В Хангай за огненным камнем - Липовский Юрий Олегович (чтение книг TXT) 📗
Внимание многих исследователей того времени привлекала легендарная столица монгольской империи XIII в. — Каракорум. Долгое время никому по удавалось установить ее местонахождение, и только в 1889 г. русский археолог Н. М. Ядринцев обнаружил в Хангае на реке Орхон, возле буддийского монастыря Эрдэнэ-дзу, остатки погребенного песками города. Встреча с Н. М. Ядринцевым в Сибири и его рассказы о поисках древней монгольской столицы взбудоражили неуемного Клеменца. Через два года в составе Орхонской археологической экспедиции он приехал в Монголию и занялся раскопками Каракорума. Результаты работ экспедиции превзошли все ожидания: были найдены многочисленные предметы того времени, в том числе каменные плиты с ханскими указами. Таким образом, было точно установлено местонахождение столицы монгольской империи.
Вскоре после возвращения из своей первой поездки в Монголию Клеменц переехал в Иркутск, где начал работать в Восточно-Сибирском отделении Русского географического общества и редактировать журнал «Восточное обозрение». Из Иркутска по поручению Русского географического общества Клеменц снова отправился в Монголию. На этот раз путь его лежал в неведомый и неприступный Центральный Хангай. Перевалив хангайский хребет, он спустился в широкую долину, где перед его взором распахнулась хрустальная поверхность священного Белого озера — Цаган-нур, [23] запруженного черными базальтовыми лавами, Клеменц обнаружил в районе озера несколько потухших вулканов и среди них главный хангайский вулкан — Хоргийн-тогоо. Переправившись через быструю, порожистую реку Суман, прорезавшую мощный базальтовый покров, он подошел к этому вулкану с северо-востока. Не обошлось без неожиданностей: сопровождавшие Клеменца проводники-монголы отказались подняться на Хоргийн-тогоо — в царство духов, как они говорили, дабы не потревожить потусторонние силы. Это не остановило ученого — он стал подниматься на вулкан один. И ни ураганные порывы ветра, ни скользящая под ногами лава, ни один призрак или дух не помешали его ликованию первопроходца. Усталый и изумленный увиденным, исследователь замер на вершине у края конической пропасти — главного кратера вулкана. А в глубине пропасти среди свежих, словно недавно застывших, красновато-черных лав поблескивало изумрудно-зеленое блюдце озера.
Клеменц составил первые географическое и геологическое описания этого и еще двух других потухших вулканов к югу от оз. Цаган-нур. Он установил широкое распространение базальтовых покровов, устилавших дно депрессии Цаган-нур. Приводимые в его отчете данные свидетельствовали о молодом (четвертичном) проявлении вулканизма в Хангае, где произошли мощные излияния базальтовых лав, как трещинного, так и центрального типов: Под впечатлением всего увиденного Клеменц писал известному путешественнику и геологу В. А. Обручеву, что Хангай — один из интереснейших и своеобразных вулканических районов Центральной Азии, достойный самого глубокого изучения.
Впечатления о Монголии Клеменц сохранял до конца своей жизни. Уже на склоне лет, живя в Петербурге и отдавая все силы созданию этнографического музея (ныне Музей этнографии народов СССР), он вспоминал пережитое: Минусинский музей, сибирские курганы, сокровища Каракорума и вулканы Хангая. Это прошлое было с ним, и оно, как писал Клеменц, всегда оставалось «яркой светлой точкой…, явлением, значение которого достаточно может оценить только будущее».
Всестороннее и систематическое изучение этого труднодоступного района Монголии началось почти через полвека после путешествия Клеменца в Хангай. В 1928 г. монголо-советская экспедиция под руководством И. П. Рачковского провела на территории Хангая первые геологические и гидрогеологические исследования. Прошел Рачковский и по маршрутам Клеменца, посетив депрессию оз. Цаган-нур, названную геологами Тариатской впадиной (от небольшого селения Тариат в окрестностях озера). Здесь было установлено наличие огромного базальтового ноля четвертичного возраста. Оказалось, что весьма сложные и интересные в геологическом отношении базальтовые лавы устилают дно впадины и образуют хорошо сохранившиеся конусы вулканов.
Изучая образцы лав, собранные экспедицией, петрограф Т. М. Окнова установила их повышенную щелочность. Эта особенность хангайских лав резко отличала их от базальтов из соседних районов и свидетельствовала о формировании исследованных пород на более глубоких уровнях земной коры. Тогда же Рачковский впервые и попытался найти в Хангае пироп.
Знакомясь с материалами по Центральной Монголии в фондах Монгольской Академии наук, он наткнулся на интересные сведения о том, что пироп якобы уже находили в Хангае. Удалось найти и вещественные доказательства: неизвестно как попавшие в фонды образцы рыжевато-красного пиропа в черной базальтовой лаве, напоминавшие те, о которых писал А. Е. Ферсман. Казалось, разгадка найдена! Но обнаружить пироп экспедиции не удалось — вулканы Хангая упорно хранили свою тайну!
Пришло время и новые исследователи продолжили прерванные маршруты. В конце 40-х годов Ю. С. Желубовский обследовал вулканы в Хангае, Дариганге, а также в других районах Центральной и Юго-Восточной Монголии. В Хангае, вблизи оз. Цаган-нур, он выявил еще ряд потухших вулканов, описав их географические и геологические особенности.
И все же Хангай по-прежнему оставался загадкой. Какие полезные ископаемые скрыты в подземных кладовых этого экзотического района? Имеют ли практическое значение многочисленные вулканы? Ответить на это можно было только после систематического и всестороннего геологического изучения территории. Это стало возможно лишь в середине 60-х годов, после организации Национальной геологической службы Монголии. Вот тогда и пришла в Хангай геолого-съемочная экспедиция под руководством В. И. Гольденберга. В короткие сроки геологи-съемщики сумели сделать многое: составленная ими геологическая карта послужила основой для прогнозирования и открытия в Хангае проявлений различных полезных ископаемых — меди, свинца, строительных материалов, кварцевого сырья. Определенный интерес представляли и глубинные разломы, впервые выделенные экспедицией в районе Тариатской впадины. С этими разломами связывались вулканические процессы, протекавшие в Хангае. Весь богатый геологический урожай, собранный экспедицией, нашел отражение в полевых дневниках, картах и отчетах, что коротко именуется геологическими материалами. Каждый, кто соприкасался с ними, знает, что геологические материалы — это неиссякаемый родник познания, неоконченная летопись тайн Земли. Эта летопись соткана из многолетнего труда многих исследователей, вписавших в нее свои мысли и творческое горение, свои надежды и сомнения.
Какими были эти люди, прошедшие трудной дорогой первопроходцев? Знакомясь с материалами этой экспедиции, мы пытались найти кого-нибудь из ее участников. Нам повезло. Ранней весной в длинном коридоре Министерства геологии появилась высокая подвижная фигура В. И. Гольденберга, оживленного, переполненного заботами и идеями. Закончив официальные дела, он собрался выехать в Южное Гоби — там теперь работала его экспедиция.
Валим Ильич сразу располагал к себе своей общительностью, душевной молодостью и увлеченностью настоящего исследователя. Вот эта увлеченность делом и организаторская хватка позволили ему создать замечательный геологический коллектив, где царили абсолютное доверие, полное взаимопонимание, полнейшая ответственность и добросовестность каждого. Эти качества Гольденберг успешно прививал молодым монгольским геологам, работавшим вместе с нашими специалистами. Он сразу проникся идеей поисков пиропа среди молодых вулканических пород Хангая и порекомендовал нацелить внимание на зоны разломов Тариатской впадины. Эти разломы представлялись ему контролирующими структурами, которые могут направлять поиск пиропа. Загоревшись, он обещал непременно приехать в полюбившийся ему Хангай, если не помешает что-нибудь чрезвычайное. В тот год его экспедиция завершала геологическую съемку очередной площади в Гоби. Там удалось выявить тогда новый рудоносный район.
