моего друга охватило совершенно мальчишеское желание побеситься, поорать, побегать, — желание, которое иногда охватывает даже самых подтянутых, строгих с виду людей.
— Го-го-го! — закричал суровый гидрограф и со всех ног кинулся к зайцу.
За спиной раздался предостерегающий возглас, но Андрей уже кубарем катился с пригорка.
Он тотчас же вскочил на ноги. Что это? Земля качнулась под ним!.. Он сделал несколько неуверенных шагов. Еще толчок… Второй!.. Землетрясение?
Андрей вскинул глаза к верхушкам елей и сосен. Они раскачивались, словно от ветра, хотя поверхность моря была зеркально-гладкой.
Тут только мой друг заметил, что стоит в каком-то странном, мертвом лесу, точнее — подлеске. Вокруг торчали голые, с обломанными ветками низенькие стволы, много деревьев полегло. На елях еще осталась часть хвои, но была она какого-то желтоватого, неживого цвета.
Пожар прошел здесь? Или то был бурелом?..
Андрея сердито потянули за рукав. Он оглянулся. Рядом стоял пионер с озабоченным лицом.
— Я же кричал: остров, остров! — говорил он быстро. — А вы бежали за русаком, не послушались… Руками русака хотели поймать или как?
— Какой остров?
— Да пловучий же остров! Сами разве не видите?
Андрей осмотрелся с изумлением. Пригорок, на котором они только что стояли, медленно удалялся. Между мертвым лесом и полем пшеницы сверкнула полоска воды. Она делалась все шире и шире.
