Горящий берег (Пылающий берег) (Другой перевод) - Смит Уилбур (электронные книги бесплатно TXT) 📗
Сантэн вдруг обнаружила, что происходящее необъяснимым образом захватило ее. Она чувствовала, что самка все больше возбуждается, особенно потому, что «не желает» подпускать поклонника. А того это раздражало, он неотступно кружил возле зебры. Наконец та сдалась и стала как вкопанная, задрав хвост. Жеребец нежно ткнулся под него мордой. Молодая женщина почувствовала, что ее собственное напряжение достигло предела. Когда жеребец взгромоздился на зебру, глубоко вонзив в нее свой длинный черный член, Сантэн охватила дрожь. Чтобы унять ее, пришлось до боли сжать колени.
Этой ночью в убогом тростниковом убежище рядом с курящимся паром термальным озером она увидела во сне Майкла и старый амбар возле Северного поля и проснулась с ощущением разъедающего одиночества и неопределенного недовольства, которое не ушло, даже когда она поднесла к груди Шасу и почувствовала, как он требовательно тянет за сосок.
Дурное настроение не развеивалось, Сантэн чувствовала, что высокие стены долины смыкаются вокруг нее, не давая дышать. Однако прошло еще четыре дня, прежде чем ей удалось уговорить Х’ани предпринять новую вылазку в открытый лес.
Когда они бродили среди деревьев мопани, Сантэн снова попыталась отыскать стадо зебр, но на этот раз лес казался странно пустым, а дикие животные, которых они замечали, вели себя недоверчиво и осторожно: едва заметив приближение людей, они обращались в бегство.
— Здесь что-то есть, — сказала Х’ани, когда в полдень они отдыхали. — Звери тоже это чувствуют. Это их тревожит. Надо вернуться в долину, поговорить с О’ва. Он понимает такие вещи лучше меня.
— О Х’ани, — умоляла Сантэн, — давай останемся еще ненадолго! Здесь я чувствую себя свободной.
— Мне не нравится то, что здесь происходит, — не отступала Х’ани.
— А пчелы… — нашла повод Сантэн. — Мы не можем пройти по туннелю до темноты.
Хотя Х’ани ворчала и мрачно хмурилась, ей пришлось согласиться.
— Послушай старуху, здесь что-то не так, что-то плохое…
Она принюхалась. В этот полдень они обе не могли уснуть.
Как только Шаса наелся, Х’ани взяла его.
— Он так вырос, — прошептала она, и в ее блестящих черных глазах мелькнула тень сожаления. — Я бы хотела увидеть его, когда он совсем вырастет и станет стройным и высоким, как дерево мопани.
— Увидишь, старая бабушка, — улыбнулась Сантэн, — ты доживешь до того, что увидишь, как он станет мужчиной.
Х’ани не смотрела на нее.
— Ты скоро уйдешь, вы оба уйдете, я чувствую. Ты вернешься к своему народу. — В ее хриплом голосе звучало сожаление. — А когда вы уйдете, в жизни для этой старой женщины ничего не останется.
— Нет, старая бабушка. — Сантэн взяла ее за руку. — Может, мы и уйдем однажды. Но мы обязательно вернемся к вам, даю слово.
Х’ани мягко отняла руку и, по-прежнему не глядя на Сантэн, встала.
— Полуденная жара миновала.
Они пошли обратно к горе, далеко разойдясь в лесу, но продолжая видеть друга, за исключением мест, где кусты росли особенно густо. По привычке Сантэн разговаривала со спящим младенцем, по-французски, чтобы приучить его к этому языку и чтобы самой его не забывать.
Они почти дошли до осыпи у подъема на гору, когда Сантэн увидела впереди глубокие отпечатки копыт двух жеребцов зебры. Под руководством Х’ани она стала очень наблюдательна, а О’ва научил ее бегло читать следы диких животных. В этих следах ее что-то удивило. Они шли рядом, как будто животные двигались в упряжке. Переложив Шасу на другое бедро, она принялась внимательнее разглядывать следы.
Сантэн вдруг остановилась так резко, что встревожила ребенка и он протестующее закричал. Сантэн стояла неподвижно, парализованная потрясением, хотя сама еще не совсем понимала, что видит. Внезапное осознание и вызванное им смятение заставили ее отшатнуться. Теперь она поняла необычное поведение диких животных и неопределенные дурные предчувствия Х’ани. И задрожала, от страха и радости, смятения и возбуждения.
— Шаса, — прошептала она, — это не зебры. Копыта, оставившие эти отпечатки, подкованы железом. Всадники, Шаса, цивилизованные люди верхом на подкованных сталью лошадях!
Это казалось невозможным. Здесь, в этой дикой пустыне!
Она невольно поднесла руки к разрезу в брезентовой накидке, которую набросила на плечи и из под которой бесстыдно торчали ее груди, прикрылась и со страхом осмотрелась. В обществе бушменов она привыкла считать наготу абсолютно естественной. Теперь же она почувствовала, как высоко юбка обнажает ее бедра, и устыдилась.
Сантэн попятилась от отпечатков копыт, словно от обвиняющего пальца.
— Люди, цивилизованные люди, — снова прошептала она, и в ее сознании сразу возник образ Майкла. Желание одолело стыд. Она снова прошла вперед и наклонилась к следу, жадно глядя на него, но не способная коснуться из опасения, что он окажется галлюцинацией.
След свежий, совсем свежий. Прямо у нее на глазах край одного отпечатка обрушился в потоке песка.
— Час назад, Шаса, они прошли здесь час назад, не больше. Всадники пустили лошадей шагом, они делали не больше пяти миль в час. Сейчас, в эту самую минуту цивилизованные люди в пяти милях от нас, Шаса!
Она вскочила, побежала вдоль следа, пробежала пятьдесят шагов и снова опустилась на колени. Раньше, без уроков О’ва, она бы не заметила этого, была бы слепа, но теперь сразу увидела чуждую структуру металла, хотя предмет был не больше ногтя и лежал в густой траве.
Сантэн подобрала его и положила на ладонь. Тусклая латунная пуговица военного образца с чеканным гербом. Оторванная нитка до сих пор торчала из ушка.
Сантэн смотрела на нее, словно на бесценное сокровище.
На рисунке были изображены единорог и антилопа, они охраняли щит, а под щитом был девиз.
— «Ex unitate vires», — прочла она вслух. Такие пуговицы она видела на мундире генерала Кортни, только те были ярко начищены. «Сила в единстве». Герб Южно-Африканского Союза. — Это солдат, Шаса! Один из людей генерала Кортни!
В этот миг вдалеке послышался свист: ее звала Х’ани. Сантэн вскочила и застыла в нерешительности. Все ее инстинкты требовали, чтобы она бросилась вслед за всадниками и попросила взять ее с собой, вернуть к цивилизации… но тут Х’ани снова свистнула, и Сантэн повернула в ее сторону.
Она знала, как бушмены боятся чужаков: старики рассказывали ей о жестоких преследованиях. Х’ани не надо видеть эти следы. Заслонив глаза, Сантэн с тоской посмотрела в ту сторону, куда уходили следы, но среди деревьев мопани ничто не двигалось.
— Она постарается помешать нам, Шаса, они с О’ва сделают все, чтобы остановить нас. Как можно бросить стариков? Но им нельзя идти с нами. Ведь им будет грозить большая опасность… — Сантэн терзалась нерешительностью. — Но и мы не можем упустить этот шанс. Возможно, единственный…
Х’ани снова свистнула, на этот раз гораздо ближе, и Сантэн увидела среди деревьев приближавшуюся маленькую фигуру. Она виновато сжала пуговицу в руке и положила на дно сумки.
— Х’ани не должна увидеть следы, — повторила она и быстро посмотрела на гору, запоминая — так, чтобы вернуться и найти это место. Потом повернулась, побежала навстречу старухе и повела ее к скрытой долине.
Вечером, занимаясь обычными хозяйственными делами, Сантэн с трудом скрывала нервное возбуждение и отвечала на вопросы Х’ани невпопад. Как только они поели и короткие африканские сумерки закончились, она ушла в свой шалаш и притворилась, что ложится спать, укрыв себя и ребенка шкурой сернобыка. Но хотя лежала неподвижно и старалась дышать ровно, нервничала и тревожилась, пытаясь принять решение.
Не было никакой возможности узнать, кто эти всадники, и Сантэн твердо решила не подвергать бушменов смертельной опасности, однако не менее твердо решила не упускать случай и пройти по этим следам, потому что они обещали спасение и возврат в ее родной мир, уход от трудной жизни, которая сделает ее и ее ребенка дикарями.
— Нам нужен запас времени, чтобы догнать всадников раньше, чем О’ва и Х’ани поймут, что мы ушли. Тогда они не смогут пойти за нами и не будут подвергаться опасности. Пойдем, как только взойдет луна, мой малыш.
