Капитан Немо - Верн Жюль Габриэль (лучшие книги без регистрации .txt) 📗

Но сейчас в этих саладеро царили тишина и покой – они были необитаемы. Час грандиозной резни еще не наступил.

Талькав торопил отряд. Он хотел еще в тот же вечер попасть в форт Независимый. Лошади, подгоняемые седоками и увлеченные примером Тауки, мчались среди высоких злаков. Навстречу всадникам попадались фермы, окруженные зубчатыми стенами и защищенные глубокими рвами. На кровле главного дома имелась терраса, с которой обитатели, всегда готовые к бою, могли отстреливаться от нападения с равнины.

Гленарвану, быть может, и удалось бы получить на этих фермах сведения, которых он добивался, но вернее было добираться до селения Тандиль. Поэтому всадники нигде не останавливались. Через две речки: Рио-Гуэзос и несколькими милями дальше Рио-Шапалеофу – переправились вброд. Вскоре горная цепь Тандиль развернула под ногами лошадей зеленые скаты своих первых уступов, и через час в глубине узкого ущелья показалось селение, над которым возвышались зубчатые стены форта Независимый.

Глава XXI

Форт Независимый

Сьерра-Тандиль возвышается над уровнем моря на тысячу футов. Происхождение ее древнейшее: она возникла до появления на Земле всякой органической жизни. Эта горная цепь представляет собой полукруглый ряд гнейсовых холмов, поросших травой. Округ Тандиль, носящий имя горной цепи, занимает всю южную часть провинции Буэнос-Айрес. На севере границей округа являются склоны горной цепи, на которых берут свое начало текущие на север реки.

Округ Тандиль имеет около четырех тысяч жителей. Административный центр его – селение Тандиль – расположен у подошвы северных склонов гор, под защитой форта Независимый. Протекающая здесь речка Шапалеофу придает селению довольно живописный вид. У этого поселка была одна необычная особенность, о которой не мог не знать Паганель: он был населен французскими басками [82] и итальянцами. Действительно, французы первые основали свои колонии по нижнему течению Ла-Платы. В 1828 году для защиты новой колонии от частых нападений индейцев, защищавших свои владения, французом Паршаппом был выстроен форт Независимый. В этом деле ему оказывал содействие французский ученый Алсид д'Орбиньи, который превосходно изучил и описал эту часть Южной Америки.

Селение Тандиль – довольно важный пункт. Его галерас – большие, запряженные быками телеги, очень удобные для передвижения по дорогам равнины, – добираются до Буэнос-Айреса в двенадцать дней, поэтому население поддерживает с этим городом довольно оживленную торговлю. Жители Тандиля возят туда скот своих эстанций, соленое мясо своих саладеро и очень любопытные произведения индейской промышленности: бумажные и шерстяные ткани, плетения из кожи, отличающиеся весьма тонкой работой, и тому подобное.

Рассказав обо всем этом, Паганель прибавил, что в Тандиле несомненно можно будет получить интересующи их сведения от местных жителей; к тому же в форте всегда стоит отряд национальных войск. Гленарван распорядился поставить лошадей на конюшне довольно приличной на вид фонды, [83] а затем сам он, Паганель майор и Роберт в сопровождении Талькава направились в форт Независимый.

Поднявшись немного в гору, они очутились у входа в крепость. Ее довольно-таки небрежно охранял часовой-аргентинец. Он пропустил наших путешественников беспрепятственно, что говорило либо о чрезвычайной беспечности, либо о полнейшей безопасности.

На площади крепости происходило ученье солдат. Самому старшему из них было не больше двадцати лет, а самый младший не дорос и до семи. По правде сказать, это были не солдаты, а дюжина детей и подростков, довольно точно проделывавших воинские упражнения. Форменная одежда их состояла из полосатой сорочки, стянутой кожаным поясом. О панталонах, длинных или коротких, и помину не было. Впрочем, при такой теплой погоде можно было свободно позволить себе так легко одеваться. Паганель сразу составил себе хорошее мнение о правительстве, не растрачивающем государственные деньги на галуны и прочую мишуру. У каждого из этих мальчуганов имелись ружье и сабля, но для младших ружье было слишком тяжело, а сабля длинна. Все они были смуглые и походили друг на друга, равно как и обучавший их капрал. По-видимому – так впоследствии и оказалось, – это были двенадцать братьев, которых обучал военному делу тринадцатый.

Паганель не был удивлен. Будучи посвящен в местную статистику, он знал, что здесь среднее количество детей в семье больше девяти, но чрезвычайно изумило его то обстоятельство, что юные воины обучались ружейным приемам, принятым во французской армии, и что капрал отдавал порой команду на родном языке географа.

– Вот это оригинально! – промолвил он.

Но Гленарван явился в форт Независимый не для того чтобы смотреть, как какие-то мальчуганы упражняются в военном искусстве; еще менее интересовали его их национальность и происхождение. Поэтому он не дал Паганелю долго удивляться, а попросил его вызвать коменданта. Паганель передал эту просьбу капралу, и один из аргентинских солдат направился к домику, служившему казармой.

Спустя несколько минут появился и сам комендант. Это был человек лет пятидесяти, крепкий, с военной выправкой. У него были жесткие усы, выдающиеся скулы, волосы с проседью, повелительный взгляд. Таков был комендант, поскольку можно было судить о нем сквозь густые клубы дыма, вырывавшиеся из его короткой трубки. Походка его и своеобразная манера держаться напомнили Паганелю старых унтер-офицеров его родины.

Талькав, подойдя к коменданту, представил ему Гленарвана и его спутников. Пока Талькав говорил, комендант рассматривал Паганеля с настойчивостью, способной смутить любого посетителя. Ученый, не понимая, в чем дело, собирался уже попросить у него объяснений, но тот, бесцеремонно взяв географа за руку, радостным голосом спросил на его родном языке:

– Француз?

– Да, француз, – ответил Паганель.

– Ах, хорошо! Добро пожаловать! Милости просим! Сам француз! – выпалил комендант, с угрожающей энергией тряся руку ученого.

– Это один из ваших друзей? – спросил географа майор.

– Ясно! – ответил тот не без гордости. – Таких друзей находишь во всех пяти частях света.

Не без труда освободив свою руку из живых тисков, чуть не раздавивших ее, он вступил в разговор с богатырем-комендантом. Гленарван охотно бы вставил слово по поводу интересующего его дела, но вояка начал рассказывать свою историю и отнюдь не был склонен останавливаться на полпути. Видно было, что этот бравый малый так давно покинул Францию, что стал уже забывать свой родной язык – если не самые слова, то построение фраз. Он говорил примерно так, как говорят негры во французских колониях.

Комендант форта Независимый действительно оказался сержантом французской армии, бывшим товарищем Паршаппа. С самого основания форта, с 1828 года, он не покидал его, а в настоящее время состоял комендантом форта, причем занимал этот пост с согласия аргентинского правительства. Это был баск пятидесяти лет, по имени Мануэль Ифарагер, – как видим, почти испанец. Спустя год после прибытия в Тандиль сержант Мануэль натурализовался, поступил на службу в аргентинскую армию и женился на достойнейшей индианке. Скоро жена подарила ему двух близнецов – разумеется, мальчиков, ибо достойная спутница жизни сержанта никогда не позволила бы себе подарить ему дочерей. Для Мануэля не существовало на свете другой деятельности, кроме военной, и он надеялся со временем преподнести республике целую роту юных солдат.

– Вы видели? – воскликнул он. – Молодцы! Хорошие солдаты! Хозе! Хуан! Микель! Пепе!.. Пепе семь лет, а он уже откусывает патрон!

Пепе, услыхав, что его хвалят, сдвинул свои крошечные ножки и очень ловко отдал честь ружьем.

– Пойдет далеко, – прибавил комендант. – Когда-нибудь будет полковником или старшим бригадиром!

Рассказ Мануэля Ифарагера, к великому удивлению Талькава, длился добрых четверть часа. Индейцу было непонятно, как может столько слов выходить из одного горла. Никто не прерывал коменданта. Но так как даже и французский сержант должен когда-нибудь замолчать, замолчал наконец и Мануэль, заставив предварительно гостей зайти к нему в дом. Те безропотно покорились необходимости быть представленными госпоже Ифарагер, а познакомившись с ней, нашли ее «милой особой».