Меж двух океанов - Ганзелка Иржи (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
Совершенно иначе обстоит дело с теми, кто хотя и не систематически, но зато часто сменяется в политическом созвездии Панамы, с теми, кто не желает оставаться в тени. Это не только президенты, бургомистры, префекты и судьи, но и целые группы людей, которые кормятся тем, что аплодируют своим светилам и надеждам. Когда в Панаме успешно совершается дворцовый переворот, начинаются должностные перемещения во всех учреждениях — от президентского дворца до почты, от директора до швейцара.
В соответствии с этим, разумеется, выглядит и их деятельность. Каждый, кто вместе со своим фаворитом занимает новый пост, знает, что на этом месте он продержится, может, два дня, а может, два года, но вряд ли дольше. Он знает, что размер его жалованья вообще не связан ? деятельностью. Место и должность — это вознаграждение за голос. Вы скажете, что здесь торгуют совестью? Что это неприкрытая коррупция? Зачем такие громкие слова? Ведь это же в Панаме!
Она молода и прелестна.
Она — секретарь директора страхового общества.
Она на редкость откровенна.
В Панаме она выглядит белой вороной, так как, принадлежа к высшему свету, работает в конторе. Ее отец был панамским дипломатом, а муж умер через год после женитьбы. На ее руках мать и дочка. Сколько времени она работает?
— Неполных два года. С того времени, как на пост опять вступил президент Ариас.
— А много служащих сменилось тогда?
— Почти все. Из мужчин остались лишь приверженцы Ариаса, пережившие его предыдущее падение. Вновь нанятые все являются его сторонниками.
— А женщины?
Сеньора Перес с явным смущением подбирает слова ответа.
— Как бы вам сказать… избирательное право у нас имеют только мужчины, женщинам при помощи политики в учреждение не попасть. А новые шефы ищут секретарш, готовых к определенным… скажем, уступкам. У меня было преимущество в том, что это место мне устроил влиятельный шурин, — поспешно прибавляет она с прямотой, исключающей какие бы то ни было подозрения.
— А в чем, простите за любопытство, заключается ваша работа?
— Собственно говоря, ни в чем. Я секретарь директора. Раньше я и не предполагала, как мало для этого нужно. Стенографии я не знаю, начала было учиться печатать на машинке, но бросила. Впрочем, никогда до этого я в канцелярии не работала, и место у меня не потому, что я в нем остро нуждалась. Работать ради заработка — это меня бы дискредитировало в глазах общества.
— Так зачем же вы ходите на службу?
— Там чудесный охлажденный воздух. В контору я прихожу к девяти, а в три уже дома. Как раз после самой сильной жары. За несколько этих часов я отвечу на телефонные звонки, запишу двадцать визитов, вскрою поступившую корреспонденцию, отдам на подпись оформленные письма и… вот и все.
Итак, труд ради заработка дискредитирует панамскую женщину. Но почему? Отчего на работу здесь смотрят свысока?
— Не все. Только белые женщины из высших общественных кругов, а их не так уж много. Поймите, каждая хочет выйти замуж. За бедняка она не пойдет, а богатый стыдится за женщину, которая работает. Слишком умную он не возьмет— боится за свой авторитет. И поэтому женщина этой категории старается одеваться лучше других, получить аттестат за среднюю школу и не очень обременять себя культурой. После замужества она оставляет домашнее хозяйство, доверив его индианке или метиске, о детях заботится няня, круг интересов со свадьбой не изменяется. Женщина продолжает интересоваться платьями и тем, что происходит в свете, а главное — завидует красоте и нарядам других…
Столь же трагикомичны судьбы политических личностей. Только один президент позволил себе здесь выпустить панамские денежные знаки с собственным портретом. Это был его последний президентский акт. Сторож на панамской детской площадке схватил палку, ибо эта игра уже запахла независимостью. Панамцы имеют право выпускать мелкие монеты даже с портретом конкистадора Бальбоа, казненного более четырех столетии назад, но в своей республике они могут расплачиваться лишь единственными деньгами: американскими долларами. Это основное правило игры. Пока оно выполняется, с президентского кресла падают, не расшибая себе лба.
Президент Ариас, бывший панамский консул в Гамбурге и, вероятно, потому страстный приверженец Третьей империи, до 1941 года осуществлял свои расистские теории на панамских китайцах. Под угрозой ареста и высылки он принуждал их продавать имущество своим политическим сторонникам по ценам, в десять раз меньшим действительной стоимости. Но вот разыгрались события Пирл-Харбора, и Соединенные Штаты вступили в войну. В те тревожные дни Ариас неблагоприятно выделялся на политической арене, находясь в столь чувствительном месте, каким был межокеанский канал. В одну прекрасную ночь над ним вдруг нависла угроза ареста. Полиция полечила приказ свыше. Тогда Ариас бежал из Панамы. Куда? Ну конечно же, в Соединенные Штаты Америки.
Бежал он… пешком.
Ему надо было только перейти улицу.
В Зоне канала он стал политическим эмигрантом, имеющим право убежища. И хотя Соединенные Штаты перестали интересоваться им как президентом, он тем не менее сделался запасным козырем.
Ариас ускользнул от панамской полиции, перейдя с одного тротуара на другой. И оттуда произносил пламенные политические речи — то с балкона отеля «Тиволи», этого традиционного прибежища павших президентов, то совершенно скромно— с тротуара через мостовую.
— Дорогие друзья! — трогательно ораторствовал он, жестом Цезаря указывая на фасады домов перед собой. — Вы только посмотрите, как страдает паша родина!
В 1948 году, спустя долгое время, были проведены президентские выборы. Подсчет голосов продолжался целых шесть месяцев. Американцы в Панаме даже пустили шутку, что при подобных темпах подсчета в Соединенных Штатах результаты выборов были бы объявлены в 2200 году. В итоге фиктивным большинством в тысячу двести голосов победил самый слабый кандидат. В президентский дворец его привезли прямо из тюрьмы.
Президент Роберто Чиари стоял у власти всего-навсего два дня. Его предшественнику Даниэлю Чанису хватило духу ненамного дольше. Мясная афера послужила декорацией его бесславному уходу. В конце 1949 года за пять дней здесь сменилось три президента, пока в президентское кресло не уселся четвертый, старый знакомый д-р Арнульфо Ариас, козырь из запасной колоды Соединенных Штатов Америки. Но и ему вскоре пришлось защищать свой пост во время весьма острой дискуссии, когда аргументы вылетали из стволов револьверов подходящего калибра. Похорон двух своих предшественников Ариас как президент уже не дождался. Он встал в длинный ряд преждевременно низложенных президентов. Ведь за последние пятьдесят лет Панама пережила их пятьдесят четыре.
С рассветом из Давида вышел поезд с коротеньким составом. Старомодный паровоз тащил за собой пять вагонов, двигаясь по пути, более чем на шестьдесят километров протянувшемуся к костариканской границе. Но там, откуда любой мальчишка мог добросить камнем почти до самой Коста-Рики. дорога, как назло, сворачивает на юг, к морю.
В сквозных вагонах без купе вместо окон деревянные жалюзи. Вероятно, у конструкторов было доброе намерение дать пассажирам тень и достаточное количество воздуха. Однако наш вагон напоминает скорее базар и парилку, нежели обычное средство сообщения. Людей сюда налезло видимо невидимо. любое свободное местечко у ног и на перекладинах под крышей забито узлами, корзинами, тюками, не позволяющими даже шевельнуться.
После каждой остановки через эту смесь узлов и людей локтями и коленями прокладывают себе путь от двери к двери три кондуктора. У них, наверное, железные нервы и опыт работы в цирке. Иначе вряд ли удалось бы объяснить, каким образом они пробиваются сквозь такую плотную массу тел. При этом они контролируют не только пассажиров, но и взаимно друг друга. Словно надсмотрщики, подстерегают они за спиной один другого и, не мешкая, набрасываются на каждого нового пассажира, чтобы вырвать у него из рук деньги за билет. Кто скорее? Надо думать, что они работают только за комиссионное вознаграждение. Любви к работодателю в этом решительно нет. Снова и снова окликают они пассажиров, уже давно купивших себе билеты, грызутся между собой и спорят, пока за ними не захлопнутся двери вагона. Но их голоса тонут в общем шуме и гаме. И хотя это кажется почти невероятным, тем не менее коллективная деятельность голосовых связок и локтей в вагоне растет с каждой новой деревней, где останавливается поезд. Еще скрипят тормоза, а снаружи уже протягиваются в окна детские руки с жареными «эмпанадас»— продолговатыми пирожками с куриным мясом, руки с бананами и апельсинами, руки с развевающимися веерами лотерейных билетов, с ведрами и кружками воды и кувшинами самодельного лимонада. Борьба за место внутри и снаружи не прекращается до отхода поезда. В стоящем вагоне можно задохнуться от спертого воздуха, пропитанного запахом пота и немытых людских тел.
