Сурикэ - Эмар Густав (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
— Вам ничего не говорили в Квебеке?
— Вы знаете, что я уже давно в холодных отношениях с господами интендантами.
— Я говорю не о них, граф, имеете ли вы понятие о Жаке Дусе, ювелире?
— Я с ним познакомился в Карильоне, откуда он уехал по делам в Квебек, с тех пор я его больше не видал.
— В таком случае, я ошибся.
— Жак Дусе здесь?
— Разве он вам сказал?
— Ничего, граф, я его об этом не расспрашивал.
— Ну, так что ж?
— Я думал, вы знаете…
— Что? Объясните, мой друг.
В это время они подъехали к селению.
— Посмотрите направо, — сказал Сурикэ. Граф посмотрел.
— Ваш отец, — вскричал он с величайшим удивлением, — здесь! Это странно!
— Не правда ли? Со времени ужасного несчастья, постигшего его сестру, он жил только для мщения, теперь он не выдержал, подал в отставку и отправился в Канаду. Он приехал через Новый Орлеан, имел уже несколько свиданий со своей сестрой, представил меня ей; с его приездом бедная женщина ужасно упала духом, не знаю, что между ними произошло.
— Мой друг, ваш отец человек крутой; трудно на него иметь влияние.
— К несчастью, это совершенно верно; скажите, что делать?
— Надо действовать осторожно и надеяться на успех.
— Я совсем потерял надежду. Отец привез с собой одного знакомого, который, несколько лет тому назад, сыграл со мной шутку, довольно дурно его рекомендующую. Фамилия его Лефериль, он отставной капитан, служил когда-то в Пуату; он было по-прежнему повел со мной речь, желая узнать, такой ли я простак и так ли наивен, как прежде, но я его сразу вывел из этого заблуждения, и он расстался со мной страшно взбешенный.
— Хорошо сделали.
— Но человек этот предан отцу телом и душой.
— Что из этого? Вы теперь не мальчик, имеете свои интересы и убеждения, которые нельзя не принимать в расчет.
— Вы совершенно правы; я не позволю обращаться с собой, как с ребенком.
Путешественники остановились перед большим «калли», построенным под наблюдением Сурикэ; он состоял из двенадцати комнат, хорошо расположенных, непроходных, все комнаты были отдельные, меблированные со вкусом и, главное, хорошо вытоплены; будущие обитатели этого калли легко могли себе представить, что они в Квебеке; дело в том, что в числе прибывших была Марта, и молодой человек желал, чтобы после такого ужасного путешествия она имела весь необходимый комфорт.
Молодую девушку проводили прямо в ее комнату, где ее ожидала Свет Лесов.
— Вы уже знакомы, — с волнением сказал Марте молодой человек. — Это сестра моего отца и, следовательно, моя тетка; она очень несчастная женщина; поговорите с ней, м-ль Марта, вы, наверное, ее полюбите за ее доброту, а ваше расположение будет для нее большим счастьем.
— Мы уже знакомы, — отвечала молодая девушка. — Я полюбила вас с первого взгляда, — прибавила она, обращаясь к несколько сконфуженной женщине и, подойдя к ней, крепко ее поцеловала.
— Вы ангел, — сказал Шарль, целуя руку Марты.
— Да, — отвечала она, смеясь, — сегодня я ангел, а в ваше последнее посещение я была бесенок.
— Это говорил ваш опекун, я ему не верил, — со смехом отвечал Шарль.
Затем он раскланялся и ушел.
Тареа отлично справлялся со своей ролью гостеприимного хозяина относительно бледнолицых; он выказывал врожденную деликатность, удивлявшую приезжих.
Кавалер Леви, новый главнокомандующий, пожелал непременно сопровождать графа Меренвиля.
— Это посещение индейского племени будет нам полезно, — сказал он.
Генерал и граф имели каждый отдельную комнату; хижина, служившая им помещением, вся из дерева, представляла в своем роде чудо искусства; при каждой комнате была отдельная ванная; все было устроено с величайшим вкусом и роскошью, недоступною в пустыне; в этом-то и заключалось чудо; строители, по-видимому, облекли в действительность волшебные грезы тысячи и одной ночи.
К хижине примыкала зала совета, построенная на пятьсот человек с лишком.
Был уже довольно поздний вечер; генерал принимал главных индейских вождей, которых ему представлял Тареа.
Он обошелся с ними ласково, много расспрашивал, и вожди ушли, очарованные его обращением; генерал предложил им присутствовать на суде, чтобы ознакомиться с правосудием белых.
В то же самое время, в той же хижине происходила другая сцена: возобновление знакомства между сыном и отцом после долгой разлуки.
По-видимому, свидание это было таким, каким ему следовало быть, но на самом деле оно имело крайне холодный характер.
Капитан Лебо не узнавал сына; ему казалось, что сын его сильно вырос физически и еще более нравственно; он предчувствовал, что найдет в Шарле скорее противника, нежели союзника, когда граф де Витре сядет на скамью подсудимых.
Напрасно старался капитан расспрашивать сына насчет его намерений; он потерпел такое же поражение, какое уже испытал от Мрачного Взгляда, которого несколько раз принимался допрашивать, т.е. ровно ничего не узнал.
— Понимаете ли, — сказал капитан, оставшись наедине с обычным поверенным всех своих тайн, — понимаете, я ничего не могу добиться ни от сестры, ни от графа де Вилена; они не высказываются, но я чувствую, что они враждебно отнесутся к моим планам.
— Может быть, вы ошибаетесь, мой друг; они поразмыслят и согласятся с вами; ведь, в сущности, чего вы от них ожидаете? Чтобы они помогли привести в исполнение ваш план мщения?
— Больше ничего.
— Все устроится, увидите.
— Я этого очень желаю, но больше всего меня озабочивает мой сын; он сделался хладнокровен, методичен, неузнаваем; прежде, когда с ним говорили о делах, глаза его начинали беспокойно бегать и моргать, и это выводило из терпения всех, кто имел с ним дело, теперь глаза его приняли выражение твердости, проницательности, они полны огня; словом, Шарль смотрится человеком, который знает себе цену и всегда сумеет настоять на своем, вы согласны со мной?
— Друг мой, я хотел возобновить с ним знакомство, но сразу увидал, что теперь он сильнее меня, и, черт меня побери, если я когда-нибудь опять с ним заговорю.
— Ага! Он вас отделал?
— Да.
— Хорошо, но со мной не может быть ничего подобного, он мой сын, и я сумею…
— Позвольте мне сделать вам небольшое возражение.
— Говорите, мой друг, я знаю, что вы дадите мне хороший совет.
— Припомните, что вам говорили о вашем сыне в Квебеке; припомните, как его осыпали похвалами, даже враги отдают ему справедливость и уважают его; он оказал громадные услуги колонии, был очень близок к покойному Монкальму, который, говорят, смотрел на все его глазами; он любим и опирается на покровительство всех, кто пользуется значением в колонии; даже дикари его друзья и исполняют все его желания, теперь ваш сын — человек в полном смысле слова, не ссорьтесь с ним, поверьте мне; к тому же он больше всех способствовал вашему мщению, он захватил графа де Витре среди английской армии. Вы нападаете на него, тогда как обязаны ему благодарностью; к тому же вы жестоко с ним поступили, пожертвовав им в интересах вашей ненависти. Повторяю, если вы вступите с ним в борьбу, это будет столкновение глиняного горшка с железным котлом, которое не принесет вам чести; он одним словом заставит вас замолчать.
— В том, что вы говорите, много правды, но…
— Извините, — прервал его Лефериль, — еще одно слово, если позволите.
— Говорите, друг мой.
— Заметьте, г-н Лебо, что ваша сестра, г-жа де Вилен, и ваш сын пришли к одинаковому мнению без всякого предварительного соглашения и что я также разделяю их взгляд. Как бы месть ни была законна, она теряет все свои преимущества, когда является подражанием позорным деяниям врага, на которого она направлена, Моисеев закон не признается ни одним цивилизованным народом.
— Может быть, вы и правы, но мое решение непоколебимо, я не хочу. Как!.. После того как я похитил эту женщину и отвез ее в Новый Орлеан, я попросту отпущу ее и скажу: я ошибся, уезжайте, до приятного свидания; полноте, это было бы пошло.
