Шесть серых гусей - Кулонж Анри (список книг .TXT) 📗

— Многие так и не поднялись из крипты, — сказал Феличе, увидев его. — Пойду спущусь узнать, что там происходит.

Ларри едва успел сказать, что пойдет с ним, как земля тихо ушла у него из-под ног, и ему показалось, что он падает в бездонный колодец.

Очнулся он от невыносимой боли в желудке. Сознание медленно возвращалось к нему. Ничего больше не болело. Он ощупал голову, но раны не нашел. Наверное, его ударило по голове камнем, вылетевшим из свода. У него путалось сознание, и он плохо помнил, что случилось накануне. Накануне? Этой ночью? Недавно? Он не знал, сколько времени прошло. Вероятнее всего, Феличе оттащил его в спасительную расселину и забыл о его существовании. Ларри не слышал ни звука, а перед глазами все качалось в тумане, словно трап корабля. Пытаясь сориентироваться, он взглянул на покрытые пылью часы, но оказалось, что они стоят. Когда к нему окончательно вернулась ясность мысли, он задался вопросом, не поставил ли длительный обморок его в то положение, которого он в глубине души желал, но на которое не имел достаточно храбрости решиться: дождаться, пока монахи и беженцы покинут разрушенное аббатство, чтобы свободно по нему побродить… Новый приступ боли напомнил ему о том, что у него не было ни еды, ни воды. Тем хуже. Он вдруг понял, что не в состоянии покинуть эти разбитые стены, где, как он смутно чувствовал, ему хотели подать какую-то весть. Он с трудом поднялся и сделал несколько неуверенных шагов. Мертвенно-бледный свет уходящего дня, какой всегда бывает после катастрофы и какой освещал то болото, в котором констебли нашли тело Элис, озарял руины аббатства. Ему показалось, что он слышит голоса, и насторожился, но вскоре понял, что ошибся. Вокруг стояла звенящая и какая-то нереальная тишина. Даже выстрелы раздавались теперь редко и где-то вдалеке, словно огромный монастырь, дорого заплативший за право не быть ни стратегической целью, ни мишенью, превратился в неровную местность, в хаотическое нагромождение скал.

Он пробрался через окружавшую бывшую базилику галерею в ту часть монастыря, которая, как ему показалось, пострадала меньше, чем та, откуда он пришел, и едва узнал место: это был зал, в котором еще сегодня утром он беседовал с отцом Мауро. Высокие готические стулья были разнесены в щепки, картины разбиты. Одна из дверей раскололась надвое, словно дуб, в который ударила молния. Перешагивая через обгоревшие обломки, которыми был усеян пол, он вошел в помещение, когда-то бывшее библиотекой.

Ужасное зрелище! Все обрушилось. Отколовшаяся лепнина усеивала пол, деревянные панели отделились от стен и являли собой жалкое зрелище. Машинально он просунул руку между деревом и каменной стеной, но не обнаружил там ничего, кроме паутины и высохшей плесени. Помещение напоминало дурной сон со смещенной перспективой. Почерневшие доски взметнулись к небу, словно виселицы: это было все, что осталось от бесконечных рядов книжных полок, когда-то закрывавших стены. Только один чудом оставшийся нетронутым аналой стоял на прежнем месте и, казалось, ждал, чтобы чья-то осторожная рука положила на него Часослов или украшенную миниатюрами рукопись. У его ног лежала одна из табличек, обозначавших разделы собрания. «Литераторы», — прочел он, взяв ее в руки.

— Представьте себе, — раздался голос позади него, — они все-таки осмелились.

Он медленно обернулся. Отрешенно-спокойный старик, почти не заметный на фоне разрушенных стен, стоял у двери, опираясь на свою палку. Голос его звучал устало и неестественно ровно. Ларри не удивился, потому что был уверен, что окаменевший в своем отчаянии хранитель руин никогда не покинет свой пост. Он подошел к монаху.

— Вы ранены! — воскликнул он.

По щеке старика, бледной как пергамент, стекала струйка крови.

— Это ничего, меня поцарапало осколком камня, — ответил отец Мауро, вытирая лицо рукавом сутаны.

— Я волновался, — сказал Ларри. — Вы ушли от отца аббата…

— Все-таки вы выпустили синиц, — с упреком сказал библиотекарь.

— Когда я увидел, что самолеты возвращаются… Я вас потерял и думал сделать как лучше. Но я уже говорил, что, по-моему, птицы не улетят слишком далеко.

Отец Мауро грустно кивнул.

— Наверное, вы правы, — сказал он.

— Во всяком случае, хорошо, что книги уехали вовремя, — продолжал Ларри. — Представьте себе, святой отец, в каком бы вы были отчаянии, если бы они не были сейчас в безопасности в Ватикане…

— Придется признать, что полковник Шлегель оказался прав, — нехотя произнес отец Мауро, осторожно проходя в библиотеку. — Я не могу оторваться от этого места, — продолжил он упрямо. — Пятьдесят лет в этой… не решаюсь сказать… комнате… Мой стол стоял вот тут…

Он указал на узкую щель в полу, вокруг которой ощетинились заостренные доски, напомнившие Ларри волчий капкан в гараже у Домитиллы.

— Почему, ну почему они это сделали?.. — простонал отец Мауро.

— Повторю вам то, что уже говорил отцу приору. Этой ночью я слышал, что говорили солдаты союзников. Они только и думали о том, как бы разрушить этот длинный горделивый и вызывающий фасад, возвышавшийся над ними. Понимаете, они были уверены, что в монастыре полно немцев… Офицеры просто произнесли вслух то, что думали все солдаты.

Отец Мауро удрученно пожал плечами.

— Вы видели, что случилось со статуей святой Схоластики? — вздохнул он. — Голова отбита, в шее зияет дыра… Открытая книга, символ собранных в этих стенах знаний, лежит у ее ног… А голубки, сидевшие на книге, отброшены на много метров в сторону… Надо будет воспользоваться последними лучами солнца и попытаться собрать осколки.

— Статую можно восстановить, святой отец, — сказал Ларри, пытаясь как-то успокоить старика. — Важно, что мощи находятся в безопасности в Риме.

— Знаю, знаю… — согласился отец Мауро.

— Я пойду с вами, — сказал Ларри. — Постараемся не отходить далеко друг от друга.

— Тем более что у меня в келье есть небольшой запасец хлеба и воды, — сказал отец Мауро. — Это позволит нам продержаться.

— Хлеб и вода! — воскликнул Ларри. — Какое пиршество нас ожидает, святой отец!

Отец Мауро не ответил на шутку. Поддерживая друг друга, они вышли на разоренную галерею, стараясь обходить препятствия. С каждой минутой становилось темнее.

— Только об одном я не жалею: о портретах наших аббатов, висевших на этих стенах, — сказал отец Мауро. — Их сердитые взгляды сопровождали меня всякий раз, как я отправлялся работать! Я постоянно чувствовал себя виноватым. Может быть, и лучше, что их изображения не пережили бомбежку, потому что они многое могли бы поставить мне в упрек: еще до того, как книги увезли, я перестал серьезно работать. С тех пор как тут появился маленький послушник, моя душа не знала ни минуты покоя. И братия постоянно напоминает мне об этом. Я протестовал против его присутствия, но это был vox damans in deserto 123.

— Вы все время говорите о нем!

— Вы же понимаете, что это он поставил непонятно куда и как книгу, о которой я говорил вам утром, обнаруженную полковником Шлегелем в отделе богословия. Книгу о туканах. Он ничего не хотел делать как следует! Впрочем, серьезных поручений ему никто и не давал. А мне этот том помог усовершенствовать мои скромные познания в орнитологии.

— Так вы в него все-таки заглядывали! — бросил Ларри шутя. — А ведь синицы совсем не похожи на экзотических птиц…

Отец Мауро состроил смешную гримасу.

— Меня смертельно уязвило замечание Шлегеля, и прежде чем поставить книгу на место, я машинально ее пролистал, может быть, для того, чтобы попытаться найти объяснение действиям послушника. Тогда-то я и заметил… Вы ничего не слышали? — вдруг прервал он сам себя.

— Нет, святой отец, — ответил Ларри, едва скрывая нетерпение. — Что вы заметили?

— Листок с несколькими рукописными строчками, приклеившийся к форзацу. Я прочел его, осторожно отклеил и, поскольку не понимаю язык Шекспира, отнес в свою келью, чтобы показать отцу архивариусу прежде, чем тот должен был отправиться в Рим сопровождать мощи. Он-то и сказал мне, что это дарственная.