Похождения авантюриста Гуго фон Хабенихта - Йокаи Мор (читать книги без сокращений .TXT) 📗
— Ну, парень, — басовито промычал он, опершись локтями на двуручный палаш для отсечения голов. — Ты еще жив? Можешь приподняться на колени? Правую руку можешь поднять? Ну, оставайся на коленях да подымай руку. Клянись, что идешь в гайдамаки, а то будешь валяться среди трупов.
Я, правда, кое-что слышал о гайдамаках, но без особых подробностей. Хорошенько узнал их позднее, а в ту минуту кто и для чего меня вербовал — не все ли равно. Да, конечно, говорю, иду к вам, в живых только оставьте.
— А ты кем раньше был? — пробурчал рыжий. — Землю пахал или, может, из дворян?
Вряд ли я так уж солгал, сказав, что всю жизнь мыкался, разве что мух с голоду не ловил.
— Оно и ладно. Дворяне нам ни к чему. А теперь тебе испытание.
Он свистнул, и двое здоровенных молодцов вывели из пещеры девушку необычайной красоты. Ни милее, ни краше я в жизни своей не видывал. Лицо бело-розового оттенка, глаза синие, губы изящные, нежные — вижу так ясно, будто она и сейчас передо мной: стройная, высокая, светло-золотые волосы свободно струятся до лодыжек.
— Ну, приятель, испробуем тебя, — возгласил рыжий. — Бери палаш да отруби-ка девице голову. Это похищенная нами барышня из благородных. Родителей мы известили: чтоб к сегодняшнему утру прислали выкуп, а иначе пусть ждут голову дочери. Денег от них нет, а мы крепко держим слово. Руби! — И подал мне двуручный палаш.
Девушка опустилась на колени в мягкую траву, убрала золотые свои волосы, покорно обнажив белоснежную, дивную шею. А я, выходит дело, руби.
Бросил я палаш под ноги рыжему:
— Бери на себя грех, рыжий черт! Я не отрублю голову прекрасной девице, хоть на куски меня разорви!
— Ага! — усмехнулся рыжий, — вот ты себя и выдал. Будь ты простым парнем взял бы палаш да и рубанул, а не стал дожидаться, пока я тебе голову снесу. Ты, видать, из благородных, скорее своей головой поплатишься, нежели девицу убьешь. Ладно. Падай на колени, а девица тебе голову отрубит. Это моя дочь.
Девушка быстро поднялась, и рыжий протянул ей палаш: схватила она легко одной рукой палаш и резким поворотом головы откинула волосы.
Есть у меня хорошая привычка не теряться в минуту крайней опасности. Когда прелестная девица подняла палаш, глаза ее заблестели и ноздри расширились. Угрожающе сверкнули зубы в раскрытых розовых губках, словно желая укусить. Разметались по ветру длинные волосы… топнув ногой, она крикнула: «На колени! Молись!» Мало кто в этот момент не похолодел бы от страха.
Но я звонко рассмеялся и сказал:
— Не хочу молиться и на колени падать. И с головой прощаться не собираюсь. Я еще вам пригожусь, а пока что прошу твою дочь в жены. И если за год не заслужу ее руки — можешь со мной делать что хочешь.
Предводитель гайдамаков встретил мое предложение гримасой голодного волка перед прыжком на ягненка.
— Подумай прежде, чего себе желаешь, — возразил он, жестоко усмехаясь. — У моей дочери в обычае, если кто хочет взять ее в жены и не может выполнить ее условий, пытать того медленно и до смерти. Если она все твое тело истыкает ежовыми иглами, считай — так, для пробы.
— Это уж не твоя забота, — бросил я.
Гайдамак протянул мне руку. Я сразу понял — он задумал сжать мою, чтобы кровь брызнула из-под ногтей. Но я выстоял глазом не моргнув, адски болевшей рукою возьми да и ущипни разбойничью дочь за румяную щечку. Она меня, правда, по руке огрела, зато гайдамакам моя стойкость по душе пришлась.
Однако нежничать нам было некогда — судя по шуму и крикам, главные силы татар настигли разбитый авангард, и нам теперь противостоял стократ сильнейший противник.
Предводитель в приближении опасности и бровью не повел. По его знаку разбойники подожгли поваленный лес одновременно в пятидесяти местах. Все, кому удалось уцелеть после побоища, попрятались там, под сломанными деревьями, а теперь они — хоть пленники, хоть татары — обречены были сгореть! Отчаянные вопли из долины еще долго неслись нам вслед, когда мы поднимались, обремененные добычей, а покинутый склон напоминал великана, окутанного огненной мантией. Пока лес не превратится в пепел, татарам путь закрыт, и мы могли исчезнуть в горах.
Оружия мне не дали, зато навьючили огромный мешок, дабы я не забыл ослиной своей должности.
До утра мы ни разу не остановились — гайдамаки предпочитали ночные переходы. Видно, хорошо они знали леса, ущелья и расселины. Лишь на утро мы разложили огромный костер, но удовольствовались скудной трапезой.
— Как тебя зовут, — спросил главарь.
— Ярослав Тергуско, — назвал я первое имя, что пришло на память. Так звали отца Маринки: если уж ничего другого я не смог у него украсть, то решил по крайности присвоить его имя.
Около полудня мы продолжили путь и безлюдными тропами углубились в лабиринт ущелий. Наконец очутились в глубокой низине перед расколотой надвое скалистой стеной: одна ее половина выступами и впадинами хотела, казалось, сомкнуться с другой, и потому зазор вверху, казалось, был еще теснее, чем нижняя расщелина; когда я увидел узкую полоску неба и мелькающие клочья облаков, мне почудилось, будто одна скала падает на другую. Так мы подошли к лагерю гайдамаков, недоступной силам человеческим твердыне.
В повернутой к югу скале на высоте десяти саженей виднелся широкий вход в пещеру. Крутизна скалы шла резким наклоном вперед, верхний край ее выступал козырьком, так что спуститься в пещеру по веревке нечего было и думать.
Каким же способом попадали в пещеру гайдамаки? Загадка любопытная.
С противоположной скалы, немного выше хода в пещеру, бил горный источник. Пока гайдамаки не обосновались в пещере, этот ручей через глубокую расщелину струился в долину. Разбойничий люд по роду своих занятий часто преследовался вооруженной челядью владетелей окрестных усадеб и замков, и, само собой, разбойники не могли добраться до источника, если проход в скалах занимал противник. И когда кончалось вино, начинались муки жажды.
Придумали они соединить обе скалы мощными древесными стволами, просмолили выдолбленный желоб, заделали дно прочной жестью; вырубили в скале канал и отвели весь ручей в собственную пещеру. Поток давал сколько угодно воды и одновременно приводил в действие хитроумную мельницу. Колесо крутило тяжелую цепь с привязанными вместительными корзинами. И могли гайдамаки с помощью такой машины возвращаться домой или покидать пещеру, когда им заблагорассудится. Не более двух часов требовалось для подъема или спуска всего отряда посредством вечно работающей мельницы.
Это устраивало гайдамаков, но отнюдь не окрестных господ. Изменивший русло, укрощенный поток падал в пещеру напротив и, раз вода ее не заполняла, оставалось полагать, что струи стекали в каменные трещины и где-то находили выход.
Это доставило немало огорчений владетелю долины — князю Шинявскому: без воды остались мельница, лесопилка, рудообрабатывающая мастерская и кожевенная фабрика. И крестьяне, что жили ткачеством, подались кто куда — лен без воды не отбелить.
Но графу Потоцкому, владевшему богатыми соляными копями с другой строны горы, пришлось еще хуже. Весь горный склон — сплошь соль, озерцо, образованное подземными ключами, — солоно и непригодно к употреблению. Но когда гайдамаки изменили русло ручья Острог, не мог уразуметь славный граф Потоцкий, что же такое произошло в копях и как пресная вода затопила самые богатые шахты. Затыкали источник в одном месте, он бил в десятке других. И много времени прошло, пока знатные эти господа нашли причину своих несчастий. Тогда решили они объединить силы и выкурить дьявольских гайдамаков из пещеры в скалах.
Пока лиходеи грабили караваны, знатные господа еще терпели их бесчинства, но история с водой побудила к решительным действиям.
Задуманный поход против гайдамаков пришлось отложить из-за войны с венграми и шведами. Местные владетели со своими отрядами присоединились к войску. Однако война подошла к концу, татарская конница двинулась в Крым; настало время отомстить гайдамакам, а именно: подвергнуть их логово правильной осаде.
