От -50° до +50° (Афганистан: триста лет спустя, Путешествие к центру России, Третья Африканская) - Кротов Антон Викторович
Передвижение на лошадях оказалось, как я и предполагал, весьма медленным занятием. Правда, машин на трассе тоже не было ни одной, и быстрее можно было пройти только пешком. На одном из участков я так и сделал — пошёл впереди лошадей, фотографируя всё подряд.
Каменистая неровная дорога шла по дну узкого ущелья. В тех местах, где оно немного расширялось, виднелись редкие домики и даже посёлочки из пяти-семи домов. Вдоль дороги непрерывно росли колючие кусты с мелкими красными ягодами, они оказались съедобными (хотя и кислыми), и мы с Олегом на ходу ломали ветки и ели эти мелкие ягоды, погонщик занимался тем же. Навстречу и вдогонку периодически проезжали другие всадники — на лошадях и на ослах, некоторые шли пешком. Пешеходы и ослоходы двигались медленнее нас, а обладатели лошадей — быстрее. Спешащий в Швейцарию Моренков то и дело нетерпеливо доставал компьютер с GPS-ом, но тот всё показывал неутешительную скорость — 7–8 километров в час. Интересно, как мы будем ехать в темноте? Ведь у лошади нет фар!
Таким образом мы ехали до самого вечера. А когда солнце скрылось за вершинами гор, мы подъехали к небольшой деревушке из двадцати домов, расположенной на слиянии двух речек — Кокчи и безымянной для нас боковой. Идеям ночного лошадостопа не суждено было сбыться.
Где, интересно, мы будем ночевать? Где вообще ночуют путники, оказавшиеся затемно на развилке пешеходных горных афганских дорог? Читатель догадался: в мечети. В этом маленьком кишлачке, лишённом электричества и прочих признаков современности, была своя мечеть, каменно-глиняный «кубик» за каменным забором, возле которого протекал ручеёк (для омовения). Туда и заехали.
Погонщик развьючил лошадей и вступил в разговоры с местными жителями. Те недоверчиво оглядели нас, но конечно не стали никак препятствовать нашей ночёвке. Хриплым голосом (без микрофона) призвал к молитве муэдзин; в тёмную мечеть без окон внесли керосиновую лампу и поставили рядом с имамом. После совершения молитвы селяне расслабились, поняв, что мы безвредны, и принесли простейшую еду: похлёбку (холодную воду, в которой была разведена мука) и лепёшки. Погонщик наломал лепёшку, набросал её в похлёбку и с удовольствием съел; мы последовали его примеру (без особого удовольствия). Туалетом здесь служило каменистое поле за мечетью.
Будь благословенна, каменистая афганская земля, и люди, живущие на ней! Здесь, в высокогорном афганском кишлаке, мимо которого в стороне прошли тысячелетия, — ничто не меняет стиля и темпа жизни, выработанного веками. Так же муэдзин призывает народ на молитву голосом, а не с помощью микрофона; гонят скот по узким горным тропинкам; возделывают крошечные ступенчатые поля; шумит горная река, а иногда в мечети останавливаются редкие путники, идущие пешком, на лошадях или на ослах вверх или вниз по ущелью, в другие подобные кишлаки.
6 сентября, вторник. Лошади. Посёлок Скази. Шпион
После утренней молитвы погонщик накормил лошадей, и мы отправились в путь. Солнца ещё не было видно. Олег надеялся, что в селении Скази, которого сегодня мы достигнем, обнаружатся маршрутки до самого города Джарм, и сегодня вечером мы будем пить чай в Джарме и звонить оттуда на родину. Беспокойство Олега было не напрасным: его московская матушка, обнаружив, что сын вот уже несколько дней не звонил домой, — начала звонить моим родителям и распространять флюиды беспокойства. Ей было непонятно, что мобильные телефоны проникли ещё не в каждую точку планеты, да и спутниковые переговорные пункты «РСО» открыты также далеко не везде.
Часа четыре мы ехали, солнце уже вылезло из-за гор и начало пригревать. Но вот впереди показалась речная развилка: ещё одна речка впадала в Кокчу, и здесь, где долина весьма расширялась, стоял здоровый посёлок человек на тысячу жителей, а может, и значительно больше. Поля, домики, скот, и даже рыночная площадь с пятнадцатью лавками, в которых сидели пятнадцать мужичков-торговцев и пребывали в привычном безделье из-за отстуствия покупателей. Там же неподалёку тусовались лошади и (чудо!) две или три машины, кузовные легковушки! Это была местная автостанция, пункт пересадки и перевалки грузов с нижней части ущелья (машинной) в верхнюю (пешеходную).
Наш приход вызвал большой интерес. Ещё интереснее оказалось то, что нам понадобилось обменять 100-доларовую купюру, т. к. погонщик лошадей принимал в оплату отнюдь не в валюте, а только деньги суверенного Афганистана. (Ну и конечно, что он будет делать с долларами в горах?)
Занялись обменом. Сперва нам предлагали совсем невыгодный курс. Но один молодой афганец сказал, что СКВ пригодится его папе-купцу, который регулярно ездит за товарами в город, — так и зазвал нас в одну из лавок. Вслед за нами в лавку поналезли другие продавцы, всем интересно. На старых коврах сидел бородач лет пятидесяти и пил чай. Поглядел на 100-долларовую деньгу, внимательно изучил её, вместе с коллегами что-то обсудил и ушёл вместе с деньгой.
— Эй, мужик! Куда пошёл? — возмутился я.
— Ай, не бойтесь, никуда он не убежит: это его магазин! — весело ответили коллеги. Купец пошёл проверять купюру на подлинность, хвалиться странными гостями и заодно стрелять наличность у соседей по базару. Через несколько минут вернулся, принёс четыре тысячи девятьсот афгани. Мы пересчитали, поделились с погонщиком (как и было договорено, 3000 афгани досталось ему), и тот чрезвычайно расцвёл. Благодарил нас и потом пошёл затариваться на базаре всем необходимым для своего дома. Повезло мужику, такой случай, сколько всего полезного можно привезти домой!
Каждая лавка продаёт всё. В той комнатке, где мы сидели, лежали пачки с иранским печеньем, иранские вафли, конфеты неизвестного производства, ботинки и сапоги секонд-хэнд (точнее, сэконд-лэг) россыпью на любой размер, масло и жир в больших пластмассовых бидонах по пять и более килограммов, мелочи для дома, ткани, стиральный порошок «РАК», разноцветные шарики-жвачки, сахар и орудия крестьянского быта. Нам с Олегом и погонщику налили чай, хозяин откупорил пакет печенья (шик!), обмыли крупную валютную сделку. Отдохнули, поблагодарили, расстались. Телефонов в Скази не было.
Дальше вниз по ущелью, по нашей гипотезе, должно быть регулярное движение машин. И точно, только мы прошли немного по дороге (на ней уже явно виднелись колеи от шин) — догоняет нас легковушка с кузовом, идущая в Сарысанг. Водитель — деньгопрос, мы торгуемся, говорим: двести! Он сперва пытается слупить тыщу, потом соглашается на двести, и мы лезем в кузов.
Понеслись! Шоссе узкое, идёт вверх-вниз, мы летим со скоростью 45 километров в час — от таких скоростей нас зашкаливает, мы уже несколько дней не ездили быстрее восьми. На поворотах машину заносит, и мне кажется, что мы так свалимся в реку, но этого не происходит. Кроме нас, в машине едет ещё несколько мужиков в халатах. Женщины здесь, в высокогорье, на дальние расстояния не путешествуют.
Двадцать км пролетели очень быстро. Вот мостик через речку, а вот и само селение Сарысанг, почему-то всё в развалинах, как после землетрясения или войны. Не видно никаких жилых зданий, пустые окна, крыш нет, безлюдье. Чуть поднимаемся по улочке вверх — нет, какая-то жизнь имеется. Настоящий базар, лавок десять, меньше чем в Скази, но зато уже продают соки и газировку, товары, в верховьях ущелья не замеченные.
Мы вылезаем из машины и вступаем в перебранку с шофёром. Мы предлагаем ему, как и предупредили, 200 афгани, а он мечтает получить от нас по 200 с носа. Выдаём 300 + сувенир, и водитель ворчливо уезжает. Больше транспорта вниз не наблюдается и не ожидается.
Решили задержаться в Сарысанге, чтобы помыться, приобрести продукты буржуазной низкогорной цивилизации и выяснить наличие телефонР
а и транспорта. Купили мыло, бутылку вражеской колы и пошли на речку. Но, не успели помыться-постираться, как стали объектом всеобщего внимания: вслед за нами на речку пришли и обычные местные жители, и солдаты с автоматами. Это поселение — поясню читателю — не простое, а стратегическое. Здесь в горных шахтах вот уже тридцать веков добывают ляпис-лазурь — синий камень, использовавшийся в древности для чернил, для украшений и ещё Бог знает для чего.
