Божество реки - Смит Уилбур (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
В глазах царя промелькнула лукавая искорка.
— Я что-то не припомню человека, который бы соответствовал этому описанию. — И он улыбнулся мне. Ребенок изменил душевное состояние фараона. С рождением Мемнона он стал почти веселым. В какой-то момент мне даже почудилось, что вот-вот подмигнет мне. Однако новое отношение к жизни не заходило слишком далеко.
Царица продолжала не смущаясь:
— Затем нам нужен человек, сведущий в воинских науках и владеющий оружейными приемами, способный научить царевича всему, что следует знать воину. Он, мне кажется, должен быть молод и из знатной семьи. Разумеется, должен быть надежен и верен короне.
— А на это место ты кого предлагаешь, дорогая? Немногие из моих воинов обладают этими достоинствами. — Я не думаю, что в словах фараона таилась хитрость или злоба, однако госпожа моя совсем не глупа. Она грациозно склонила голову и сказала:
— Наш царь мудр и знает, кто среди его военачальников лучше всего соответствует этой роли.
На следующей аудиенции царь объявил учителей царевича. Раб и врач Таита должен был отвечать за обучение царевича Мемнона наукам и благородному поведению. Это почти никого не удивило, но следующие слова царя сразу вызвали шум в рядах придворных:
— За обучение царевича оружейным приемам, военной тактике и стратегии с этой минуты будет отвечать Великий Лев Египта, вельможа Харраб. — В соответствии с новыми обязанностями вельможа Харраб должен был посещать царевича в начале каждой недели, если только не находился на войне.
В ожидании постройки нового дворца на другом берегу реки моя госпожа переехала из гарема дворца фараона в отдельное крыло дворца великого визиря, выходившее на водный сад, построенный мной для ее отца. Это соответствовало статусу старшей жены и царицы, а еженедельные аудиенции, которые царевич Мемнон устраивал своим официальным учителям, проходили в беседке в присутствии царицы Лостры. Очень часто там же находился десяток придворных и других сановников, а иногда фараон сам являлся туда со всей свитой. Поэтому мы чувствовали себя очень скованно.
Однако время от времени оставались одни. В первый же раз, когда были вчетвером, царица Лостра положила царевича на руки его настоящего отца, и я видел, с какой безумной радостью смотрел Тан на лицо своего сына. Мемнон отметил это событие — его стошнило на торжественный наряд отца, но даже это не заставило Тана передать мальчика матери.
С этого дня мы старались приберечь все важные события в жизни ребенка для Тана. Он дал ему первую ложку каши. Царевич был настолько напуган незнакомой пищей, что скорчил рожицу и выплюнул противную смесь, забрызгав себе подбородок, а потом заорал во все горло, требуя материнского молока, чтобы промыть рот. Царица Лостра взяла его на руки, а Тан зачарованно смотрел, как она дала ему грудь. Вдруг Тан протянул руку и выдернул сосок из маленького ротика. Это позабавило всех, кроме царевича и меня. Мемнон был разгневан такой грубой шуткой и не стал этого скрывать, я тоже был потрясен. Я уже представил себе, что царь входит в беседку, где Великий Лев Египта держит в ладони царскую плоть и не торопится ее отпускать.
Когда я попытался возражать, госпожа сказала мне:
— Не будь такой старой гусыней, Таита. Мы только пошутили немного. Это невинная шутка.
— Да, шутка. Однако я что-то сомневаюсь в ее невинности, — пробормотал я, так как видел, как загорелись их глаза от этого прикосновения. Я чувствовал взаимную страсть в воздухе, как приближение грозы. Я знал, что они не смогут долго сдерживаться, и даже сильнейшее чувство долга и честь Тана в конце концов будут сломлены его великой любовью и ответной страстью царицы. В тот же вечер я посетил храм Гора и принес обильную жертву. Потом молился и просил бога:
— Пусть пророчества лабиринтов Амона-Ра сбудутся без задержки, они больше не могут терпеть. Если они не выдержат, это принесет смерть и позор нам всем.
Иногда людям лучше не вмешиваться в дела Судьбы. Наши мольбы сбываются неожиданно и совсем не так, как мы хотим.
Я БЫЛ ВРАЧОМ царевича, но, по правде говоря, он почти не нуждался в моем искусстве. Природа наделила его крепким и обильным здоровьем отца и ранней силой. Аппетит и пищеварение были образцовыми: что бы ни оказывалось у него во рту, он все пожирал с львиной жадностью, а через положенное время извергал с противоположного конца тела с нужной периодичностью и в нужной консистенции. Он спал не просыпаясь, а когда просыпался, громкими воплями требовал пищи. Когда я показывал ему палец, смотрел на него и следил, как тот двигается перед его огромными темными глазами. Стоило только пальцу оказаться в пределах досягаемости, малыш тут же хватался за него и пытался сесть. Он научился этому раньше, чем любой другой ребенок, за которым мне приходилось наблюдать. Встал и пополз в таком возрасте, в каком другие дети только впервые садятся. Сделал первые неуверенные шаги тогда, когда другие только начинают ползать.
Тан был с нами в тот знаменательный день. Последние два месяца он отсутствовал со своим войском, так как отряды красного узурпатора захватили город Асют. Этот город был ключом нашей обороны на севере, и фараон приказал Тану отправиться вниз по реке со всем флотом и вернуть город.
Много позже Крат мне рассказывал, какой жестокой была битва, но в конце концов Тан пробил стену и во главе своих синих ворвался в город. Они изгнали войска самозванца и преследовали их далеко за границами Нижнего царства по залитым кровью дорогам.
Благодарные жители Фив торжественно встретили Тана, а фараон наградил его еще одной золотой цепью — «Золотом доблести» — и приказал возместить невыплаченное жалованье войскам, добившимся этой победы.
Тан пришел в беседку после встречи с фараоном. Мы уже ждали его. Я встал у входа сторожить влюбленных, а Тан и госпожа обнялись со всей страстью, какая накопилась в сердцах за время разлуки. В конце концов мне пришлось развести их, поскольку объятия могли завести слишком далеко.
— Вельможа Тан, — резко позвал я, — царевич Мемнон в нетерпении. — Они неохотно отошли друг от друга, и Тан пошел к ребенку, лежавшему нагишом на покрывале из шкур шакала, которое я постелил для него в тени. Тан опустился перед ним на колено.
— Я приветствую вас, ваше царское высочество. Я принес вам весть о торжестве нашего оружия… — шутливо приветствовал Тан. Мемнон вскрикнул, узнав своего отца, затем его внимание привлекла блестящая золотая цепь. Мощным усилием он встал на ноги и сделал четыре широких шага, а потом схватил цепь и повис на ней.
Мы все приветствовали этот подвиг, а царевич Мемнон держался за цепь и оглядывался со счастливой улыбкой, принимая похвалы как должное.
— Клянусь крыльями Гора, у него такой же острый глаз на желтый металл, как у тебя, Таита! — рассмеялся Тан.
— Влечет не золото, а подвиг, — объявила моя госпожа. — В один прекрасный день на его груди тоже будет сверкать «Золото доблести».
— Без сомнения! — Тан схватил мальчика и высоко подкинул вверх, а Мемнон заверещал от удовольствия и стал болтать ногами, требуя еще.
Для Тана и для меня новые события в жизни ребенка означали смену времен года почти так же ясно, как и подъем воды в реке. С другой стороны, самое важное в жизни моей госпожи происходило в те часы, которые она проводила с ребенком и Таном. Каждый промежуток между посещениями Тана казался ей слишком долгим, а каждое его посещение — слишком коротким.
ПОЛОВОДЬЕ в то лето было столь же благоприятным, как и предыдущее, предсказанное на церемонии вод в Элефантине. Вода сошла, поля заблестели под новым слоем черной грязи, а ее, в свою очередь, скоро скрыла густая зелень зерновых и овощей. Когда царевич сделал свои первые шаги, кладовые Египта были заполнены до отказа и даже чуланы беднейших египтян ломились от припасов. На западном берегу реки уже возвышался дворец Мемнона, а война на севере приносила нам удачу за удачей. Боги улыбались фараону и его царству.
