Семь месяцев бесконечности - Боярский Виктор Ильич (версия книг TXT) 📗
И вновь, как много дней подряд, нежный голос Марии Такеучи извлек нас с Кейзо из спальников на воистину Божий, не омраченный ни единой тучкой свет. Ветер посвежел, но было тепло (минус 24 градуса) и ясно, а значит — в путь.
Сегодня во время обеденного привала Тьюли, осознав после долгих и мучительных колебаний, что более не в силах скрывать от нас свое положение, подошла к нам с Джефом с повинной головой. Хотя внутренне мы были готовы к такому повороту событий, однако одно дело — готовность, а другое — печальные собачьи глаза рядом и ее большой живот. Ситуация была непростой. У нас уже были намечены две кандидатуры на вывоз по состоянию лап: Кука (да, да, тот самый Кука, чья мужская доблесть так отчетливо отражалась сейчас в подернутых печалью золотисто-карих глазах Тьюли) и Содапоп — собака из упряжки Джефа. Поэтому, если Тьюли возьмет декретный отпуск, а дело к тому шло, то Джеф мог остаться с семью собаками, а этого было явно недостаточно. Покамест решили оставить Тьюли на ее посту, не требующем особенных физических усилий, а дальше надо было посмотреть: все-таки самолет должен был быть через три дня, и, если Джеф даст разрешение на роды, можно было бы ее отправить.
Благополучно миновав вторую половину дистанции и пройдя в общей сложности 26 миль, мы стали ставить лагерь при усиливающемся ветре. Чтобы не попадать в ветровую тень палатки Джефа, мы с Кейзо решили немного передвинуть свою упряжку. Я нашел более подходящее место среди застругов и позвал собак к себе. Всего-то надо было проехать метров двадцать, но собаки, предчувствуя близкую кормежку, очень резко взяли с места, и я с трудом их остановил. Все смешалось. Коренные Монти и Хоби оказались в самой гуще. Естественно, сразу возник конфликт, выросший точно так же, как у людей, как завершение логической цепочки: усталость — голод — раздражение — бой! Томми, безобидный Томми, вцепился в Арроу — небольшого черного, чрезвычайно игривого и музыкального пса. Рэй решил помочь своему одноклубнику (они с Томми оба были из упряжки Уилла). Естественно, Монти никак не мог стерпеть, чтобы какие-то чужаки трепали лучшего вожака его упряжки. Разница в весе и темпераменте была слишком очевидна. Через мгновение голова Рэя оказалась в огромной пасти Монти. Мы замерли, ожидая неминуемого, но только на секунду. Моя задача была надежно изолировать Хоби, уже изготовившегося к тому, чтобы поделить Рэя со своим братом. С большим трудом мы растащили собак, не жалея ни криков, ни тумаков. Мир, или точнее перемирие, был восстановлен. У Рэя было все в порядке, даже уши на месте. Не успели мы немного прийти в себя после этой потасовки, как новые истошные крики раздались за нашими спинами, заглушая шум ветра. Кричал человек: «Держи-и-и-и! Держи-и ее!» Не успев даже обернуться на эти крики, я скорее почувствовал, что что-то очень большое накатывается на нашу еще не до конца поставленную палатку. Прямо на нас, подпрыгивая на застругах, на большой скорости мчалась палатка. За ней с искаженным лицом, простирая вперед руки, мчался Этьенн. Кейзо бросился навстречу палатке и остановил ее. Еще через мгновение руки Этьенна надежно вцепились в подрагивающий от возбуждения каркас палатки и надежно прижали его к снегу. Этьенн тяжело переводил дыхание — высота плато была великовата для такого рода соревнований. Да! Погода явно нас избаловала. При таком-то незначительном ветре и потерять палатку! Ай-ай-ай! Верхний чехол нашей палатки рвался из моих рук: ему тоже захотелось свободы, но одного беглеца в этот вечер было явно достаточно.
Радиосвязь вновь не внесла никакой ясности в наше положение, хотя впервые за последнее время удалось связаться с базовым лагерем, так что даже он нас слышал. Но и базовый лагерь не имел наших координат по все той же причине: яхта на связь не выходила! Радиосвязь закончилась, мы выпили чаю, выкурили по сигарете, а я все не уходил, хотя по некоторым характерным жестам профессора и Этьенна мог догадаться, что пора и честь знать. Я ждал от профессора официального приглашения на день рождения. Именинник, полупогрузившись в спальный мешок, не спешил его делать — он аккуратно прихлебывал чай и глядел на меня непонимающими, добрыми близорукими глазами. Я посидел еще немного и, ничего не высидев, уже высунув одну ногу за дверь, спросил невзначай: «Так, значит, завтра в семь часов у вас в палатке?» Профессор, моментально проснувшись, замахал руками: «В девять, в девять! Не раньше!» Я поблагодарил за любезное приглашение и направился домой. А дом мой находился в координатах: 83,37° ю. ш., 106,26° в. д.
Я начал сегодняшний день с того, что забыл поздравить профессора с днем рождения. Так часто бывает. Я шел к палатке профессора рано утром, чтобы поздравить его и, как всегда, сообщить о погоде. Меня сбил Этьенн. Обычно он очень живо реагировал на мое приближение, еще издали крича мне на чистом русском языке: «Добро утро, Виктор!» На этот раз никаких приветствий не последовало, и я начал с того, что, заглянув в палатку, сказал: «Доброе утро, ребята!» И тут же напрочь забыл о поздравлении, а вместо того стал интересоваться у Этьенна результатами вчерашней ночной радиосвязи: удалось ли ему все-таки получить координаты и что-то еще, уже не помню что. Вдруг я увидел, что Этьенн делает мне страшные глаза и едва заметно кивает головой в сторону завешенного свисающей с потолка палатки одеждой и потому скрытого от меня профессора. Я тут же спохватился. «С днем рождения, дорогой профессор, — произнес я медовым голосом. — Как ваше самочувствие? Надеюсь, все отлично?» Профессор, раздвигая руками висящие у него над головой брюки, поблагодарил меня и спросил, какая температура за бортом. Я его успокоил: всего минус 24, легкий ветер — словом, вполне именинная погода. Это поздравление чем-то неуловимо напомнило мне вчерашнее приглашение. Возвращаясь в палатку, подошел к Монти и увидел, что у него вновь загноились глаза — требовались срочные меры. Мы с Кейзо выкинули все из палатки и пригласили нашего лохматого пациента зайти внутрь, чтобы избавиться на время операции от ветра. Монти, который, несмотря на внешнюю свирепость, по характеру был сущий ребенок, отличался чрезвычайным любопытством. Вот и сегодня он с превеликим удовольствием запрыгнул в палатку и принялся внимательно все обнюхивать. Улучив момент, мы с Кейзо завалили его на спину и закапали лекарство. Монти очень понравилось в палатке, и нам пришлось потрудиться, чтобы его выдворить.
Всю первую половину дня стояла прекрасная погода. Я шел по солнцу, так как при отсутствии данных о координатах не слишком доверял компасу. К полудню упряжка Уилла отстала настолько, что мне пришлось остановиться раньше. Погода быстро портилась, наползла облачность, ветер стал резче, похолодало. Воспользовавшись затянувшейся паузой, пока не подошел Уилл, я пригласил известного специалиста в области ранней диагностики беременности доктора Этьенна осмотреть Тьюли. Этьенн пощупал собаке живот, пересчитал соски и глубокомысленно изрек: «Скорее всего она беременна!» Мы с Джефом, пропустив это очевидное замечание мимо ушей, почти в один голос спросили: «Когда?» Этьенн еще раз посмотрел на Тьюли: «Судя по состоянию ее сосков, дней через десять, я думаю». Мы тогда не знали, насколько это было близко к истине, но во всяком случае это была уже конкретная информация, на основе которой надо было принимать решение о судьбе потомства. Джеф был настроен решительно. «Я не хочу терять собаку в такой ответственный момент. Тьюли — лучшая из всех наших вожаков, и с ее потерей, я имею в виду, если мы позволим ей рожать, мы не сможем сохранить такой высокий темп движения, как сейчас, поэтому я предлагаю весь помет, — тут он сделал паузу, подбирая нужное слово, — изолировать от нее сразу же после родов». Мнения разделились. Кейзо был за то, чтобы все потомство сохранить, и даже вызвался посадить роженицу на свои нарты. Уилл сказал, что это целиком зависит от Джефа, как хозяина собаки, и он не хочет вмешиваться. Этьенн колебался, но был, кажется, ближе к позиции Кейзо. Профессор воздержался от обсуждения, но, мне думается, разделял озабоченность Джефа, безусловно, доверяя его богатому опыту. Я считал, что надо отправить Тьюли на Восток ближайшим самолетом и затем далее в Мирный, чтобы она смогла спокойно родить в приличных условиях, при этом я как пойнтмен брался выполнить увеличивавшийся в случае ее отъезда на роды объем работ, связанных с прокладкой курса. Тьюли, не подозревая, что решается ее судьба, лежала рядышком, пряча морду от начинавшего мести снега. Так и не придя к единому мнению, мы продолжили маршрут, поскольку за время почти часового перерыва здорово подмерзли.
