Тунеядцы Нового Моста - Эмар Густав (полные книги .txt) 📗

— Ваше преподобие, — обратился он к нему, — я знаю вас с самого детства, так как вы в продолжение многих лет жили в Моверском замке. Во все время вашего пребывания там вы ни разу не могли пожаловаться на негостеприимство или невнимание к вашей особе; потому прошу вас искренне ответить мне на мои вопросы; если ответы будут удовлетворены, я возвращу вам ваше письмо нераспечатанным.

Пастор выпрямился, поклонился всему собранию и твердо отвечал:

— Господин граф дю Люк де Мовер, я всем обязан вашему семейству; вы родились на моих глазах, и, несмотря на разделяющее нас расстояние, я могу сказать, что люблю вас как родного сына. Я считал бы бессовестным, даже несмываемым преступлением, сделать что-нибудь против вас. Верьте мне, граф, так же как все я, желаю победы нашей святой религии и во всякое время готов, если это будет нужно, пролить свою кровь за святое дело.

— Хорошо, ваше преподобие; я и не ожидал от вас другого ответа. Возьмите обратно письмо и не сердитесь на некоторую грубость сегодняшнего поступка с вами.

— Я нисколько не в претензии за это, граф, — заверил его пастор с почтительным поклоном, — но очень рад, напротив, случаю видеться с вами, несмотря на испытанный мною вначале страх. Распечатайте это письмо, и вы увидите, что при всей моей ничтожности и я приношу свой камень на постройку общего здания.

При этих словах между протестантами раздался одобрительный шепот. Граф встал и собственноручно поставил стул пастору.

— Прошу вас присесть и откровенно рассказать нам, в чем дело, так как теперь, надеюсь, все ваши опасения должны исчезнуть.

— Я готов исполнить вашу просьбу, граф, но еще раз прошу вас распечатать письмо.

— Вы этого хотите?

— Непременно, — подтвердил тот с поклоном.

Граф открыл лежавший перед ним на столе пакет с письмами и внимательно осмотрел надписи на каждом из них.

Только легкое движение бровей на минуту выдало его волнение, когда он нашел между ними письмо на имя графини.

— Вот, — сказал он, — письмо на имя особы, с которой вы, по всей вероятности, продолжаете видеться; прошу вас передать ей его при свидании.

И он протянул письмо пастору, взявшему его, не говоря ни слова.

Затем, дойдя до второго письма, граф с улыбкой спросил пастора:

— Все ли вы еще желаете, чтоб я его распечатал?

— Больше, чем когда-нибудь.

— Ну, так исполним ваше желание!

Он распечатал письмо и стал читать его про себя.

В комнате воцарилось такое молчание, что слышно было, как пролетит муха.

Все взгляды с боязливым вниманием устремились на бледное лицо графа.

Через несколько минут он поднял голову.

— Милостивый государь, — сказал он пастора, спокойно стоявшего перед ним, — все ли верно, что здесь написано?

— Я не знаю содержание письма, но если оно подтверждает вам уже раз сказанное мною, то есть что все мои помыслы обращены к нашей религии, то, без сомнения, оно говорит правду.

— Послушайте, друзья мои, — обратился Оливье к окружавшим его дворянам, — вот что пишет маркиз де Фава его преподобию отцу Грендоржу. Письмо коротко, но содержание его имеет для нас большое значение.

— Читайте, читайте, мы вас слушаем! — вскричали протестанты, вставая с мест.

Граф стал читать.

Мы не будем распространяться о заключавшихся в письме подробностях, но скажем только, что оно показывало, с какой преданностью и каким самоотвержением служил отец Грендорж святому делу протестантской религии и сколько помощи оказал ей в это бедственное для нее время.

Когда граф кончил, все вельможи окружили священника, осыпая его самыми горячими приветствиями.

— Так как это происшествие кончилось благополучно, — сказал капитан Ватан, когда снова установилась тишина, — неплохо было бы нам возвратиться к прерванному разговору.

— Граф де Мовер наш начальник, — заявил барон де Сент-Ромм, — и ему одному принадлежит право начертать план наших действий.

— Только не теперь, господа, — отвечал граф, — вы сами слышали из письма маркиза де Фава, что Беарн, Наварра и другие провинции, принадлежавшие к владениям покойного короля Генриха Четвертого и крайне возмущенные несправедливой политикой герцога де Люиня, восстали, решив употребить все силы, чтоб не подчиниться требованиям Людовика Тринадцатого и сохранить свои привилегии. Повсюду восстают наши братья, жертвуя имуществом и вассалами для поддержания своих прав, которых так несправедливо не хотят признавать за ними. В Париже некоторые из наших пасторов с отцом Грендоржем собрали весьма значительные суммы и отослали их в Ла-Рошель.

— Да, — подтвердил граф д'Орваль, — все это мы теперь знаем, но не понимаем только, каким образом ведется война.

— Действительно, — прибавил барон де Круасси, — последние новости, полученные нами, говорили о разногласиях между нашими начальниками; герцог де Роган находил между прочим, что не настала еще минута для решительного восстания, и хотел идти наперекор общему собранию в Ла-Рошель.

— Тем более, — вновь вступил в разговор граф д'Орваль, — что король располагает теперь значительными силами, и раз мы уже были застигнуты врасплох.

— Все это совершенно верно, господа, — заметил граф дю Люк, — герцог де Роган действительно всеми силами старался воспрепятствовать войне: он боялся, что все наши усилия будут тщетны вследствие несогласий, возникших между начальниками протестантов. Но герцог тем не менее всей душой предан нашей религии и всегда поступает согласно с общим желанием. Чтоб защищать наше дело, он вступил в борьбу, не слушая выгодных предложений герцога де Люиня. Прежде все города отворяли свои ворота войскам коннетабля, теперь уже далеко не то, господа; лев проснулся, и королевские войска со страхом остановились перед ним. Герцог де Роган, оставив в Кастре свою супругу, уехал в Ла-Рошель, в то время как брат его заперся в Сен-Жан-д'Анжели, решившись защищаться до последней крайности.

Это сообщение было прервано криками восторга.

— Это еще не все, господа, — произнес Оливье. — Герцог де Роган уведомил меня о своем намерении снабдить гарнизон Монтобана; он желает его и Ла-Рошель сделать главным средоточием нашей религии.

— А мы, а мы! — вскричали с жаром дворяне, энтузиазм которых был возбужден в высшей степени.

— Терпение, господа! — отвечал, улыбаясь, граф. — Герцог де Роган не забывает вас; но как ни велико его желание иметь вас подле себя, он просит еще немного потерпеть. Герцог наш начальник, и все мы клялись ему в повиновении. Не беспокойтесь, господа, он скоро обещал прислать сюда своего молочного брата господина де Лектура; это послужит нам сигналом к отъезду. Трое из вас, господа, получили приказание сегодня же оставить Париж и в самом скором времени отправиться в Кастр, к герцогине де Роган. Для этой поездки назначены: де Молоз, де Бойе и де Бофор.

— А, слава Богу! Вот приятное известие! — весело воскликнул де Бофор.

— Злодей радуется, что уезжает от нас! — проговорил, смеясь, барон де Круасси.

Все окружили выбранных дворян, поздравили их и затем собрались расходиться по домам.

Только что они хотели отворить двери, как услышали голос Бонкорбо, громко запевшего одну из старых песен Клемана Маро 27.

— Тише, господа! — поспешно призвал к осторожности Оливье. — Нас предупреждают об угрожающей опасности.

— О, — смеясь, отозвался де Молоз, — теперь не время ловить нас, как мышей в мышеловку!

— Но откуда же нам выйти? — спросил барон де Круасси.

— Я заранее обезопасил вас в этом отношении; торопитесь, нельзя терять ни минуты!

— Но как же выйти? — забеспокоились дворяне.

— Очень просто, господа, вот через это окно. Против него есть сарай, в глубине которого вы увидите дверь, выходящую в поле: идите же, счастливого пути! Вас, господин пастор, прошу остаться со мной, так как вам не угрожает никакая опасность.

— Вы не пойдете с нами, граф де Мовер? — осведомился д'Орваль.