Три года за полярным кругом - Ферсман Александр Евгеньевич (читать бесплатно полные книги .txt) 📗

К нашему кругу подсаживаются и лопари, целые четыре семьи, почти все население всех Хибинских и Ловозерских тундр, и среди них сановитый Василий Васильевич, старый проводник Рамзая; в его ведении северный конец озера да озерки у Суолуайва; тут и Петр Галкин — ему принадлежит Тульилухт и все западное побережье Умбозера, и Григорий — властитель восточных берегов.

Бережно охраняют они свои права, из поколения в поколение передаваемые участки, и вольною птицею живут они в своих водах и своих лесах.

Мы достигли конечной точки экспедиции, надо подумать об окончании, ибо уже конец августа, начинаются темные ночи, а ночью — сильные заморозки.

На следующий день, даже за несколько часов до срока, по нашей строгой дисциплине, пришел наш третий отряд. Мы ликвидируем лагерь, с грустью прощаемся с лопарями и начинаем обратный путь.

ЛИКВИДАЦИЯ ЭКСПЕДИЦИИ

Наш обратный путь лежал, однако, не через центральные перевалы, а вокруг северных хребтов к тем таинственным еще участкам Хибинского массива, которые даже на картах Рамзая отмечены были пунктиром.

Мы идем сначала вдоль озера, мелкий юго-западный дождик хлещет нам в спину; я люблю непогоду в дни длинных непоисковых маршрутов, когда медленно, сгибаясь под тяжестью снаряжения и продовольствия, вытягивается колонна в длинную молчаливую цепь. Надо мною смеются, но я сознательно люблю в эти дни туманы и дождь, заставляющие бороться с природою и за сухой ночлег, и за костер, и за переправы через вздувшиеся ручьи. На краю глубокой трещины в горах Намуайва мы делаем первый привал; в дивной группе елей снова импровизированный дом, защищающий нас от дождя, прекрасный грибной ужин с жареной по-лопарски рыбой и сладкий сон под завывание ветра.

На следующий день беспрерывные поиски месторождений, потом снова снимаемся мы с лагеря и снова вдоль северных склонов огибаем их к западу. Мы идем без карты на границе лесной зоны: справа от нас бесконечная даль лесов, голых тундр с белыми ягельными полями — туда далеко на север вплоть до океана тянутся эти тундры, в которых летом ижемцы [16] пасут свои стада оленей; слева крутые склоны северных хребтов с небольшими реченками, сбегающими по голым склонам элеолитового сиенита. Тщетно ждем мы той северной реки, которую рисует Рамзай на своих картах и которую как будто-бы и мы видели с высот Лявочорра. Мы располагаемся лагерем на границе леса около небольшой реки; перед нами в хребте Лявочорра два больших цирка с нависшим перевалом на одном из них.

Рис. 10. Схематическая карточка Хибинских и Ловозерских Тундр.

Где же эта большая полноводная река? И мы горим интересом разгадать эту загадку, когда на следующее утро рассылаем отряды в цирки северных хребтов. Но скоро приходит и объяснение ошибки финляндских топографов. Северной реки нет, есть только большой и длинный приток, впадающий слева в Калиок, главную речную систему всего северного района, текущей в Умбозеро.

Мы с увлечением картируем новые хребты и новые перевалы, поднимаемся на вершины и в последний раз окидываем взором панорамы гор.

Через четыре дня мы все вернулись к нашей базе на озере Кунъявре. Маршруты были закончены, надо было скорее ликвидировать лагери и наши склады камней. А их было не мало. В долине Майвальты в еловом шалаше лежало пудов 5, на Вудъявре после взрывных работ одного из отрядов — около 3, 12 п. лежало в Куниокском лагере, да у нас было пудов 40—50. Мы понимали, что нам самим не под силу вывезти весь этот груз к станции так, как мы это сделали в 1921 г., когда свыше 50 п. камней было нами протащено к станции Хибинам через тяжелый перевал — ущелье Рамзая.

Наш молодой лопарь Алексей и его расторопная матушка Матрена уже позаботились об оленях; шумное веселое стадо их было пригнано к устью Куниока, а маленькая собачка усиленно охраняла их, с поразительной ловкостью собирая их в кучу и не давая разбрестись. С легкостью и ловкостью сына природы набрасывал Алексей легкое лассо на рога любого оленя и к нужному моменту мог притянуть к себе это милое, но свободолюбивое животное.

Комариное время только что кончилось, олени лишь недавно спустились с вершин тундр или снежных полей в низину, чтобы подкормить свое истощенное тело ягелем. Их тонкая спина не выдерживала большого груза, и мы могли на спину оленя помещать лишь 2—2¹/₂ пуда камней, тщательно отвешивая безменом равные партии и плотно стягивая мешки и тулупы на спине животного. Четыре оленя связывались гуськом один за другим, и каждый из нас мог вести, таким образом, четырех животных с грузом около 10 п.

Вести оленей непривычному человеку не так легко: вначале они идут очень быстро; для них ничего не стоит подняться по крутому откосу или перепрыгнуть через бурный поток; в этом случае скорее они вас ведут, и вы только спешите не запутать весь караван между деревьями. Однако, через два-три часа хода олени устают, на пятом часе уже вы их тащите, а олень упирается. Но все-таки перевозка тяжелых минеральных грузов на оленях необычайно удобна и приятна: олень идет плавно, почти не шелохнется мешок; можно ли это сравнить с перевозкой материала в сумах верховой лошади Сибири или в двуколесках Монголии?

Так постепенно на оленях мы перевезли наши грузы; партия за партией отправлялась к станции, и каждому участнику экспедиции приходилось вести одну из них.

А между тем осень завладевала природой; яркие желтые и красные краски заливали леса, темные ночи освещались лучами северных сияний, снежные тучи забрасывали крупой и снегом горные вершины, а вокруг палатки снег перестал уже таять. Палатки и база ликвидировались, и пока я кончал работы на Кунъявре, на станции Имандре уже кипела работа по укладке ящиков и сборке всего снаряжения. Ведь одних минералов у нас было 95 пудов!

Погода определенно портилась, вслед за снегом налетела южная буря, ломались и трещали деревья, задыхались люди, борясь против ветра, дрожали и бросались в стороны нервные олени, пугаясь падающих верхушек сосен и елей.

В такую погоду возвращался я на Имандру, после 45 дней скитаний вдали от людей и культуры, среди природы и ее красот.

В самую бурю, с трудом борясь против ветра, вели мы последние партии оленей и усталые и одичавшие подошли мы к нашему уютному домику около полотна железной дороги. Нас никто не узнавал, и все сбегались смотреть на людей, проведших в этих страшных горах полтора месяца.

Экспедиция была закончена, еще несколько прогулок в горы около станции, незабываемая ночь 14 сентября с красно-фиолетовыми завесами северного сияния, погрузка 110 пудов груза в поезд и… начало снова старой жизни.

НАУЧНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ

Закончив описание экспедиции 1922 г., я перейду к подведению некоторых итогов и хотя бы краткому выявлению основных научных результатов трехлетних работ.

Сначала несколько, хотя и скучных, но необходимых цифр.

По данным Рамзая, площадь двух горных массивов Центральной Лапландии, занятых щелочными породами, занимает 1.600 кв. клм.; из них 1.150 приходится на Хибинские и 450 на Ловозерские Тундры. В 1920 г. было изучено только 80 кв. клм., в 1921 г. — 220, а в 1922 г. — 500 кв. клм., то-есть всего 800 клм.; если к этой цифре прибавить еще 100 клм., занятых лесами низовий Тульи, то остается для следующих экспедиций еще около 600—700 кв. клм. Но и по отношению к уже исследованной территории необходимо считаться с огромными пробелами. В сущности отряд, двигаясь по какому-либо маршруту, может захватить в своих исследованиях максимум 50-метровую полосу. Если мы будем считать общее протяжение всех маршрутов всех трех лет в 1.450 клм., то в действительности мы получим» площадь, пройденную непосредственными исследованиями, не в 800 кв. клм., как указано выше, а всего лишь в 75—100 кв. клм.