Южная звезда - Верн Жюль Габриэль (читать книги .txt) 📗
— Это что? Что это значит? — воскликнул мистер Уоткинс, возмущенный этой неожиданной демонстрацией.
Уоткинс сидел в это время за столом против Аннибала Панталаччи и намеревался с этим неприятным господином сыграть партию в пикет.
— Простите меня, мисс Уоткинс, — пробормотал Сиприен, — сам удивленный до крайности своей смелостью, но тем не менее сияющий от радостного возбуждения. — Посмотрите!.. Вот что я принес вам! — И, говоря это, Сиприен скорее бросил, чем положил на стол перед играющими свой огромный алмаз.
Фермер и его партнер тотчас же поняли, в чем тут дело. Уоткинс не успел еще в этот день выпить слишком большое количество джина, а потому голова его была свежа.
— Вы это нашли… вы сами? На вашем участке? — воскликнул он с несвойственной ему живостью.
— Нет, не нашел. Я сам сделал этот камень, — ответил Сиприен, торжествуя. — Ах, мистер Уоткинс, в химии есть кое-что хорошее! — И, говоря это, молодой инженер хохотал и сжимал в своих руках пальчики Алисы, которая хотя и была очень удивлена странным по отношению к ней поведением своего друга, тем не менее радовалась вместе с ним и улыбалась светлой улыбкой.
— Да ведь это я вам обязан, Алиса, моим открытием! — воскликнул Сиприен. — Вы посоветовали мне взяться снова за химию. Кто потребовал от меня, чтобы я сделал попытку добыть искусственный алмаз химическим путем? Да ваша очаровательная дочь, мистер Уоткинс, пожелала этого! О, я могу, как древние рыцари, воздать ей честь как моей даме и провозгласить, что вся заслуга этого изобретения принадлежит ей! Стал ли бы я думать о чем-либо подобном, если бы не она!
Мистер Уоткинс и Аннибал Панталаччи попеременно то смотрели друг на друга, то переводили свой взгляд на алмаз и молча покачивали головами.
— Так вы говорите, что сделали это сами? — переспросил наконец мистер Уоткинс Сиприена. — Стало быть, камень этот поддельный!
— Поддельный! — воскликнул Сиприен. — Конечно, он искусственный, но это не подделка, и Якоб Вандергарт, и Натан ценят его в пятьдесят миллионов, кажется, даже больше. Если считать, что алмаз этот искусственно добыт мной, изобретенным мною химическим процессом, то он тем не менее — настоящий. Вы видите, даже оболочка у него точно такая же, как у натуральных алмазов.
— И вы беретесь сделать еще несколько таких камней? — спросил Джон Уоткинс.
— Да, я берусь сделать их, мистер Уоткинс. Я столько алмазов сделаю, что вы будете загребать их лопатой и будете в состоянии вымостить этими камнями всю вашу террасу. Труден только первый шаг: надо суметь сделать первый камень, а остальное является уже простым решением чисто технических приемов.
— Но если это так, — возразил фермер, побледнев как полотно, — то это будет разорением для всех владельцев алмазных россыпей, для меня лично и для всего Грикаланда!
— Это очевидно! — воскликнул Сиприен. — Кто же станет рыть землю и искать крошечные алмазы, почти не имеющие цены, когда можно будет сделать искусственным путем сколько угодно этих камней и каких угодно размеров.
— Но это чудовищно! Это преступление! — воскликнул Джон Уоткинс вне себя. — Если то, что вы говорите, действительно имеет основание и вы нашли секрет, как делать искусственные алмазы…
— Вы видите, — холодно перебил Уоткинса молодой инженер, — я говорю не на ветер. Я принес вам результат первого опыта. Алмаз этот, мне кажется, достаточно велик, чтобы убедить вас.
— В таком случае, — продолжал Джон Уоткинс, едва переводя дух от охватившего его волнения, — если только это правда… вас следует расстрелять сию же минуту на главной улице нашего стана. Вот каково мое мнение, господин Мере.
— И я держусь того же мнения! — поддержал фермера Аннибал Панталаччи, сделав угрожающий жест.
Услышав это, мисс Уоткинс встала со своего места совершенно бледная.
— Расстрелять меня за то, что мне удалось решить в области химии задачу, не решенную в течение пятидесяти лет! — возразил Сиприен, пожав плечами и рассмеявшись. — Это было бы уж слишком строго!
— Смешного здесь нет ничего, сударь! — воскликнул в бешенстве фермер. — Подумали ли вы о том, что будет следствием вашего… как вы его называете, открытия… Подумали ли вы, как оно отзовется на всех лицах, заинтересованных в работах на россыпях? Ведь все работы будут остановлены… Грикаланд потеряет самую блестящую свою промышленность, а я, ваш покорный слуга, — сделаюсь нищим!
— Честное слово, я и не подумал обо всем этом! — ответил Сиприен чистосердечно. — Все, о чем вы только что говорили, не более как неизбежное следствие каждого промышленного прогресса, и какое может быть дело до этого чистой науке? А что касается вас, сэр, то будьте покойны… Все, что принадлежит мне, будет также принадлежать и вам. Вам ведь известны причины, заставившие меня направить мои изыскания именно на этот путь!
Джон Уоткинс немедленно сообразил, какую он может извлечь выгоду из открытия, сделанного молодым химиком, и, не заботясь о том, что подумает о нем неаполитанец, он, не колеблясь, переменил фронт.
— Впрочем, — начал он, — может быть, вы и правы и говорите как честный человек, господин Мере. Да… поразмыслив, я пришел к тому выводу, что мы можем понять друг друга. Зачем вам делать бесчисленное множество алмазов? Это привело бы лишь к тому, что секрет ваш вскоре же был бы открыт; не лучше ли сохранить его в тайне и воспользоваться им разумно: сделать два-три алмаза или даже не делать больше ни одного, так как уже один этот алмаз сделает вас самым богатым человеком в этом краю. Все, таким образом, будут довольны, все здесь пойдет по-старому, и вы не принесете никому вреда.
Мысль о таком обороте дела еще ни разу не приходила в голову Сиприену. Теперь ему предстояло немедленно решить вопрос: воспользоваться ли ему открытием для своего обогащения, ни слова не говоря о нем кому бы то ни было, или, обнародовав это открытие, разорить всех грикаландских, бразильских и индийских искателей алмазов.
Поставив вопрос ребром, Сиприен только одну минуту колебался ответить на него. Он вполне понимал, что остаться верным науке и продолжать быть честным человеком значит для него отказаться от Алисы, и это сознание причиняло ему нестерпимую душевную муку, тем более сильную, что она явилась для него совершенно неожиданно и застала неподготовленным.
— Мистер Уоткинс, — сказал он серьезно, — если я умолчу о своем открытии, я буду обманщиком! Плоды трудов ученого не принадлежат ему одному: они общее достояние. Сохранить мое открытие в тайне из эгоистических соображений было бы в высшей степени подлым поступком. Я этого не сделаю!.. Нет!.. Я ни одного дня и ни одного часа не буду ждать, чтобы сделать общественным достоянием формулу, которую случай и некоторые соображения отдали в мои руки. Единственным моим ограничением будет то, что я, как этого требует справедливость, сначала предложу эту формулу моей родине — Франции; она дала мне возможность служить ей. Завтра я извещу Академию наук о моем открытии. Прощайте. Благодарю вас за то, что вы открыли мне глаза на долг, который я обязан выполнить и о котором я до сих пор не думал. Мисс Уоткинс! Я видел чудный сон… Увы, надо от него отказаться!
И прежде чем молодая девушка смогла сделать хотя бы одно движение в его сторону, Сиприен взял свой алмаз, поклонился мисс Уоткинс и ее отцу и вышел из комнаты.
Глава седьмая
ДЖОН УОТКИНС РАЗМЫШЛЯЕТ
Выйдя с фермы с разбитым сердцем, но с твердой решимостью выполнить то, что он считал своим профессиональным долгом, Сиприен снова направился к Якобу Вандергарту. Старик был один. Маклер Натан поспешил покинуть его, чтобы первым возвестить в стане новость, которая так близко касалась всех искателей алмазов.
Новость эта наделала немало шума, так как никому еще не было известно, что алмаз «барина», как все называли Сиприена, искусственный, а не натуральный. Но «барин» вовсе не интересовался болтовней на Вандергартовых приисках. Он хотел скорее узнать качество и цвет своего алмаза, чтобы составить о нем свою записку, — вот почему он и пришел к старику гранильщику.
