Свирепая справедливость - Смит Уилбур (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Потом сел и приготовился ждать.
Ждал он все утро и, не получив к полудню никаких сообщений от Магды, уверился, что МОССАД решил не мешать его встрече с Калифом. Если бы Магда в этом сомневалась, она уже прислала бы кого-нибудь. Легкий ленч он тоже попросил принести в номер.
Яркий свет полудня постепенно сменился теплым масляно-желтым, от подножий пальм робко поползли тени, солнце пересекало небо по высокой дуге, а Питер продолжал ждать.
До темноты оставался час, когда телефон зазвонил снова. Питер вздрогнул, но быстро взял трубку.
– Добрый вечер, сэр Стивен. За вами приехал ваш шофер, – сказала девушка с коммутатора.
– Спасибо. Пожалуйста, передайте ему, что я сейчас спущусь, – ответил Питер.
Он был одет, поскольку весь день провел, готовый немедленно выйти. Оставалось только положить чемоданчик крокодиловой кожи в шкаф и запереть его. Питер вышел из номера и прошел по коридору к лифту.
Он не знал, предстоит ли ему встреча с Калифом или его увезут из Израиля на «Лире» Магды.
– Ваш лимузин ждет снаружи, – сказала хорошенькая девушка за стойкой. – Желаю приятно провести вечер.
– Спасибо. Хотелось бы, – ответил Питер.
Машина оказалась небольшим японским «компактом», шофер – женщиной, светловолосой, не первой молодости, с дружелюбным некрасивым лицом. «Похожа на Голду Меир», – подумал Питер.
Он сел на заднее сиденье, ожидая слов «Меня послала Магда».
Но женщина только вежливо сказала: «Шалом, шалом», завела мотор, зажгла фары, и машина отъехала от отеля.
В сгущающихся сумерках они спокойно объехали внешнюю стену старого города и начали спускаться в долину Кедрон. Оглядываясь, Питер видел над холмами элегантные новые здания еврейской части города.
Когда он в последний раз приезжал в Иерусалим, тут лежали пустынные развалины: все дома были разрушены арабами.
«Восстановление этого священного для иудаизма места символизирует дух удивительного народа», – подумал Питер.
Хорошее начало для разговора... и он сообщил свою мысль женщине-шоферу.
Та ответила на иврите, явно отказываясь говорить по-английски. Питер попробовал французский – с тем же результатом.
Он решил, что женщине приказали держать язык за зубами.
Когда они огибали нижние склоны горы Олив, спустилась ночь; позади остались последние здания арабского района. Женщина прибавила скорость, дорога была почти пуста. Она полого спускалась в темную неглубокую долину. По обе стороны широкой щебеночной дороги теперь тянулась пустыня.
Небо было чистым, без облаков и дымки, звезды казались большими и ярко-белыми, последние остатки дня таяли позади, на западе.
То и дело мелькали указатели. Питера везли на восток, к Иордану и Иерихону; через двадцать пять миль он увидел в свете фар надпись на английском, арабском и иврите: они спускались в долину Мертвого моря.
Питер снова попытался вовлечь женщину в разговор, но та ответила что-то односложное. Питер решил, что ей нечего ему сказать. Машина взята напрокат. На дверце табличка с названием компании, адресом и тарифом. Женщина знает только пункт их назначения, а это он и сам скоро узнает.
Больше Питер не пытался заговаривать с ней, но оставался настороже и незаметно провел подготовку, как парашютист перед прыжком, по очереди напрягая мышцы, чтобы тело не оцепенело от долгой неподвижности и можно было мгновенно перейти к действиям.
Впереди в свете фар показался светофор на перекрестке; машина пошла медленнее, женщина включила левый сигнал поворота. Свет упал на дорожный знак, и Питер увидел, что они двинулись в сторону Иерихона, отворачивая от Мертвого моря и направляясь в долину Иордана к Галилее на севере.
Над горными вершинами за долиной медленно поднялись бычьи рога новой луны, стало видно окружающую пустыню.
Женщина опять сбавила скорость, на этот раз в самом Иерихоне, старейшем населенном пункте планеты: свыше шести тысяч лет люди живут здесь, и их отбросы подняли город на сотни футов над уровнем пустыни. Археологи уже раскопали обрушившиеся стены, которые пали при звуках боевых труб Иисуса Навина.
«Ну и штука, – в темноте улыбнулся про себя Питер. – Не хуже атомной бомбы».
Выехав из города, машина свернула. Теперь она шла по узкой вспомогательной дороге между многочисленными тесно расположенными сооружениями: сувенирными киосками, арабскими кафе, лавками торговцев древностями; поверхность была неровная, и машина шла медленно.
По-прежнему не очень быстро они поднялись на холмы, и на вершине женщина свернула на грязную тропу. Тончайшая пыль заполнила машину, и Питер чихнул.
Полмили спустя показался щит на подмостках, преграждавший поворот направо.
«Военная зона, – было написано на нем. – Проезд запрещен».
Женщине пришлось прижаться к самой скале, чтобы объехать этот щит; часовые их не остановили.
Неожиданно Питер увидел большой черный утес, встающий прямо перед ним в звездной ночи и закрывающий половину неба.
Что-то ожило в его памяти: высокий утес над Иерихоном, выходящий на долину Мертвого моря; конечно – он сразу вспомнил: сцена последнего искушения Христа. Как это у Матфея? Питер вспомнил точную цитату:
Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их...
«Неужели Калиф сознательно выбрал это место из-за этой мистической ассоциации? И это часть того псевдорелигиозного представления, которое сложилось у Калифа о себе самом?»
Ангелам своим заповедаю о Тебе, и на руках понесут Тебя...
«Может ли быть, что Калиф видит себя наследником абсолютной власти над всеми земными царствами, той власти, которую в древних хрониках называют „шестым ангельским чином“, „престолами“?»
Питер почувствовал, что его дух дрогнул перед столь грандиозным безумием, перед громадным и грозным видением, рядом с которым он показался себе ничтожным и слабым. Страх охватил его, как сеть гладиатора, подточил его решительность, лишил сил. Питер молча сражался с ним, стараясь высвободиться из сети, прежде чем она доставит его, беспомощного, во власть Калифа.
Женщина резко остановила машину, повернулась, включила свет в салоне и несколько мгновений молча смотрела на Питера. Показалось ли ему или действительно на ее старом некрасивом лице промелькнула жалость?
– Здесь, – негромко сказала она.
Питер достал из кармана пиджака бумажник.
– Нет, – она покачала головой. – Вы мне ничего не должны.
– Тода раба, – поблагодарил ее Питер на ломаном иврите и открыл дверцу.
Воздух пустыни был неподвижен и холоден, низкие колючие кустарники пахли шалфеем.
– Шалом, – сказала женщина в открытое окно и резко развернула машину. Свет фар упал на рощу финиковых пальм впереди, потом снова ушел в пустыню. Небольшая машина набрала скорость и двинулась по извилистой дороге обратно, туда, откуда они прибыли.
Питер повернулся к ней спиной, давая глазам привыкнуть к слабому свету рогатого месяца и белому блеску пустынных звезд.
Через несколько минут он двинулся по тропе через пальмовую рощу. Здесь пахло дымом костров, меж деревьев висел голубоватый туман.
Где-то в глубине рощи жалобно заблеяла коза, послышался детский плач – должно быть, там, в оазисе, была стоянка бедуинов. Питер пошел на звук и неожиданно оказался на открытой поляне в кольце пальм. Земля здесь была утоптана копытами множества животных. Питер споткнулся, но тут же восстановил равновесие.
В центре поляны виднелся обнесенный каменным парапетом глубокий колодец с пресной водой. Над парапетом был примитивный блок, рядом располагался еще один темный предмет, который Питер не сразу опознал. Темный и бесформенный, он находился на самом парапете.
Питер осторожно двинулся к нему и почувствовал, как у него екнуло сердце: предмет пошевелился.
Человек в длинной просторной одежде, касавшейся песчаной почвы; казалось, он плывет в темноте.
Фигура сделала несколько шагов, и Питер увидел, что ее голову закрывает монашеский капюшон из той же темной шерсти, и лица в темноте не видно.
