Через Кордильеры - Ганзелка Иржи (книги читать бесплатно без регистрации полные .txt) 📗

— По правде сказать, не знаю. Это высоко. Некоторые бокаминас находятся на высоте четыре тысячи семьсот метров над уровнем моря, а идти туда вам бы пришлось пешком. И потом — посетителей туда никто не водит. Но дело ваше, попробуйте, если хотите…

На высоте вершины Монблан

Ледяной ветер поднял и закружил тучи пыли, закрыв от иас вид на долину. Мы стояли на «пятачке» в склоне горы Потоси, перед входом в главную штольню рудника Каракол, лежащего на высоте 4 600 метров над уровнем моря.

Все вокруг нас было совершенно иным, чем накануне, когда мы выходили из «образцово-показательного» рудника Паилавири. Здесь даже и намека не было на каменные здания администрации, на раздевалки и душевые павильоны для посетителей; нигде мы не увидели и служебных автобусов для чиновников, живущих внизу, в городе. Сюда, к Караколу, ведут лишь протоптанные горняками-индейцами тропинки да крутая дорога, по которой поднимается вездеход, предназначенный для инженеров и снабженцев.

Но еще более разительный контраст по сравнению с Паилавири представляет собой открытая часть рудника на поверхности, куда молодые откатчики свозят добытую горную породу.

На руднике Паилавири среди рабочих нет ни одной женщины. Здесь же, на руднике Каракол, как и на многих других, куда никогда не заглядывают ни туристы, ни журналисты, на поверхности работают преимущественно женщины. Они сидят под открытым небом, среди груд породы, вывезенной из шахт, и пытаются хоть немножко укрыться от пронизывающего ветра за выступом скалы или за хибаркой инженера — производителя работ. На большом камне, зажатом между коленями, они разбивают крупные куски неотсортированной породы, окоченевшими руками выбирают из щебенки кусочки руды и откалывают от нее остатки пустой породы.

Женщины работают здесь потому, что они терпеливее мужчин, исполнительнее, а главное — дешевле.

Хорошая сортировщица на руднике Каракол за день труда получает 15 боливиано, то есть всего три пятых минимального заработка мужчины. Работает она, разумеется, сдельно.

На поверхности мы видели лишь нескольких мужчин. Все они были заняты на промывке руды, так как женщинам не под силу столь тяжелая физическая работа. За 25 боливиано в день индейцы работают здесь, пользуясь такими же примитивными орудиями труда, какие применялись потосийскими рабами четыре столетия назад. С помощью воды они отделяют легкую пустую породу от более тяжелой оловянной руды, промывая щебенку, вручную измельченную женщинами. Когда-то подобная работа проводилась в гораздо больших масштабах, для чего сто лет тому назад была построена целая система искусственных водоемов; в периоды дождей в них собиралась вода, необходимая для того, чтобы вести работы безостановочно круглый год.

Принцип здесь тот же, что и при промывке золота. Основную часть всего этого сортировочного механизма представляет неравноплечий рычаг, толстое бревно, укрепленное, подобно коромыслу весов, на колу, только не посредине. На его коротком и более толстом конце повешен мелкий массивный ящик с решетчатым дном. В этот ящик рабочий насыпает щебенку, которую для него вручную, молотками, намельчили женщины, затем опускает его в другой ящик побольше, наполненный водой и врытый в землю. Потом, навалившись всем телом на длинный конец бревна — рычага, он некоторое время трясет это деревянное решето, погруженное в воду. В воде более легкая порода всплывает, а руда оседает на дно.

На любом руднике, расположенном ниже, чем Каракол, такая работа считалась бы изнурительной, здесь же, на высоте Монблана, в разреженном воздухе и на ледяном ветру — это поистине каторжный труд. Результат его всегда один: через несколько месяцев человек обессиливает, окончательно подорвав свое здоровье.

Фамильное предприятие — Боливия

БОЛИВИЯ НА ГРАНИ ГРАЖДАНСКОЙ ВОИНЫ!

ПЯТЬ ТЫСЯЧ ГОРНЯКОВ ВЕДУТ БОИ С ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫМИ ВОЙСКАМИ!

ГОРНЯКИ РУДНИКА «ДВАДЦАТЫЙ ВЕК» В КАТАВИ, ВООРУЖЕННЫЕ ДИНАМИТНЫМИ ПАТРОНАМИ, НАСТУПАЮТ НА ОРУРО!

СЕВЕРОАМЕРИКАНСКИЕ УПРАВЛЯЮЩИЕ

И ИНЖЕНЕРЫ ЭВАКУИРУЮТСЯ!

Такого рода дюймовые заголовки заполнили первые полосы южноамериканских газет в последний день мая 1949 года, когда мы только готовились к отъезду в Боливию.

«В стране объявлено военное положение, — писали газеты Буэнос-Айреса на другой день. — Бои с войсками продолжаются. Сто пятьдесят убитых и раненых за первый день. Горняки держат североамериканцев в качестве заложников…»

Всеобщая забастовка, в подавлении которой приняли участие войска, когда регулярная полиция не оправдала возлагавшихся на нее надежд, распространилась на все рудники Боливии. Через несколько дней к бастующим горнякам примкнули железнодорожники и почтовые служащие. Положение было напряженное, и неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не позиция, занятая военными гарнизонами Ла-Паса и Кочабамбы, двух крупнейших городов Боливии. Пообещав вначале забастовщикам помощь, они в самый решительный момент борьбы оставили рабочих с носом. Профсоюзы, организовавшие забастовку, в переговорах с ассоциацией горнозаводчиков добились незначительных уступок, а горняки похоронили своих погибших товарищей. Это была не первая битва в их борьбе за существование. Во время всеобщей забастовки 1942 года полиция совместно с войсковыми частями перестреляла около четырехсот горняков. Но и это был не последний их бой [12].

В Боливии мы еще застали чрезвычайное положение. На рудниках хотя и воцарилось спокойствие, но оно было внешним, кажущимся. На стенах домов в Потоси и в других селениях, которые мы проезжали, белели свежей краской крупные буквы эмблемы «PIR — Partido Izquierdista Revolucionario» — «Революционной партии левых». Разговаривая с горняками, мы чувствовали переполнявшую их ненависть к горнозаводским концернам королей олова, немало позаботившихся о кровавом подавлении забастовки. С такой же ненавистью и презрением относились шахтеры и к североамериканцам— управляющим и генеральным директорам компаний, любая встреча с которыми действовала на рабочих так, будто в глаза им швырнули соли. Обе стороны прекрасно понимали, что столь враждебное отношение к иноземцам здесь более чем оправдано.

— Они ведут себя так, словно вся Боливия принадлежит им, — слышали мы полные горечи и негодования слова горняков с рудника Паилавири. — Они диктуют нам свои законы, считая, что мы, индейцы, — это скот, не имеющий права на жизнь. А о себе воображают, будто они сверхче-ловеки…

С аналогичными высказываниями мы встречались еще не раз. Нигде в Южной Америке мы до этих пор не замечали, чтобы слова «гринго» и «нортеамерикано» произносились с таким величайшим презрением, как среди боливийских горняков. И неудивительно, что во время последней забастовки их ненависть прорвалась с такой силой, что заставила всех американцев, занимавших ответственные посты на боливийских рудниках, срочно уехать за границу, а тех, кто не успел бежать, искать защиты в американском посольстве.

Когда мы осматривали рудники, эта неугасимая ненависть чувствовалась в каждом уголке штолен; она горела в глазах, сквозила в каждом слове, в каждом движении горняков. Но было в них и нечто гораздо более сильное: гордость, сознание собственного достоинства и холодная, непреклонная решимость.

Инженер-американец, который был прикреплен к нам в качестве проводника, остановился перед группой шахтеров и достал карандаш, чтобы записать число погруженных за смену вагонеток. Никто из горняков не обратил никакого внимания на его вопрос, хотя он был произнесен по-испански; все они повернулись к американцу спиной. И эта напряженная тишина была так же красноречива, как и спины горняков.

При ближайшем рассмотрении закулисной жизни боливийских рудников многое становится значительно понятнее. Боливия была поистине фамильным владением, трех оловянных магнатов — Патиньо, Арамайо и Гохшильда. Три их компании, захватившие в свои руки разработки полезных ископаемых во всей стране, обосновались за границей, чтобы оказывать давление на боливийские власти, полностью используя для этого свое положение иностранного капитала. До войны компанией «Patino Mines and Enterprises» управляли из Парижа и Лондона. «Aramayo Cie de Mines en Bolivie» держалась на швейцарском и французском капитале. Акции компании «Unificada del Cerro de Potosi» формально распределялись между французскими и аргентинскими капиталистами. Рудники «American Smelting Bol. Ltd» в Корокоро, так же как «International Mining W. A. Grace and Co» и целый ряд других, нaxoдились в руках американского капитала.