Мату-Гросу - Смит Антони (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Хотя река, несомненно, представляет собой нечто прекрасное, совершенно нетронутое и неиспорченное, отпочковавшиеся от нее озера кажутся еще более погруженными в прошлое, а полное отсутствие течения способствует впечатлению, что и само время для них остановилось. А если в них плавает кайман (крокодил длиной около двух метров, распространенный в этих местах), то подобное впечатление еще больше усиливается. Над поверхностью воды видны только его глаза и ноздри или же одна волна, которая сама по себе бежит по воде.
Большое удовольствие всегда доставляло идти на веслах по какому-нибудь из этих озер. Форма их была самая разнообразная — боб, ромб, серп, квадрат, сердце, круг или стрела. Однажды, когда несколько участников нашей экспедиции тащили лодку по топкому берегу круглого озера, две крупные рыбы с оглушительным плеском прыгнули в сторону. Мы их поймали с невероятной простотой — для этого понадобилось лишь дважды забросить удочку — и тем самым опустошили весь водоем. В нем больше не было никакой крупной рыбы, за исключением маленьких пескарей, непрестанно пощипывавших черное тело маленькой тукунаре. Стая пескарей рассеивалась, когда опасность уменьшалась, но стоило только хищникам возобновить атаку, как стайка немедленно смыкалась в плотный черный шар и опять начинала с жадностью кусать извивающееся тело рыбы.
Это озерко с его рыбой превосходно символизирует то, о чем будет говориться в книге. В нем есть отзвуки древности, и оно представляло собой совершенно нетронутое место, где естественный отбор позволял развиваться всем выжившим видам, пока здесь не появился человек.
Те из нас, кому посчастливилось тогда увидеть это место, сознавали, что мы незаконно вторгаемся в прошлое. Мы это знали и чувствовали себя в привилегированном положении благодаря возможности увидеть и описать столь многое в этом древнем мире. Мы были восхищены рекой Суя-Мису, которая осторожно вымывает мягкую землю на одном берегу и намывает белые песчаные отмели на другом. Песчаные отмели всегда доставляли нам удовольствие. Они были круче всего в самых узких местах реки и увеличивались там, где река расширялась. Черепахи заползали на эти отмели, чтобы откладывать яйца (август был их излюбленным месяцем), а кайманы часто грелись на теплом песке. Какой бы ни была река — прозрачной или же зеленовато-коричневой от дождей, — песчаные отмели всегда оставались белыми, представляя идеальное место отдыха для путешественников. Мягкие, сухие или мокрые, эти отмели были единственными участками земли, лишенными растительности, и поэтому весьма желанными.
Путешествуя по этой реке, когда ничего не видно дальше следующего поворота или следующей отмели, наблюдаешь всеобщее движение. В то время как все рыбы плывут назад, все птицы кажутся летящими вперед, как бы в вечном стремлении к океану. Цапли тяжело взмывают вверх, а затем опять медленно планируют вниз к кромке воды, только уже несколько впереди. Зимородки (здесь встречалось пять видов этих птиц) сновали взад и вперед поперек реки над самой водой), а затем взлетали на какую-нибудь приглянувшуюся ветку. Мускусные утки плескались и подолгу хлопали крыльями, разбегаясь вниз по течению, прежде чем взлететь. Солнечные цапли, имевшие анахронический вид из-за своих высоко расположенных крыльев и странной расцветки, с шумом перелетали с одного берега на другой, а затем поспешно возвращались, но теперь метров на пятьдесят впереди. Плывущие назад рыбы, летящие вперед птицы и вода, которая кажется одновременно неподвижной и вечно движущейся, создают на реке всеобъемлющее чувство постоянного непостоянства. Река вечно катила свои воды и всегда оставалась той же, но, когда рано утром над ней нависал густой туман, казалось, что время становилось еще неподвижнее. По ночам дневная прозрачность воды переходила в чернильную темень, но в любое время суток она текла все вперед и вперед в своем непрестанном подчинении Амазонке, находящейся за многие сотни километров отсюда.
Взобраться на берега Суя-Мису, чтобы попытаться поскакать по ним так, как это делают солнечные цапли, означало попасть в густое переплетение ветвей и корней. Каждый год уровень воды поднимается высоко по этим берегам, смывая с них землю или еще больше нанося ее, оставляя сухие ветки или покрывая живые ветки грязью. Потребуется много времени, чтобы проложить здесь дорогу через живое и мертвое, среди по-весеннему распустившихся растений и хрупких прогнивших пней. За этой полосой препятствий стоял лес из невысоких деревьев с густой кроной, не позволявшей появиться на земле другой растительности. Поскольку деревья каждый год по нескольку месяцев стоят в воде, их голые стволы однообразно высятся над землей. Такое однообразие нарушалось только видом воды — иногда озера, или старицы, или другой извилины реки. Для новичка все это представляется страшной неразберихой. Для индейцев здешние места служили превосходной оборонительной системой, и лодка, которая устало тащится по большим излучинам, может подвергнуться нападению из засады — обстоятельство, имеющее немалое значение при вторжении в эту индейскую страну. Открывающееся с воздуха зрелище речной системы приковывает к себе внимание. Маленькая лодка, настойчиво пробирающаяся по этому лабиринту, выгладит патетически, как бы совершая какой-то отчаянный подвиг, и напоминает маленькое насекомое, пытающееся наугад убежать с опасного бетонного шоссе.
По обеим сторонам речной долины стоит mata seca (сухой лес). Он не такой внушительный, как дождевой лес, в отношении высоты и густоты деревьев, но ему присуща одна особенность — потрясающее однообразие. Зеленый ковер деревьев от горизонта до горизонта вызывает страстное желание (особенно когда находишься в самолете, в котором большинство приборов заменено изображениями святых) увидеть открытую полосу, поляну или посадочную площадку вместо ковра из ветвей, расстилающегося над землей на высоте не менее двадцати метров. При подобном однообразии сразу обращаешь внимание на любое изменение картины, даже на кучку пальм Mauritia, указывающих, что здесь более влажный участок леса. Или же, например, между ветвями неожиданно появляются блики света, которые означают, что несколько сот или тысяч деревьев сухого леса стоят в воде.
Насколько трудно поверить, что Суя-Мису ничуть не изменится за следующим поворотом, настолько же трудно осознать бескрайность леса, когда идешь по нему и глаз не видит дальше чем на пятьдесят метров. Во многих отношениях такой лес представляет собой лес смерти, а не буйной жизни, как это можно предположить, глядя на него с воздуха. В нем много огромных мертвых стволов, лежащих на земле, или опирающихся на живые деревья, или даже стоящих вертикально без поддержки.
Встречаются одни оболочки прежних лесных гигантов. У некоторых высоких деревьев с зеленой вершиной стволы полусгнили. Хочется найти дерево с такой же свежей корой, как у норвежской ели, у которого листья не были бы изъедены, а сердцевина была бы здоровой. Здесь трудно найти даже один целый лист, поскольку об этом заботятся насекомые.
Любое возникшее представление о каком-то сходстве этого леса со смешанными лесами Западной Европы немедленно рассеивают муравьи, термиты и клещи. Они здесь вездесущи. Земляные шары, висящие на деревьях, — это жилища термитов, и от каждого из них узкие крытые дорожки ведут на землю. На земле стоят термитные постройки высотой до двух метров, а в земле и в старых деревьях — углубления таких же размеров. У муравьев гнезда более легкие, они свисают с деревьев или находятся внутри них. Стоит только где-нибудь присесть, как на ваших брюках немедленно появится энергичный муравей. Начните копать буквально в любом месте — и вы обязательно наткнетесь на термитов. А для того чтобы подцепить клеща, не надо даже останавливаться, копать или садиться. (Этот триумвират из клеща, муравья и термита опровергает предположение о том, что зона сухого леса, mata seca, могла когда-либо в прошлом находиться в умеренном поясе.)
Самые крупные муравейники в лесу принадлежат муравьям Atta sextus. Муравейники настолько велики — примерно шесть на девять метров, — что вначале их можно принять за часть естественного рельефа местности. К этим огромным буграм, созданным муравьями, ведут многочисленные оживленные дорожки, по которым доставляется корм. В каждом таком огромном «лагере», по произведенным нашими учеными подсчетам, живет до четверти миллиона муравьев — это самые большие сообщества в мире. И кажется правомерным, что они попадаются примерно через каждые сто метров в сухом лесу Центральной Бразилии, где муравьи царствуют. Любое живое существо, чтобы уцелеть, должно спасаться бегством от нападения муравьев. А если оно не может удрать от них или не имеет защитной оболочки или какого-нибудь эффективного репеллента, то не сможет выжить в этом муравьином лесу.
