Гостеприимная Арктика - Стефанссон Вильялмур (книги онлайн читать бесплатно txt) 📗
Смысл выражения «дальний север» постепенно изменяется. Древние римляне считали климат нынешней центральной Франции настолько холодным, что там, по их мнению, никогда не могла бы развиться высшая цивилизация. Пятьдесят лет назад причисляли к Арктике ту местность, где сейчас находится гор. Виннипег с 200 000 населения, и оспаривали возможность выращивания картофеля в той части Саскачевана, которая теперь прославилась по всему миру своими урожаями пшеницы. Таким образом «дальний север» все отступает к полюсу, и в конце концов границы Арктики, не заселенной людьми, окажутся далеко за астрономическим и геодезическим полярным кругом. Даже и теперь суша, которая обычно считается покрытой льдами, в действительности покрыта травой; «вечное безмолвие севера» существует только в книгах; в «безжизненных арктических пустынях» живут зимой и летом упитанные стада местных травоядных животных.
Для Америки прежде имел большое значение вопрос о границе «дальнего запада». Теперь он ликвидирован. Но еще большее значение имеет для всего человечества вопрос о границе «дальнего севера», тянущейся вдоль Канады и Сибири. Те, кто сейчас молоды, еще доживут до того времени, когда будет осознана экономическая ценность даже самых отдаленных арктических островов.
Однако, обращаясь к людям с широким кругозором, не нужно приводить экономические мотивы, чтобы оправдать полярные исследования и вообще всякую добросовестную попытку, направленную к расширению суммы наших знаний. От нашей экспедиции 1913–1918 гг. мы ожидали некоторых экономических результатов; но и без них достаточным оправданием нашей деятельности могут служить опубликованные нами карты открытых земель и свыше двенадцати томов научных отчетов.
ГЛАВА VIII. ПУТЕШЕСТВИЕ К МЫСУ КОЛЛИНСОН
Первыми выступили в путь Дженнесс, Уилкинс и эскимос Асатсяк, которым я поручил дойти до озера, находящегося возле мыса Хоякетт, и постараться наловить рыбы для прокормления наших собак. Через несколько дней отправилась в путь вся остальная группа, за исключением Пайюрака, который не пожелал оставаться у нас на службе. Он заявил мне, что, когда ему случалось прежде работать на белых людей, он обычно проводил большую часть зимы на корабле, а если совершал поездки, то лишь сидя на санях, тогда как при его путешествии с нами стоянки были очень непродолжительны, а в пути ему приходилось бежать за санями. Подобные условия работы он считал мучительными и издевательскими. В виду такого образа мыслей Пайюрака я весьма охотно расстался с ним на мысе Смитс.
Через несколько времени, возле мыса Холкетт, мы лишились Асатсяка. Кто-то из здешних туземцев признал его подходящим для себя зятем. Асатсяк, по-видимому, ничего не имел против, и нам пришлось махнуть рукой на его обещание прослужить нам 3 года. К заключенному с нами договору он относился так, как обычно относится к международному договору любая великая держава: пока он соответствует ее интересам, она его соблюдает, но если он становится невыгодным, то немедленно нарушается.
Уход этих двух эскимосов не причинил нам особенных затруднений, так как на мысе Смитс мы завербовали хорошего спутника в лице туземца Ангутитсяка. Он добросовестно прослужил в нашей экспедиции в течение последующих трех лет.
Оставив Дженнесса и его переводчика, молодого Хопсона, у эскимосов, живущих в районе мыса Холкетт, мы отправились дальше на восток. Наш переход через бухту Гаррисона произвел сильное впечатление на Мак-Коннелля, о чем свидетельствует интервью, данное им сотруднику «Нью-Йорк Таймс» через несколько лет (в сентябре 1915 г.). Восторженный тон этого интервью (если только он не внесен репортером) объясняется тем, что после моей «гибели среди пустынных льдов», возвещенной газетными заголовками за год до того, я только что «ожил» самым эффектным образом в тех же заголовках. По случаю моего «воскресения из мертвых» был послан репортер к Мак-Коннеллю, находившемуся тогда в Нью-Йорке. Ниже приводятся выдержки из интервью: «...Те, кто думали, что Стефанссон погиб, слишком плохо его знают... Тот Стефанссон, которого они встречали на банкетах или в учреждениях, совершенно преображался, как только оказывался за пределами цивилизованного мира. Я это знаю, так как путешествовал с ним целую зиму. Арктика для него — дом родной... Секрет его длинных и «невозможных» переходов заключается в том, что он умеет позаботиться о своих людях и собаках. В пути он находит нужное направление каким-то особенным чутьем. Однажды я шел за ним в течение нескольких часов сквозь непроглядную метель... Последние два часа мы шли уже в полной темноте, но к концу пути он отклонился с дороги не более чем на сотню шагов. Впрочем, мое выражение «отклонился с дороги» неправильно, так как в действительности никакой дороги не было.
В другой раз я сопровождал его при переходе через бухту шириной в 40 миль. Стефанссон шел уверенно, несмотря на полное бездорожье, и в конце 40 миль вывел нас к небольшой песчаной косе, которую заранее объявил целью нашего пути».
Эти факты, казавшиеся необычайными Мак-Коннеллю и Уилкинсу, в действительности объясняются весьма просто. Прежде всего, я знал данную местность. В ней господствуют ветры лишь трех румбов: самым сильным является зюйд-вест, затем норд-ост и, наконец, ост-норд-ост. Изредка наблюдаются слабые ветры других румбов, но, как правило, сугробы наметаются здесь одним из трех главных ветров. Обычно я знаю, как факт из недавней хроники, какой из трех ветров дул за последнее время; но, во всяком случае, это легко установить и по внешнему виду сугробов. Применяя методы геологов, можно по величине и другим особенностям сугробов определить, какие из них образованы наиболее сильными ветрами; далее, можно определить направление ветра, так как сугроб оказывается наиболее низким и узким с наветренной стороны, постепенно повышаясь и расширяясь по мере приближения к подветренной стороне, где он круто обрывается.
Переход продолжался два дня при мглистой погоде, и, несмотря на правильность моего метода и рассуждений, вероятность погрешности была настолько велика, что, когда в результате я отклонился от намеченной цели лишь на несколько сот шагов (как сказано в вышеприведенном интервью Мак-Коннелля), это, в значительной мере, было просто удачей. Кроме того, первоначально взятое мною направление не было так близко к цели, как думал Мак-Коннелль. За несколько времени до конца перехода через бухту я заметил на льду неровности и бугры, доказывавшие, что мы слишком отклонились в сторону моря, а потому слегка повернул вправо.
В другой раз на Мак-Коннелля и Уилкинса произвело сильное впечатление, что при мглистой погоде, когда берег казался им совершенно лишенным каких бы то ни было характерных признаков, я заранее объявил, что через одну-две мили мы придем к складу, виденному мною несколько лет назад. С моей стороны это был просто шерлок-холмсовский трюк, так как в действительности берег не был лишен характерных признаков и лишь представлялся таким неопытному наблюдателю. По этому берегу я в свое время странствовал много раз, так что знал каждый откос; последний раз я побывал здесь лишь год назад, и вся местная топография еще была свежа в моей памяти. Когда, пройдя мимо устья речки, я предсказал, что через милю мы придем к покинутому эскимосскому лагерю, это было не более удивительно, чем сообщение о том, что через четверть часа ходьбы от арки Вашингтона пешеход окажется возле небоскреба, называемого «утюгом».
Добравшись до устья р. Шагаванакток, мы пережили ряд несложных, но поучительных приключений. Началось с того, что мы нашли санную колею, шедшую от моря. Идя по ней, мы набрели «а следы стоянки, по которым я определил, во-первых, что здесь побывал эскимос Наткусяк, бывший моим спутником в прошлую экспедицию, и, во-вторых, что на побережье должен лежать мертвый кит, к которому и направлялась санная колея. Так как корм для собак был у нас на исходе, на следующий день я послал Мак-Коннелля и Ангутитсяка с санями, чтобы отыскать кита и привезти мяса.
