Улыбка сфинкса - Перминов Петр Владимирович (электронная книга .TXT) 📗
Рампсинит все-таки решил не оставлять это дело без последствий и «повелел повесить тело вора на городской стене, затем поставил около тела стражу с приказанием: если увидят, схватить и немедленно привести к нему всякого, кто вздумает оплакивать или сетовать о покойнике» {19}.
Узнав о случившемся, мать покойного принялась жестоко бранить оставшегося в живых сына и умолять его сделать все, чтобы тело брата было похоронено достойным образом.
Далее события развивались следующим образом: «Брат запряг своих ослов, навьючил на них полные мехи вина и затем погнал. Поравнявшись со стражами, которые стерегли тело, он потянул к себе два или три завязанных в узел кончика меха. Вино потекло, и он стал с громкими криками бить себя по голове, как будто не зная, к какому ослу сначала броситься. А стражи, увидев, что вино льется [рекой], сбежались на улицу с сосудами черпать льющуюся [из меха] жидкость, считая, что им повезло. Вор же, притворно рассерженный, принялся осыпать их всех по очереди бранью. Стражи старались утешить его, и через некоторое время он сделал вид, будто понемногу смягчается, гнев его проходит. Наконец он согнал ослов с улицы и снова стал навьючивать (мехи). Затем у них начались разговоры, и, когда один из стражей рассмешил его какой-то шуткой, он дал им еще мех. А стражи тут же на месте расположились пить, причем приглашали и его остаться, чтобы вместе выпить. Он позволил себя уговорить и остался с ними. Во время попойки стражи чрезвычайно любезно пили за его здоровье, и он тогда подарил им еще мех с вином. От славной выпивки все стражи скоро захмелели. Сон одолел их, и они завалились спать тут же на месте. Была уже глубокая ночь. Тогда вор снял тело брата со стены и затем остриг в насмешку всем стражам правую щеку наголо. Потом навьючил тело брата на ослов и погнал домой. Так он выполнил приказание своей матери. Когда же царю сообщили, что вор похитил тело, он распалился гневом и захотел во что бы то ни стало узнать, кто этот хитрец, придумавший такие ловкие плутни. А сделал царь для этого вот что. (Я-то, впрочем, этому не верю.) Он поместил будто бы свою дочь в публичный дом, приказав ей принимать всех без разбора. Но прежде чем отдаться, она должна была заставить каждого (мужчину) рассказать ей свой самый хитрый и самый нечестный поступок в жизни. А кто расскажет историю с вором, того она должна схватить и не отпускать. Дочь так и сделала, как приказал отец. Вор же понял, чего ради царь отдал такое приказание. Он решил превзойти царя хитростью и сделал вот что. Отрубив руку по плечо у свежего мертвеца и скрыв ее под плащом, вор пошел к царской дочери. Когда он явился к ней, царевна задала ему тот же вопрос, как и другим, и он рассказал, что совершил самый нечестный поступок, отрубив голову брата, попавшего в западню в царской сокровищнице, и самый ловкий поступок, когда напоил допьяна стражей и унес висевшее на стене тело брата. Царевна же, услышав эту историю, хотела схватить его. А вор в темноте протянул ей руку мертвеца. Та схватила ее, думая, что держит его собственную руку. Вор же оставил отрубленную руку в руке царевны и выбежал через дверь. Когда царю сообщили об этой [новой] проделке, царь поразился ловкости и дерзкой отваге этого человека. Тогда наконец царь послал вестников по всем городам и велел объявить, что обещает вору полную безнаказанность и даже великую награду, если тот объявится пред его очи. А вор поверил и явился к царю. Рампсинит же пришел в восхищение [от него] и отдал за него замуж свою дочь, как за умнейшего человека на свете. Ведь, как он полагал, египтяне умнее прочих народов, а этот вор оказался даже умнее египтян» {20}.
Эта легенда обратила на себя внимание Генриха Гейне, посвятившего Рампсиниту одно из своих стихотворений. По его версии, вор оказался совсем не плохим правителем:
Впрочем, последнее — явное преувеличение. Кражи в Египте не перевелись. Наука располагает многочисленными свидетельствами об ограблениях древних некрополей, причем разграбления могил фараонов учащались в периоды упадка, когда шатались и рушились древние верования. Знаменитые захоронения в Долине царей, большинство которых относится к периоду XVII–XIX династий, оставались, по всей вероятности, нетронутыми лишь до конца XX династии. Затем, в силу ослабления центральной власти, все они неоднократно подвергались ограблению.
Наиболее крупное из документально зарегистрированных ограблений гробниц произошло в эпоху фараона Рамсеса IX (конец XII в. до н. э.). Губернатор восточной части Фив, города живых, Па-Сер начал официальное расследование по делу об ограблении гробниц фараонов, расположенных по другую сторону Нила, в городе мертвых. Трудно сказать, какими мотивами руководствовался Па-Сер. Возможно, он пытался просто дискредитировать своего соперника — Па-Вера — правителя города мертвых. Обвинив Па-Вера в преступной небрежности, Па-Сер подтвердил это свидетельствами многочисленных очевидцев. Более того, наемные грабители, будучи припертыми к стене, сами сознались в том, как они грабили мумии фараонов, срывали с них золотые украшения, амулеты и даже золотые маски.
Па-Сер потребовал провести официальное расследование злоупотреблений Па-Вера. Однако он явно недооценил предприимчивости и беспринципности своего соперника. На новом расследовании все свидетели, представленные Па-Сером, дали совершенно противоположные показания и начали клясться в своей полной невиновности. Процесс провалился. Па-Вер решил отпраздновать свою победу должным образом, по явно переборщил. Он собрал рабочих некрополя, стражу, инспекторов могил и организовал шумную процессию перед домом Па-Сера, во время которой последний подвергался всяческим унижениям и оскорблениям. Возмущенный Па-Cep бросился жаловаться к управляющему дворцом фараона. Однако тот сам, очевидно, был нечист на руку и сделал строгий выговор искателю истины. Однако Па-Сера не так-то легко было заставить замолчать. Потратив целый год, он все-таки добился повторного расследования, в ходе которого перед судом предстало сорок грабителей. Казалось бы, справедливость восторжествовала. Однако эта история имеет трагикомическую концовку, растянувшуюся, правда, на три тысячи лет. В конце XIX в. папирус с показаниями основных свидетелей процесса Па-Сера был продан на черном рынке древностей в Луксоре и вывезен из Египта в обход закона, т. е. украден.
Опасаясь совершенно распоясавшихся грабителей, жрецы были вынуждены постоянно перемещать мумии умерших фараонов. Даже такие гиганты XVIII и XIX династий, как Тутмос III, Рамсес II и Сети I, одни имена которых при жизни наводили страх как на врагов, так и на друзей, перепрятывались несколько раз. В конце концов жрецы решили собрать мумии всех фараонов в потайном месте, вблизи от Фиванского некрополя, где они и были случайно обнаружены в 1870 г.
Как опустошительный смерч промчались римляне по долине Нила после того, как Рим оккупировал Египет в 30 г. до н. э. Правда, к тому времени многие из гробниц фараонов были уже ограблены и им осталось лишь одно развлечение: писать свои имена на потолках царских усыпальниц копотью от факелов, которыми они освещали себе дорогу. Диодор Сицилийский, посетивший долину Нила в середине I в. до н. э., с сожалением отмечает, что в усыпальницах фараонов остались только следы ограблений и вандализма.
Среди римских императоров нашлось немало любителей египетских древностей. В частности, Константин Великий (306–337) обожал обелиски. По его приказу, исполненному, правда, уже после его смерти, обелиск, воздвигнутый в Фивах Тутмосом III в XV в. до н. э., был перевезен в Константинополь и установлен на ипподроме возле храма св. Софии. Там он стоит и до сей поры. Второй из знаменитых фиванских обелисков был перевезен Калигулой в Рим и украсил колоссальный Циркус Максимум Однако вскоре он упал и был водружен на место только по приказу Папы Сикста V в 1587 г. Форма египетского обелиска весьма привлекала римлян, которые заимствовали ее. Римляне много спорили о символическом значении обелисков. Плиний Старший, например, высказывал предположение, что они являются отображениями солнечных лучей.
